комедия в 2 действиях
Действующие
лица:
Ольга - дама с
жизненным опытом
Люсьена - девушка
с претензиями
Василий - мужчина с хроническим радикулитом
1 действие
сцена 1
Темно. Слышен
тихий стон и странный скрип. Громкая дрель дверного звонка.
ГОЛОС. Господи!.. Заходите, там открыто!
Через
некоторое время звонок раздается снова.
ГОЛОС. Да заходите же, там открыто!
Скрипнула
дверь. Дверь открывается, на фоне светлой полосы в щель осторожно
протискивается женщина.
ОЛЬГА. Василий, это твоя квартира?
ВАСИЛИЙ. Моя-моя! Входи, выключатель слева... кажется.
Включается
свет.
На сцене
комната после переезда. Везде стоят нераспакованные ящики, из большого короба
выглядывает дверца холодильника, на полу в странной позе - мордой кверху - факс. В глубине комнаты на кровати на
четвереньках стоит Василий, укрытый клетчатым пледом.
ОЛЬГА. (оглядывается)
Ну, здравствуй... Ты чего там делаешь-ха-ха (заливается смехом)
ВАСИЛИЙ. (беззлобно)
Приветствую тебя, не видишь?
ОЛЬГА. У нас такого еще не было? Это твое последнее
ноу-хау?
ВАСИЛИЙ. Какое там хау? Сплошное ноу!
ОЛЬГА. Ты чего это тут изображаешь?
ВАСИЛИЙ. Что я могу в таком состоянии изображать?
ОЛЬГА. А кто тебя знает. Ты всю жизнь что-то
изображаешь, комедиант скрюченный.
ВАСИЛИЙ. Господи, видишь ли ты или тебе показать!
Неужели у этой женщины совсем нет никакой жалости?
ОЛЬГА. Ты создателя грыжей своей не томи! Хватил! По
головушке погладить?
ВАСИЛИЙ. От тебя дождешься.
ОЛЬГА. А ты ждал?
ВАСИЛИЙ. Я тебя умоляю...
ОЛЬГА. Не гунди... чего там, сейчас на кухню сгоняю
и скалкой тебя...
ВАСИЛИЙ. Вот-вот. Садюга! Мужик свету белого не
видит, а она лается.
ОЛЬГА. Какой уж там свет, ты и так дальше койки
никогда ничего не видел, а теперь... только ее родимую... (хохочет) прямо по конституции - за что боролся... Мать твою...
Постой теперь. Чего хвост опустил? Держи форс! Неказиста поза, так ведь и жизнь
- не патока!
ВАСИЛИЙ. (жалобно)
Очень хочется сидеть. Что смотришь? Не за идею - просто так сидеть.
ОЛЬГА. Так и садись.
ВАСИЛИЙ. Не могу.
ОЛЬГА. Вот-вот.
ВАСИЛИЙ. Что же мне делать. Я уже плакал. Задница
моя и та против меня.
ОЛЬГА. Такой уж ты человек. У тебя даже в
собственном организме соратников нет.
ВАСИЛИЙ. Неужели ты не видишь, как я страдаю. У меня
все бока болят, места себе найти не могу, вот приспособился...
ОЛЬГА. И как эта поза у тебя называется?
ВАСИЛИЙ. А то ты... я эта... Это у меня лобстер.
ОЛЬГА. (заходится
смехом) Кто-кто?
ВАСИЛИЙ. Лобстер. Рак такой есть ...большой.
ОЛЬГА. Дурак ты, братец, а не лобстер. Ишь ты,
лобстер. А омаром не пробовал? Надо же, лобстер. Не смей поганить гордое имя
рака! Лобстер! (снимает плащ) Ладно,
помогу твоему хау, а заодно и ноу, только... (оценивается обстановку) разгребу тут маленечко. Но у меня будет
взаимная просьба.
ВАСИЛИЙ. Валяй, я теперь все просьбы выполняю.
ОЛЬГА. Я тут... У меня есть знакомая. Хорошая
девушка.
ВАСИЛИЙ. Я не могу теперь.
ОЛЬГА. Успокойся, лобстер твой не пострадает.
Девочку надо бы пристроить, у нее талант.
ВАСИЛИЙ. Талант теперь в самый раз. Откуда она?
