КУЗНЕЦОВА ЕЛЕНА ЮРЬЕВНА

 

ГЛАВНАЯ
ПРОЗА
ДРАМАТУРГИЯ
ПОСТАНОВКИ
ТЕАТР И КИНО
Любые предложения о публикациях, постановках, а также заказы на создание новых произведений для театра, кино, ТВ и проч. будут обязательно и со вниманием рассмотрены.
Автор вступает в переписку с заинтересованными лицами.
 

Все произведения охраняется законом об авторском праве и зарегистрированы в Российском авторском обществе. Использовать их разрешено только с ведома автора и после согласования с ним. Любое не санкционированное автором использование текстов для публикации, постановки в театре, на эстраде и т.п. преследуется по закону!
МОЙ ЦИТАТНИК

МОЙ ЦИТАТНИК (из разных произведений) Никто не поможет быть счастливыми. Счастье - это внутреннее состояние. И даже не состояние, а готовность к нему. С этим надо родиться. Это можно воспитать в себе. Только такая ра-бота невероятно трудна и мучительна. Потребуется много доброты и тер-пения, и тогда счастье выйдет тебе навстречу. Оно иногда запаздывает, иногда ошибается домом и приходит к соседям. Но тот, кто знает, в чем оно, - обязательно дождется. Для счастья никогда не бывает поздно. Необходимо ценить любой миг, это он - счастье. Даже, если предлагался оттиск, нужно благодарить судьбу за все. И за плохое, и за хорошее. * * * Сколько же нас рождалось и умирало на этой земле. И мы ничему не научились. Мы, по-прежнему, надеемся на счастье. Мы истово верим, - уж мне-то повезет. Нет? тогда ребенку моему достанется! В этой трогательной и трагической погоне за несбыточным встречаются редкие счастливчики. В безрассудстве или безнадежности они иногда кри-чат о счастье, - и все вокруг зачаровано замирают, - вот оно! Сладкое счастье мое! Горькое счастье мое! Недостижимая мечта. Сумасшедшая надежда. Тайное упование. А вдруг?.. А вдруг ты и впрямь есть, счастье! И счастливый человек - не миф, не фантом. И тогда воспряньте и возрадуйтесь! Судьба выполнит обещания. И у нас будет возможность бросить вызов тем, кто говорит, что счастья нет, а есть только верящие. * * * Я не хочу менять ничего в этой жизни! Даже свои заблуждения! У них нет цены. Вся моя жизнь уже стоит меньше. О, мне хочется лелеять мои за-блуждения, у них есть своя трепетная правда, - я потратила на них жар своей души. Не ахти что, только это все, что у меня есть. Я заберу их с со-бой. Будет возможность - проверю, не будет - лишь я об этом стану горе-вать. Мне нравится, что в этой вселенной - я такая же частичка, как и сама все-ленная. Мы с ней меняемся местами и размерами... Только суть одна, мы - живые. Чем больше мы чувствуем и знаем, тем больше стараемся понять и объяснить. И бежим этот бесконечный марафон без маршрута, как ослики за привязанной морковкой. * * * Нельзя терять веру в себя. Надо научиться радоваться самым невзрач-ным вещам: робкому солнцу после грозы, высохшей слезе ребенка, лукаво-му взору юного повесы и румянцу молодой хохотушки... Да мало ли на свете есть пригожих людей и благолепных помыслов, - загляденье, как хорош наш мир, если жить в согласии с собой и с другими. Доверчивых не обижать, резвых - не стреножить, боязливых - не устра-шать. Кормить пузо по мере надобности. И непременно воспитывать душу: читать умные книжки и любить людей; хранить память предков и указывать юности на подвиги во имя любви и истины. Счастлив дарящий миру жар своего сердца. А мы - поэты - будем изредка печально рассказывать о душевных занозах, пряной весенней лихорадке сумасшедшей молодости и последних зимних бликах уходящей жизни. И каждый миг заката будет отнимать у нас живой вдох. Но потом народят-ся другие. И они снова расскажут, как пламенеют под ветром пурпурные ма-ки среди тяжелых колосьев спелой пшеницы... * * * Я смотрю в пустые глазницы вечности и удивляюсь себе - совершенно не