КОВРИК, или ЖИЗНЬ ПРОХОДИТ
грустная сказка
Папа долго пытался вбить гвоздь в стену. Он очень торопился, - на день рождения Дочки был куплен красивый Коврик. Его как можно скорее следовало повесить.
Коврик был синий-синий, как небо в ясный день. Оранжевое солнце сияло в центре. По углам росли белые березки, по краям - цветочки. Сам Коврик был такой нарядно-гордый, что гости, которых пригласили на праздник, украдкой поглаживали зеленую травку и разноцветные лепестки.
Летел мимо Комар, да как запищит: «Красиво!» Села на солнце Муха и удивилась; «Не жарко». Пчела никак не могла понять, почему цветы не пахнут? Дочка часто проводила рукой: «Шелковистый ты мой, мягонький!»
Так и висел Коврик на радость всем.
Так прошло много лет.
Назойливого Комара давно прихлопнули.
Муха дождалась лета и поменяла место жительства. С тех пор ее никто не видел.
Дети Пчелы собирают мед в соседнем саду.
Дочка выросла и уехала.
Коврик постарел. Цветы на нем засохли. Листья пожелтели и облетели с берез. Солнце поблекло и стало тусклым, а небо - серым и хмурым. Больше никто не называл его Ковриком. Он стал простым обычным ковром. И уже не радовал глаз своими яркими красками. Тогда его сняли со стены и бросили на пол. На место, где он висел, поместили большой портрет Дочки.
Ковер вначале обрадовался. Он думал, что его положили на пол для того, чтобы он мог видеть свою любимицу. Но это было его большим заблуждением. Он еще не знал, что теперь его ждет совершенно другая жизнь. И эта жизнь была полна боли и страданий.
Долго он не мог понять, что хуже, тапочки, которые противно шаркают и протирают и без того некрепкий ворс, или каблуки, больно впивающиеся в полуистертый узор. Привычной стала и тяжесть стульев. Но унизительнее всего было терпеть бесцеремонную суету веника. Хотя и в таком положении бывали свои прелести. Раз в месяц Ковру прописывали полный массаж. И урчащий пылесос приводил в порядок остатки его былой красоты.
Все позабыли его былое величие. Ковер и сам, изредка глядя на портрет Дочки, тяжело вздыхал и печально вспоминал то веселое время, когда он всем нравился.
Но однажды утром он проснулся от грохота. В комнате творилось что-то невообразимое. Стулья убрали, его свернули и потащили на улицу. Там повесили на качели, вернее, на то, что от них осталось, и долго избивали палками. Ковер от боли даже перестал соображать.
- За что? - хотелось закричать ему, но он только закашлял густой пылью. Плакать не позволила гордость.
- Смотри, как новый, - постаревший Папа устало вытирал пот с лица, - «Может, повесить его обратно?» - Но вопрос повис в воздухе, и тогда Папа, пыхтя, поволок Ковер в комнату.
- Дочка едет, Дочка... - разносилось по дому. Родители суетились на кухне, гости бесцельно бродили по комнатам, а Ковер...
А Ковер затаился. Он понял, что пришел его час. Вот еще мгновенье, и войдет она, его любимица!
- Что же это такое, - изумится она. - Почему мой Коврик валяется на полу? Кто позволил издеваться над такой красотой?
Всем станет стыдно. И он снова окажется на стене. А гости, как и тогда, восхитятся его яркими красками и шелковистость…
Тогда уж он… Но додумать свою приятную мысль ковер не успел. Он никогда не смотрелся в зеркало и не знал, как он выглядит на самом деле? Только ведь надеяться нельзя запретить никому, даже старому ковру. Так за этими радужными мечтами он не заметил, что Дочка уже приехала.
Ковер не верил своим глазам. Какая-то толстая тетка восторженно трогала мебель и со слезами на глазах повторяла: «Дом, мой миленький дом». Она долго стояла перед портретом девочки-подростка со смешно распахнутыми глазами и покачивала головой. Ее каблуки больно впились в ворс. Ковер не знал, радоваться ему или огорчаться. Она ни разу про него не спросила. Даже не посмотрела себе под ноги.
- Она меня не заметила, - печально понял Ковер. - Она меня забыла.
А он столько лет ждал этой встречи. Так надеялся…
Все ушли из комнаты. Глухо звучали голоса за стенкой. Изредка недружно звякали бокалы под крикливую музыку. За окном резвился ветер, разбрасывая листья. Осень подходила к зиме.
Почему-то вспомнились Комар, Муха и Пчела. Только лицо Дочки не восстанавливалось. А, может быть, это и не она приехала…
- Завтра меня опять будет терзать веник, - Ковер поежился, тяжело вздохнул и по его краям потекли слезы. Или это была просто вода. Но только девочка на портрете увидела, как в последний раз блеснуло солнце на ослепительно синем небе, как задрожали стройные березки и трепетно пригнулись от ветра цветы…
- Говорил я, не надо его выбивать, старый ведь, - сокрушался Папа, глядя на расползающуюся на полу ткань...
1988