ОЛЬГА. Не важно. Провинциальная. Я ее на вокзале
подобрала - пением зарабатывала. Потом она у меня серьги стащила.
ВАСИЛИЙ. Теперь ты ее ко мне?
ОЛЬГА. Не бойся. Она через день вернулась и серьги
принесла.
ВАСИЛИЙ. А ты и растаяла.
ОЛЬГА. Жалко ее. Непутевая какая-то, брошенная,
странная, но голос... чистый, сильный... Пристроил бы ты ее в свой шоу-бизнес?
ВАСИЛИЙ. Да что я могу, только по барабанам...
Ладно. Тащи ее, вместе выть будем...
Ольга
осторожно поднимает стул, стряхивает с него пыль и с опаской вешает на спинку
плащ.
сцена 2
Та же комната.
Василий лежит на кровати. Ольга делает ему массаж. Она комбинирует разные
способы - мягкие и жесткие: поглаживает, бьет, щиплет, разминает, выворачивает
руки-ноги. Василий скрипит, охает, пытается “утечь”, но она, не церемонясь,
возвращает его на место.
ВАСИЛИЙ. (кричит)
Больно же! Ты чего так сразу! Это же не стиральная доска - спина!
ОЛЬГА. Да она у тебя давно вместо стиральной доски,
котяра драный.
ВАСИЛИЙ. Хоть горшком называй, только полегче... ну,
пожалуйста. У тебя ведь золотые руки...
ОЛЬГА. Вспомнил, спринтер. Что? Не бегается?
ВАСИЛИЙ. Не бегается. Я уже другой.
ОЛЬГА. Как же как же! Остепенился?
ВАСИЛИЙ. Подумываю... Ой! Так и проломить недолго!
ОЛЬГА. Не боись! Она у тебя железобетонная, только
песочек просыпался, да конструкция зашаталась... (шлепает его по ягодицам)
ВАСИЛИЙ. За что мне все это?
ОЛЬГА. За баб! За них - родимых!
ВАСИЛИЙ. Не смей так называть женщин!
ОЛЬГА. Ишь ты, заступник.
ВАСИЛИЙ. Просто, я люблю справедливость.
ОЛЬГА. Чего же ты тогда меня позвал? С точки зрения
справедливости меня на пушечный выстрел нельзя подпускать.
ВАСИЛИЙ. Оленька, княгинюшка...
ОЛЬГА. (расхохоталась)
И креспостных нарежешь? Надо же, мне дворянство пожаловали. С каких это пор я у
тебя в барынях оказалась?
ВАСИЛИЙ. А я всегда о тебе был хорошего мнения.
ОЛЬГА. Только я этого не замечала, неблагодарная.
ВАСИЛИЙ. Брось ты собачиться. Я о тебе всегда хорошо
думал.
ОЛЬГА. А делал?
ВАСИЛИЙ. Делал... то, что делал. Но думал, всегда
хорошо.
ОЛЬГА. Вот-вот, только о бабах всегда и думал.
ВАСИЛИЙ. Что же теперь... Я мужчина... Мы только и
думаем, что о женщинах.
ОЛЬГА. Мы, знаешь, тоже не оригинальны, - мы думаем
о мужчинах.
ВАСИЛИЙ. Да ладно тебе.
ОЛЬГА. Ей Богу!
ВАСИЛИЙ. Интересно, а что вы думаете?
ОЛЬГА. Тебе об этом лучше не знать.
ВАСИЛИЙ. Так неприлично?
ОЛЬГА. Не... Опасно.
ВАСИЛИЙ. Ну?
ОЛЬГА. Вот тебе и ну. Я где-то слышала про такие
исследования... Что минимум шесть раз в час приходят мысли... мужикам.
ВАСИЛИЙ. Запретные?
ОЛЬГА. Тебе лучше знать.
ВАСИЛИЙ. Мне в таком состоянии только одна мысль
приходит. Хотя... шесть раз, говоришь.
ОЛЬГА. Я только повторяю.
ВАСИЛИЙ. Я так думаю, что, если мы одинаковые, то и
у женщин должно быть точно так же.
ОЛЬГА. Не стану спорить.
ВАСИЛИЙ. Что, правда глаза колет?
ОЛЬГА. То-то и оно, что только правда и колет.