испытываю никакого страха. Уходит год, забирая с собой век и тысячелетие. А вечность? Какое ей дело до всей этой суеты, придуманной нами. Закончилось. Что-то. - Что? - Тысяча лет осталась позади. - Позади чего? - Эпоха завершилась. Что мы считаем посреди бесконечного ничего? Что приносит нам этот выдуманный от отчаяния счетчик: до новой эры, после... После чего или после что? Тикают часы для того, чтобы фиксировать просачивающуюся сквозь паль-цы пустоту. Тик - и нет мудрости майя, так - и никому больше не нужен по-двиг Прометея, тик - и навсегда успокоился забальзамированный Египет, так - и варвары смели остатки римского владычества, тик - и печально улы-бается Джоконда, так - и мудрый Бах дотрагивается до бессмертия, тик - и грозится небу Достоевский... И на все эти муки духа скалится из прорехи времени волосатая рожа неандертальца: - Ха-ха-ха! Куда завели вас ваши поиски? * * * Самый большой наш страх связан с необходимостью взять на себя пол-ную ответственность за собственную жизнь. Наше привычное существова-ние приучило нас жалеть себя и жаловаться на окружающее. Еще бы! Куда как приятнее обвинять близких, друзей, недругов и судьбу в своих неудачах. Но ведь внутри каждого заключена колоссальная сила - жажда жизни! Так неужели же для того, чтобы прожить эту самую собственную жизнь, человек должен цепляться за фалды идущих впереди. Иди сам! Подумай про свою дорогу. Найти ее. И иди самостоятельно, не оглядываясь каждый миг. И тогда есть надежда, что удастся прожить долгу-долгую веселую весну, чтобы было о чем вспоминать стылыми зимними вечерами. * * * Из пункта “а” в пункт “б” вышел поезд. Как водится в любой задачке, он обязательно должен добраться до цели. Только никому нет дела до того, что всякий раз он тащит в своей утробе дополнительные условия - целый ворох разнообразных целей, которыми его отягощают пассажиры. Так и жи-вут вместе некоторое время: они в - нем, он - для них, но совершенно не ин-тересуются друг другом. Зачем? Они доедут до места и понесутся по своим делам, а ему еще обратно путь держать. Хотя, кто его разберет, где путь туда, а где обратно. * * * Церковь не нуждается в сознательных прихожанах - важно только испол-нение ритуала - делай, как я. Религия же должна ответить на самые главные вопросы человека и объ-яснить ему, какую придется заплатить цену за существование. И кому. Здесь все придется открыть - умолчание для того, кто сознательно ищет спасения, будет означать нечестную игру. Если человек выбирает посред-ника между жизнью и смертью, он вправе знать точно, чем отличаются Буд-да, Христос, Магомет... И лишь Вера ни чем не нуждалась. Ее не надо доказывать. И верить мож-но во что угодно. В Бога и в справедливость, в любовь и вечную жизнь, в коммунизм и непременное счастье для всего человечества. Или в жизнь на других планетах. * * * - У кого-нибудь танк есть? - От неожиданности зал не знал, как реагиро-вать, и, на всякий случай, промолчал. - Я так и думал - не получается чисто-го эксперимента... Нет, - он с радостью ухватился за осмысленную реакцию из темноты, - джип не подойдет. Эксперимент можно произвести, но выво-ды будут не глобальные. У нас страна такая, что нам только глобальные выводы годятся. Иначе экономика буксует. И народ сильно огорчается. До бунта. А зачем нам бунт? Мы давно мирные, тем более, что наш бронепоезд давно за ненадобностью сгнил вместе с запасными путями. Мне сосед по-казывал тропинку - в высоких сапогах можно еще дойти и посмотреть, как тонет эта история вопроса... Могу дать адресок... желающим. Сам не был, но это недалеко. Как выйдите, сразу налево за лозунгом “Наша цель - ком-мунизм”. Вот от этой цели - 18 шагов. Шаги должны быть маленькие, не шаги - шажочки, а то не ровен час ... ямка уже хорошая... Поторопитесь, пока