ВАСИЛИЙ. Я твою неделикатность не замечаю.
ОЛЬГА. Валяй!
ВАСИЛИЙ. Я заинтересовался.
ОЛЬГА. Дальше!
ВАСИЛИЙ. А частота такая же?
ОЛЬГА. Ишь ты. Лобстера тебе не достаточно. А омаром
не хочешь постоять?
ВАСИЛИЙ. Это слишком дорого. Не потяну.
ОЛЬГА. Ну, как знаешь.
ВАСИЛИЙ. Ты не ругайся. Ты беседу продолжай.
ОЛЬГА. Да... Тебя и варить не надо. Ладно, можно и
побеседовать. (официально) В ответ на
ваш запрос относительно частоты прихода мысли, могу с большим приближением к
достоверным данным сообщить - все зависит от мужика. Уточняю. Если мужик
стояший, мысль приходит чаще. Если мужик так себе - мысль все равно приходит, но уже другая. Если мужик совсем барахло, то приходит
автобус и увозит барышню подальше...
ВАСИЛИЙ. От мужика?
ОЛЬГА. От мыслей.
ВАСИЛИИ. Как это?
ОЛЬГА. Очень просто. Чем больше мужик нравится, тем
чаще и дольше о нем думаешь.
ВАСИЛИЙ. Ну
и...
ОЛЬГА. Что, ну и... Иногда только о нем и думаешь.
ВАСИЛИЙ. А на кого он похож.
ОЛЬГА. Кто?
ВАСИЛИЙ. Тот, о котором ты только и думаешь.
ОЛЬГА. А... этот...
ВАСИЛИЙ. Этот. Этот.
ОЛЬГА. Так ты хочешь знать, о каком мужчине я все
время думаю?
ВАСИЛИЙ. Хочу.
ОЛЬГА. Это все, чего ты хочешь?
ВАСИЛИЙ. Сейчас - да.
ОЛЬГА. Странно.
ВАСИЛИЙ. Допускаю, что это так и есть, но все-таки
хотелось бы знать.
ОЛЬГА. Вот и я говорю - странно. Рядом женщина. В
каком-то смысле даже и жена, хотя и
бывшая. Молодая... ну, почти молодая. Красивая... Я то знаю, что я - красивая.
И вместо того, чтобы поинтересоваться, что она думает о нем, ей задают дурацкие
вопросы о других.
ВАСИЛИЙ. Трудно ответить?
ОЛЬГА. Почему же, очень даже не трудно.
ВАСИЛИЙ. Тогда ответь!
ОЛЬГА. Как бы... как бы получше выразиться...
ВАСИЛИЙ. Проще, все проще. Имя и фамилия. И все!
ОЛЬГА. Я же говорю, странно.
С жутким грохотом
включается холодильник. Коробка ходит ходуном, дверь распахивается. Ольга в
ужасе отскакивает от кровати и хватается за стул.
ОЛЬГА. А ну, выходи, ворюга!
ВАСИЛИЙ. (смеется)
Успокойся, Жанна д’Арк. Это просто холодильник.
ОЛЬГА. (опасливо
приближается к холодильнику) С таким грохотом надо в атаку ходить. Чего он
у тебя так нервничает? Тоже, небось, хребет чешется?
ВАСИЛИЙ. Есть хочет.
ОЛЬГА. Холодильник?
ВАСИЛИЙ. А чем он хуже нас. Пустой стоит, вот и
орет.
ОЛЬГА. (заглядывает
внутрь) Правда, пустой.
ВАСИЛИЙ. Я тебе никогда не врал. В него надо бы
что-нибудь кинуть, он и заглохнет, а то так и будет требовать.
ОЛЬГА. Да у меня ничего подходящего нет.
ВАСИЛИЙ. Ты, что, никакой жратвы не принесла?
ОЛЬГА. Не-а. О жратве мы не договаривались. Ты так и
до выпивки дойдешь, нахлебник.
ВАСИЛИЙ. Ну, если нечего есть и пить, тогда вернемся
к нашим баранам.
ОЛЬГА. Это куда же?
ВАСИЛИЙ. Хватит наводить тень на мою лысину. Ты уже
начала. Осталось немного.
ОЛЬГА. (хлопает
его по лысине) Вот-вот, солнышко мое самоварное, - встать, кончить и покричать.