еще лозунг висит, а то и вовсе никаких следов не останется... ни от лозунга, ни от цели, ни от коммунизма... * * * - Годы идут. С каждым днем все труднее спешить... Странно, мы смеялись, что когда-то останутся те, кто помнит запах еды... Старый анекдот... Скоро такие совсем исчезнут, вымрут, как мамонты в ледниковый период. Вон ее сколько - еды... Красивой, пахучей, вкусной, разной... Только... кое-кому уже жевать нечем, а иным - и нельзя... Это, как Париж. В Париж нужно ездить в 17 лет. Когда молодость. Романтика. Мечты. Любовь... Или шуба... Ее надо дарить дочери или невесте, а не жене - к пенсии. У нас раньше никак не получалось. Как бы вы смотрелись - милые наши, любимые. В до-рогих мехах, настоящих украшениях, изысканном белье. * * * Давайте никогда больше не станем покупать сани летом! Совсем не обя-зательно, что зимой они нам понравятся. Надо дать себе обещание - жить по сезону! Гори оно все, а я живу по сезону! И баста! Теперь у меня сезон... памяти. Если бы вы знали, как тяжело в общей игре остаться одному. Игра должна продолжаться. Надо приспосабливаться. Такова жизнь. Помните? Сначала страсть, потом привычка! Только что было приятно - и вот уже вну-ки сидят на шее. Обычная жизнь. * * * Сегодня в России замечательное время. 300 лет назад во время француз-ской революции, со всей ее смутой, кровью и бонапартами... - как страшно было, но все равно закончилось и устаканилось. А те круги, что разошлись от той революции, добрались, наконец, до нас. И удивляться тут нечему. Я вот соединил большой и указательный пальцы, - он показал залу маленький кружочек, - вот вам и вся Франция. Это еще у меня пальцы короткие. А как длинные - и Европа влезет. Может, только сапог итальянский да фьорды норвежские выскользнут. А так - все в дырочке - куда им до России, ладони не хватит... Были бы мы маленькими - наш Наполеон тоже бы в 1812 году задницу от мороза бы прятал. Нынче в парламенте обсуждали бы вопрос о купировании ушей бойцовских собак. Не чем больше было бы заниматься. А то решали бы, сколько принимать в год эмигрантов - 10 или 11 человек? И решили бы - 10 - с перевесом в один голос. Нужна нам такая цивилизация? Все дело в масштабах. Если 1 : 1 000 000, то можно торговать глобусом Украины на экспорт. Нам ведь за идею ничего не жалко. Даже смысла. * * * Нам тоже надо бы не тушеваться. Подтянуть животы... - в смысле соблю-дать фигуру, прекратить ныть и оборачиваться на цивилизацию. А то можно подумать - они белые, мы - негры. А мы не негры! Мы - россияне! И Досто-евский, и Толстой, и Чехов на нашем языке болтали. И такое болтали!.. Пусть они со всей своей цивилизацией попробует переболтать! А мы по-смотрим! Так-то! Каждому дано почувствовать себя человеком. Надо только распрямиться. И перестать хныкать. А что прошло - то прошло. Тому поклон и память. Ис-тория любит определенность. Чтобы маленькому человеку перестали напоминать, из какого дерьма он родом. Чтобы вместо глотка свободы не пить денатурат. Чтобы нашим всенародно избранным можно было спокойно на пенсии пасьянсы раскладывать. Чтобы не ликовал оголодавший бездельник, запуская булыжник в витрину чужого магазина. И чтобы еще много-много всего плохого не случилось, мы должны пом-нить. И хоть это трудно - шевелить извилинами. Но надо заучить навсегда - личная определенность зависит от историче-ской определенности. Думай сам за себя - это очень большое подспорье для родины. * * * - Господи! Зачем ты посадил яблони? Где была твоя хваленая мудрость? Неужели Ты так надеялся, что женские муки спасут мужиков? Им ведь все надо пощупать. Вот и нащупались - радиация незаметна, а помирать при-дется всем: и ленивым, и слишком любознательным. Баста! “Сначала было слово...” Чтоб его... * * * Вот ведь какая она - судьба, прячется все время, то один боком станет, то другим, а то и вовсе спину показывает, а нет бы лицом! И так изо дня в день. Все казалось ему, что живет какой-то ненастоящей жизнью. Предваритель-ной жизнью, где все совсем не так, как должно быть. А он только пережидает это ненастоящее время до настоящего. Проснется однажды - за окном все другое - подлинное. И сразу станет легко. Жизнь наступит истинная. Красивая. Осмысленная. Безболезненная. В радость. Только одно страшно, - а как опоздает это благословенное время к нему? К другим придет, а его обойдет. Оставит ему мутное нынешнее существо-вание. Времени ведь торопиться некуда, у него часы только на выход тика-ют... * * * Странная штука. В детстве - все интересно. Страшно интересно! Теперь - только страшно. Что интересного? И это было. И то было. А не было - так и не надо. Другое будет... если будет. И уже целую банку сгущенки не осилю. Не хочется. Так, ложку-другую в чае разболтаю... * * * Самый большой наш страх связан с необходимостью взять на себя пол-ную ответственность за собственную жизнь. Наше привычное существова-ние приучило нас жалеть себя и жаловаться на окружающее. Еще бы! Куда как приятнее обвинять близких, друзей, недругов и судьбу в своих неудачах. Но ведь внутри каждого заключена колоссальная сила - жажда жизни! Так неужели же для того, чтобы прожить эту самую собственную жизнь, человек должен цепляться за фалды идущих впереди. Иди сам! Подумай про свою дорогу. Найти ее. И иди самостоятельно, не оглядываясь каждый миг. И тогда есть надежда, что удастся прожить долгую-долгую веселую весну, чтобы было о чем вспоминать стылыми зимними вечерами. * * * Понимаете, я очень боюсь людей, которые все наперед знают: как надо говорить, что стоит внимания и какое платье нужно покупать. Они обо всем судят. И считают собственное мнение - самым важным делом. Они очень любят рассуждать и об искусстве. Часто именно такие люди бе-рут на себя право его судить. И, чем меньше они его чувствуют, чем хуже понимают, тем строже вершат свой суд. Сколько настоящих дарований до-вели они до могилы. Но их совесть чиста, - они радеют за чистоту святого искусства! Им лучше всех известно, что и как надо писать. И им не надоеда-ет учить жить бесприютных художников, выворачивая сальными руками их души. В этом они видят собственное предназначение. Чуть что не по-ихнему, и тебя записывают в хулители. А поэт, как неприкаянный, чувствует себя просителем в ожидании их снис-ходительного внимания. И вынужден извиняться, что отвлек их высоколо-бый интерес, оторвал от важных занятий по перемыванию чужих косточек, ради слов, написанных его собственной душой. Что это для них? Так, без-делица, рожденная необузданной фантазией сумасшедшего. * * * Какой длинной кажется улица в твоем детстве. Так и с миром. Чем больше видишь, тем меньше кажется земля. В конце концов, она становится ма-леньким зеленым шариком в холодном бесприютном пространстве. И ее хочется согреть и защитить. Черное небо и звезды. И летит в это смоляное небо маленький живой ша-рик земли. Летит в пустой бесконечности и совершенно не собирается па-дать. А, может, земле некуда падать? * * * Как опрометчиво мы отправляем заказы судьбе, совершенно не представ-ляя, что будем делать с полученным. Так стоит ли утруждать небеса необ-думанными просьбами. Надо научиться жить просто. * * * У каждого человека внутри живет художник. У одних он маленький, неза-метный, прибитый к земле трудной жизнью. У других - настоящий, большой. Когда у человека есть такой художник, то он обязательно себя проявит. Да-же, когда сам человек не пишет музыку и не высекает из мрамора статуи, он все равно выпускает этого художника время от времени. Тогда мы соверша-ем странные поступки и чудачества. - Уж не хотите ли вы, молодой