ВАСИЛИЙ. (орет)
Да!!! Может я и примитивен, но мне важно знать, с кем я столько лет спал!
ОЛЬГА. (нарочито
медленно) Спать или не спать - вот в чем вопрос? А, если спать, то с кем.
ВАСИЛИЙ. Не паясничай!!!
ОЛЬГА. А не боишься получить нож в спину?
ВАСИЛИЙ. Ты не крути. Я ведь все равно не отстану.
ОЛЬГА. Ну... Как хочешь, можно попробовать. Ладно.
Сядь и помолчи.
ВАСИЛИЙ. Ты еще и издеваешься?
ОЛЬГА. Ну, я это так сказала... Это выражение такое.
ВАСИЛИЙ. Ты уже тут навыражалась. Может, говорить
начнешь?
ОЛЬГА. Хорошо. Не я завелась.
ВАСИЛИЙ. Все вы так говорите, евины отродья.
ОЛЬГА. Ой-ой, скажите какие мы патриции.
ВАСИЛИЙ. Кто-кто?
ОЛЬГА. Шах! Вот кто!
ВАСИЛИЙ. (обрадованно
и гордо) Да! Я - шах!
ОЛЬГА. Сейчас как положу этого шаха матом, забудет,
что лобстером был.
ВАСИЛИЙ. Вот-вот, зря на вас ребро пожертвовали.
ОЛЬГА. Что, до сих пор болит? Так вам же с Богом
скучно стало... Без баб и рай и не рай? А теперь на попятную? Не выйдет! Ты не
переживай за нас. Не бойся! Мы за свой грех отвечаем дважды: каждая в
отдельности и все скопом. Потому и свободу ценим особо. Нам эти ваши штучки, -
ах, я не женюсь, потому что не хочу дать себя окольцевать, - детский лепет.
Соколы свободы, мать твою. Дятлы недоделанные. Инвалиды сексуальной революции!
ВАСИЛИЙ. Я не в том положении, чтобы отвечать на грубости.
ОЛЬГА. Еще бы! Лобстер! А когда ты был в том
положении? Впрочем, это самое правильное положение - специальное положение для
бешеных кобелей.
Он пытается
извернуться на кровати, чтобы отвечать с достоинством. Она стоит, агрессивно подбоченясь.
ВАСИЛИЙ. А вы... а вы...Да вы же все не успели
родиться, - как уже о замужестве думаете. И не просто думаете...
ОЛЬГА. Прав, как радикулит. Сложно мы думаем.
ВАСИЛИЙ. Да, брось! Чего уж там. Вам подавай
молодого, красивого и богатого.
ОЛЬГА. (смеется)
Ха-ха!
ВАСИЛИЙ. Правда глаза колет.
ОЛЬГА. (смеясь)
Где-то я это уже слыхала.
ВАСИЛИЙ. Не бабских пересудах, где же еще!
ОЛЬГА. Замечательный вы народ - мужики! И зеркала
вам не нужны! (смеется) Надо же -
молодой, красивый, богатый.
ВАСИЛИЙ. Вот и стухла!
ОЛЬГА. Прокисла! А о каких же бабах вы думаете? О
старых бедных уродках? Спите и во сне о них грезите?
ВАСИЛИЙ. Чего?
ОЛЬГА. Того! (пнула
его со злостью) Раковая шейка!
ВАСИЛИЙ. (кричит)
Садистка!
ОЛЬГА. (кричит)
Лобстер!
ВАСИЛИЙ. Утлая дура!
ОЛЬГА. Кто-кто?
ВАСИЛИЙ. Утлая дура!
Ольга опускает
руки, отходит от кровати. Василий, охая присаживается на край кровати и настороженно
следит за ней.
ОЛЬГА. Именно... Утлая дура, правильно-то как... Я
вот иногда... Ночью обычно... представляю себе... На подушке... рядом со
мной... спит... Мужчина спит. Бормочет во сне, о чем-то тихонечко, вздыхает...
А утром улыбнется мне и... Обнимет так... крепенько... (зажмурилась и потянулась)... Сладко!..
ВАСИЛИЙ. (кряхтит,
укрывается пледом и ехидно) Сладко!