человек, сказать, что каждый человек спо-собен творить чудеса. - Понимаете, от людей, неспособных на безрассудства и сумасбродства, чудес ждать не стоит, - их не целует в колыбели ангел. - А вас он поцеловал? - Я этого не утверждаю. Не помню. Но уверен, что спокойная жизнь - без страстей и крайностей - не может быть уделом поэта. * * * - У вас был печальный опыт. Вы полюбили, а вам не ответили взаимно-стью. Только это происходит со всеми. Если вы думаете, что вы один такой, кому подвезло с любовью без взаимности, то вы сильно заблуждаетесь. Са-мые красивые и удачливые люди могут порассказать вам массу историй про свою несчастливую страсть. Любовь редкая вещь. Я думаю - великая. Такая же, как талант. И вы должны понимать, что человек не может иметь все. Ес-ли он богат, то величия ему судьбой не отпущено. Если счастлив в любви, значит, - не гений... Все остальное вы и сами додумаете. - Страшненькая у вас получилась картинка. - Мне хотелось, что бы вы навсегда уразумели, счастье - прекрасное со-стояние. Но бесперспективное с точки зрения творчества. Несчастья нужны художнику, как воздух. В них он черпает вдохновение. Без них нет души. Ес-ли вас выбрала судьба и вложила в сердце огонь, - смиритесь. Следуйте ей. И не ропщите. * * * Войти в историю стоит дорого. Некоторым - жизни. Но человек рождается свободным. Он волен любить. Может творить и помогать людям. И я не вижу ничего, что запрещает мне носить такую шляпу и такую накидку. Хочу еще вам сказать, что у настоящей свободы нет цены. Для всех остальных - су-ществует стоимость. * * * - Мне иногда снится один и тот же сон, - я просыпаюсь под утро чистого четверга от света женских глаз. Сколько не пытался увидеть ее лицо, - не получается. - Вы обязательно его разглядите. - Этого-то я и боюсь. - Вы боитесь увидеть лицо своей мечты? Неужели, это правда? - Я слабый человек, и не могу позволить себе взять ответственность за чужую судьбу. * * * В привычном времени не требуется решать задачи. Но поэты живут в странном времени и видят сказочные часы. Тем все равно куда идти, - впе-ред или назад. Оттого поэты и не обращают внимания на циферблат. День или ночь - какой им резон. Сказка неподвластна времени. Она уже была в момент нашего первого крика в этом мире. И останется, когда нам навсегда закроют веки. Мы временные персонажи этой сказочной вселенной - жизни, полной опасностей и авантюр, жуткой злобы и невероятной нежности. * * * Chercherz la femme - так звучит фраза "ищите женщину" на французском - языке бывшей знати и забытого шарма. Что значила эта фраза для того, кто когда-то произнес ее впервые? То ли то, что достаточно найти женщи-ну, чтобы иметь ключ к поведению мужчины? Может, это признание жено-ненавистника, который все свои несчастья связывал с женщиной? Или слишком удачная шутка образованной дамы? Теперь уже не важно, что это было. Ведь довольно продолжительное время - как минимум два-три века - люди делятся на тех, кто "ищет женщину" и на тех, кто думает, где ее найти? "Ищите женщину" - говорят умные. "Ищите женщину" - соглашаются глупые. "Ищите женщину" - вздыхают влюбленные. "Ищите женщину" - советуют знающие. "Найдите женщину" - желаем мы. Ему - ее, ей - себя. Ибо, кого, как не женщину, ищет мужчина, и чего, как не свой идеальный образ пытается найти сама женщина. И все мы - более расторопные и менее удачливые - ищем. Ищем женщину. Так было всегда. Ничего не изменилось сегодня. И есть все основания надеяться, что завтра все останется по-прежнему. Тому порукой - великий путь Данте по кругам ада во мраке и зловещем огне - не к славе и не к Богу, но к Беатриче. К женщине! Все начинается с нее - радость и боль, открытие и предательство, вера и подлость, надежда и отчаяние. И любовь - неповторимая, особенная, у каж-дого - своя. * * * Вот лежат два камня. Один из них обыкновенный булыжник, другой - обра-ботанный алмаз, то есть - бриллиант. Если не принимать во внимание их внешние отличия, то перед глазами два совершенно одинаковых камня. Ко-нечно, они разной формы, цвета, размера, веса и пр. Но, по сути, они имеют одинаковую природу - неживую. Это своеобразные осколки вечности, кото-рыми при желании и возможностях может владеть человек. Но кто может быть уверен, что они - совершенно мертвые? Они таковы в нашем представлении. И тот и другой появились задолго до нашего рожде-ния, может быть, даже до появления человеческой расы на земле. Они - суть явления природы, ее усилий. В природе все разумно, хотя, с точки зре-ния людей, не все - целенаправленно. Можно спорить и не соглашаться с этим, но можно и разделять точку зрения на то, что любое явление имеет значение: землетрясения, извержение вулканов, ураганы, горы, моря, ле-са... и отдельные камни. И эти отдельные камни имеют свою судьбу - исто-рию, смысл и, следовательно, цель. Природе нужно было все, что она сотворила: и галактические явления, и планетарные катаклизмы, и паразиты, и вирусы, и ее разрушитель - чело-век. И вот держит он в руках два непохожих с виду камня и один после раз-думий оставляет, а другой выбрасывает. Ему невдомек, что, может быть, он выбросил философа, а оставил прощелыгу. Глубоко под землей, в толще воды, среди прибрежного песка, внутри скалистой породы любой камень несет в себе не просто информацию о собственном составе, но еще и ПРОМЫСЕЛ. Конечно, человеку трудно вообразить мысль неживого булыж-ника. О чем это он может размышлять? Уж, не о вечности ли? * * * Камень под ногами и бриллиант - в наших глазах не сопоставимы. Брил-лиант имеет ценность не только потому, что тверд, прозрачен и блестящ, - он ценен кропотливым трудом, вложенным в его внешний вид. Однажды - так давно, что и не определить, - кто-то выделил его из общей массы и при-дал индивидуальный вид. Это понравилось окружающим. И вот уже тысячи рук, которые обрабатывали его грани, тысячи глаз, которые "пожирали" его блеск, тысячи индивидуумов, желающих им обладать... - все это делает дра-гоценность. Алмаз - усовершенствованный простой графит... А столько кро-ви на его совести!? Сколько муки и счастья, сколько возвышенных судеб и низменных поступков, несправедливости, проклятий, сломанных карьер, вознагражденных подвигов, девичьи грез и мужских фетишей... И все-таки... И все-таки тепло наших рук согревает именно его - драгоцен-ный камень. Коварная природа смеется над нами. Человеку нужен блеск, чтобы обладать властью. Простота вынуждена отступить и уйти в тень... Не потому ли высокие неприступные горы - бессмысленный вызов альпи-нистам-самоубийцам - мстят тем, кто стремится нарушить их покой, поко-рить и помешать неспешным думам о вечности? И тогда безжалостные и неотвратимые снежные лавины ставят глупцов на место. На наше настоя-щее место - песчинки в бескрайних просторах вселенной. * * * Если определен внутренний стержень, - человек начинает творить, изме-нять порядок в мире ценой собственной жизни. На память тут же приходили примеры тираний и революций из школьного и институтского курса истории. Но это был совсем другой порядок - порядок воплощения воли. Она уже бы-ла убеждена, что между творчеством и подобной волей - непреодолимая пропасть. Творят - из себя в мир. Владеют - миром для себя. А конкретная собственная жизнь дается человеку для понимания цели, из-за которой душа постоянно возвращается на недопаханное поле реаль-ного существования. На этом поле каждая душа вынуждена будет пройти весь путь, грубо говоря, от преступника до пророка. Никто не избежит ни одной роли в длинном списке действующих лиц пьесы-жизни. Можно лишь удивляться или возмущаться