ОЛЬГА. (не
реагируя) Тепло! Надежно! И все равно - бедный он или богатый, красивый или
нет. Конечно, хорошо, чтобы на здоровье не жаловался. Только где же в наше
время такие водятся? Теперь здоровых не бывает. Да и нужно мне от него - всего
ничего - чтобы добрый был и жалел бы меня. Я
про лю-бо-вь... даже не мечтаю. Слишком! Как бы судьба не решила, что за
журавлем в небе гоняюсь.
Я ведь обычная реальная баба - утлая дура. Когда
меня обнимают, из последних сил хочу верить, что это настоящее. И мне за это
ничего не жалко: ни усилий, ни времени, ни здоровья. Что там амбиции и годы!
Только бы быть нужной! У меня внутри программа такая - БЫТЬ НУЖНОЙ! Если ее не
выполнить - жизни нет! Понимаешь? Я могу работать за двоих, могу пить за двоих,
могу любить за двоих... А быть нужной за двоих... Такое еще ни у кого не
получалось.
ВАСИЛИЙ. Боже правый! Так ты... У тебя... Зачем же
ты живешь с ним?
ОЛЬГА. Чтобы ты спросил. А зачем я с тобой жила?
ВАСИЛИЙ. Он тебя ревнует?
ОЛЬГА. Не знаю. Зачем меня ревновать? Я не в какие
игры не играю с ним.
ВАСИЛИЙ. А со мной?
ОЛЬГА. И с тобой не играла.
ВАСИЛИЙ. Но детей-то ты не хотела заводить!
ОЛЬГА. (устало)
Я не хотела рано заводить. Меня еще в детстве мама учила...
ВАСИЛИЙ. Как же - помню-помню эту премудрость, -
подождать, присмотреться годок-другой, научить мужика за картошкой ходить. И
как? Завела?
ОЛЬГА. (вздрогнула)
Присматриваюсь.
ВАСИЛИЙ. Не припозднись!
ОЛЬГА. Для хорошего дела - всегда успеется. А если
опоздала, значит, плохое было дело.
ВАСИЛИЙ. Не боишься?
ОЛЬГА. Я теперь только одного боюсь - умереть
позже... мужа.
ВАСИЛИЙ. Ишь ты! Чего так?
ОЛЬГА. Одной доживать страшно.
ВАСИЛИЙ. А...
ОЛЬГА. Понимаешь... Дело не в том, чтобы кто-то со
стаканом рядом стоял... у меня паника перед ощущением гулкой пустоты в холодным
доме... (зябко повела плечами)... А
ты чего же не завел?
ВАСИЛИЙ. А для себя пожить?
ОЛЬГА. В этой позе?
ВАСИЛИЙ. Помогла бы лучше.
ОЛЬГА. (мягко)
Конечно. (растирает ему спину) Ты
прости меня, пожалуйста.
ВАСИЛИЙ. (рухнул
на кровать) А! Ты... За что?
ОЛЬГА. Это я тебя таким сделала.
ВАСИЛИЙ. Да нет. Это меня на рыбалке просквозило.
ОЛЬГА. Я не про радикулит. Я про тебя... всего...
целиком.
ВАСИЛИЙ. А-а-а... Ну ты даешь! (ловит ее руку) Ладно, старуха! Ты только себя не переоценивай!
ОЛЬГА. Спасибо за комплимент!
сцена 3
Стол накрыт к
чаю. Люсьена поет что-то громкое и темпераментное. На ней невообразимая одежда
из несочетаемых ярких тонов, угрожающая прическа, но в разговоре она старается
быть предельно интеллигентной. Василий, обернутый шарфом, витийствует, изредка
вспоминая о больной спине.
ВАСИЛИЙ. (похлопывая
ее по плечу) Милочка, Ольга права, такому голосу учеба - помеха. На сцену
надо.
ЛЮСЬЕНА. Сама сображаю. Только бы дверь найти...
ВАСИЛИЙ. (чешет
затылок) Там дверей нет.
ЛЮСЬЕНА. А щель?
ВАСИЛИЙ. (довольный)
Прямо за рога... Помозговать так и щель отыщется.
ЛЮСЬЕНА. Я мечтаю... наносить пользу.
ВАСИЛИЙ. (хохочет)
И это правильно. Так держать!