видимой несправедливостью последователь-ности. Хотя ведь никто еще не проверил закономерности воплощения в том или ином персонаже. Важен, естественно, сегодняшний выход на сцену. * * * Как не было ни у кого фальстартов, так не будет победителей и побеж-денных на исходе. За все свои жизни мы научимся любить себя и других. И обретем рай. На самом деле, никто нас из него не изгонял. Библейская ле-генда о наказании за познание представлялась ей самой трагической ошибкой цивилизации. За обретение и осознание души человека надо награждать бессмертием, а не втаптывать в страх и пугать грехом. * * * На что люди тратят жизнь? На миф о славе... За минуту внимания толпы летят в мусорную корзину времени сочные мо-лодые годы. Их пропивают и прокуривают, их разменивают на легкие шало-сти в случайных компаниях. Ими не дорожат, пока... ...мы верим, что жизнь, как монетку, можно начистить, надраить, и она снова будет, как новая. Капитал! - Кому бы заложить свой капитал - разменную монетку - жизнь? * * * Революции похожи на мощные взрывы, которые высвобождают колос-сальную энергию множества атомных ядер. Общей взрывной волной сно-сятся судьбы отдельных людей в широкий кровавый поток истории. А сле-дом за безудержным порывом к свободе, правде и счастью приходит новый виток потрясений. Так, Франции пришлось испытать и счастье революции, и ее трагедию, и фарс Директории, и героизм наполеоновских походов и... бесславный штиль. России в этом смысле повезло больше. Масштаб гео-графических карт несопоставим. * * * - Эй! Фортуна! Помоги отыскать мое место в жизни. Единственное. На ко-торое, кроме меня, никто не станет претендовать. За это я согласен пла-тить. Правда, как любой здравомыслящий человек, я постараюсь путем тор-га уменьшить цену. Но такова уж человеческая природа, - всегда, кажется, что тебя хотят надуть, даже если это собственная судьба. * * * Женщина - великая должность, пожизненное исполнение своего предна-значения. Впрочем, мужчина - не менее великая работа, особенно, если ча-сто не заглядывать в бутылки. И такое же пожизненное исполнение своего предназначения. Однако стоим друг против друга и до хрипоты, до желу-дочных колик спорим - чье величие величественнее. Мимо проходят годы, десятилетия, века. Сменяются поколения. Рождают-ся и умирают цивилизации... Но, по-прежнему, папа препирается с мамой - кто из них самее, что важнее - дом или карьера, дело или дети, рассудок или физиология, тело или чувство? На закате мы мудреем. Оттого, наверное, что утро, то самое, которое муд-ренее, может и не наступить. * * * - Каждый мой миг весомым, неповторимым. И очень заметным. Он совсем не похож на мгновения в детстве, когда обещание "сделать завтра" можно было отложить на долгий бесконечный день. Он был заполнен драками, обидами, маленькими победами и вселенскими поражениями, пакостями в школе и великими открытиями за каждой книжной обложкой... А еще салоч-ками, классиками, казаками-разбойниками, снежками, дочками-матерями, испорченным телефоном, марками и фантиками... Дружбой. Первой любо-вью. Непонятным стеснением в груди, пунцовым румянцем и страхом быть вызванной к доске. Долгий-долгий, бесконечный день детства. Миг много короче, но тоже - долгий. Можно успеть добежать до пятого этажа, спрятаться в саду, решить задачу, получить двойку, помириться, наворовать зеленой черешни, по-смотреть мультик, подрасти на сантиметр... Мало ли что можно было успеть сделать за миг в детстве. - А теперь? ... - Даже номер телефона набрать некогда... Странно... Одни бояться про-изнести: "Я люблю тебя!" Другие - поверить. Кто-то после посетует: "Глупо прошла жизнь. Надо было сказать". Кто-то запоздало пожалеет: "Как неле-по все заканчивается, может, стоило попробовать?" "Я люблю тебя". Какие простые слова, родной мой. Если бы они и вза-правду были простыми. Некоторые из нас умудряются прожить жизнь и ни-кому не сказать этих простых и великих слов. * * * Каждый человек рождается свободным! И его тут же бросают в мясорубку идей, религий, законов и запретов. А потом то, что осталось, просеют через микроскопическое сито указов, инструкций и постановлений. И выпустят с памяткой о пользовании свободой. После этого несчастный будет бродить неприкаянным и всякого встречно-го-поперечного слезно выспрашивать - свободен ли он? И станут они вме-сте кручиниться, что невразумительно написано все в той памятке. Да и за-чем им эдакая невидальщина-небывальщина - свобода? Век ее не видали, и живы остались! А невозмутимые наши поднебесные, сменив пятиконечную звезду на хищного орла о двух головах - обе бдят, как бы народ башки не поднял, - вслед за Пушкиным повторяют: "Нет правды на земле". А то, что "нет ее и выше", - мы и без них знаем. Закончился ХХ век. Как мы устали от него. Спустил он на нас тьму свою, опутал чертовщиной магической напоследок, закабалил кровью младенцев и невыносимой всеохватной ложью. Лицемерный, воинственный и жадный. Как мы торопили его - кончайся побыстрее! Подумаешь грешным делом, что нет нам после всего содеянного места на этой благословенной земле. И пусть приходят на смену - зеленые человечки. Пора уже. Очень уж бездарный мы эксперимент. Кто-то сильно погорячился, оставив этот вариант. Наваляли мы! - никаким потопом не смыть. Так и живем. И все время пытаемся построить другой мир. А чертежи-то - старые. Поначалу, все получалось новое. Будто бы и мы - новые. И страна другая. Но мы-то... * * * Сам себе он казался немного... странным, но, как говаривал классик, "не странен кто ж"? Хотя, если говорить совсем честно, в 40 лет трудно найти нормальную, адекватную по всем параметрам личность. Да и откуда? Сна-чала были этические запреты на саму идею Бога, затем мучения сексуаль-ного характера, потом возрастные страхи, связанные с размышлениями о "жизни после жизни", а уж сама жизнь в эпоху перемен... Попробуй после всего этого найти на просторах России хоть одного человека без психиче-ских отклонений? Слава Создателю, что хотя бы все так быстро меняется, так мелькает пе-ред глазами, что невольно начинаешь приучаться к новой реальности и адаптируешься к переменам. Потому, наверное, нам скучно в любой другой точке мира, - нет компенсации темпа. * * * - Вдохнем полной грудью, распрямим плечи, - дождь собирается! Отмой землю, пусть будет чистая! Ополосни грязь с души! Выпусти доброту! Не надо пугаться грозы, - она сама боится, оттого и грохочет. Я пришел в мир. Я - Человек! Уходи плохой век, забирай с собой всю чер-ноту - деяний и помыслов. Скоро начнется новый век. Пусть вместе с ним придет светлый день. Я еще попытаюсь построить свой мир. Праведный, высокий и чистый! Наступают мои времена! * * * Была в этом чувстве какая-то нерастраченная нежность иззябшей души - одинокой и неприкаянной. Сладкая мука, похожая на послевкусие от черно-го шоколада. Эта терпкая горечь долго сохраняется в памяти и бередит иногда сны. Так бывает, когда приходится делить боль одновременно с ра-достью. * * * - Левой! Левой! - Подгоняет нас жизнь, а мы не успеваем вступить в такт. Путаемся, сбиваемся, опять пробуем, и снова - незадача. Тогда, бессильно утирая пот, мы признаем свое поражение, и трусливо вылезает оправда-ние, - родился не ко времени. Или еще цветистее, - век не мой, вот мне в ... столетие, - я бы... Нам вольготно в трехмерном мире. Человеку просто необходимо направ-лять свои претензии извне. В мир - из себя. Человечество от бессмертия отделяет лишь невежество. Нам бы попро-бовать жить по законам времени.
Разработка сайта Александр Гончаров

Создание сайта: IT GROUP Карта сайта