ЛЮСЬЕНА. (непонимающе)
Это я... мне бы только палец воткнуть, а уж потом вся просочусь... как в
политику!
ВАСИЛИЙ. Туда только так и... просачиваются. У нас
самые циничные люди - врачи и политики.
ЛЮСЬЕНА. Оюшки?
ВАСИЛИЙ. Очень просто. Врач знает тебя, как
облупленного. (хлопает себя по животу)
Тут все химия! Человек - это химическая реакция!
ЛЮСЬЕНА. (двумя
руками чешет уши) Аж лопухи зачесались!
ВАСИЛИЙ. (довольный
продолжает лекцию) А политик и того проще, у него одно желание - хорошо
выжить!
ЛЮСЬЕНА. Ну, намел пургу!
ВАСИЛИЙ. Какая пурга? Врач ни в грош не ставит жизнь
больного человека, а политик - всего человечества.
ЛЮСЬЕНА. Прям по нотам шпаришь! Они же того... (показывает пионерское приветствие)
клятвы дают?
ВАСИЛИЙ. (удивленно)
Совершеннолетняя уже, а... Как дают, так потом и берут. И берут больше! Кто же
признается? Они и себе в этом не признаются.
ЛЮСЬЕНА. Свисти больше! Я многих знаю... много врачей,
которые честно...
ВАСИЛИЙ. И я знаю. Только это исключения. Понимаешь,
нет правил без исключений. Хорошие примеры только усугубляют общую картинку,
потому как изначально все доктора, кроме, конечно, явных отщепенцев, желают
спасти мир от боли, как политики - от скверны. Но потом они живут-живут и постепенно
переходят в другой разряд.
ЛЮСЬЕНА. Сразу-то всех обливать... Годы клоцают,
опыт прибавляют, мудер... мудрость...
ВАСИЛИЙ. Угу. Вот они с этими приобретениями и
переходят в другое измерение. В том измерении слишком много - непозволительно
много - информации о человеческой природе. Я понятно говорю?
ЛЮСЬЕНА. Навалил передоз. (быстро выпивает чай) Еле дыхалку освободила.
ВАСИЛИЙ. (удивленно)
Горячий?
ЛЮСЬЕНА. А кто его теперь проверит.
ВАСИЛИЙ. Сильна девушка!
ЛЮСЬЕНА. (гордо)
Банал! Мои предки кипяток прямо так и лакали, без сахара даже!
ВАСИЛИЙ. (уважительно)
Таким людям ни врачи, ни политики, ни наука не страшны.
ЛЮСЬЕНА. Наука - это интересно. Только я тупая. На
меня училка как бебики поставит (принимает
позу учительницы, которая строго смотрит на учеников) - я сразу в ступор...
(потерла кончик носа) Сколько всего
нового... наоткрывали...
ВАСИЛИЙ. Да... (возвращается
к теме) Там (показывает наверх)
хватает собственных открытий. Вот они и начинают играть только в свои ворота.
ЛЮСЬЕНА. Я чего-то не догнала. А как же клятвы, обещания?..
ВАСИЛИЙ. А ты не похожа на наивную. Может, просто
глупая или утлая?
ЛЮСЬЕНА. (обиженно)
Такая картинка... (чешет затылок) аж
репа заныла. (налила себе еще чаю и одним
глотком выпила) Плесень все это!
ВАСИЛИЙ. (перекрестился)
Ни Боже мой! В жизни все начинает и заканчивается барышом! Только у одного его
можно подсчитать, а другого - нет.
ЛЮСЬЕНА. (громко)
Плесень! Все хочут радости и мужиков хороших! Балалайка три струны! Нельзя всех
грязью поливать!
ВАСИЛИЙ. Она от них отскакивает. Когда живешь внутри
грязи - очень помогают стильные костюмы за государственный счет. Понимаешь,
однажды доктор смекнет, что всех не спасти. А некоторых и вовсе не стоит. Чтобы
сохранить рассудок, он перестанет слышать стоны. Это нормальная реакция.
ЛЮСЬЕНА. Радуга загнулась... Банал. А политики?
ВАСИЛИЙ. А с ними еще проще. У них изначально
никаких иллюзий нет. Не случайно ведь говорят...
ЛЮСЬЕНА. Политика - в помойку ее - грязное дело. Я
редко ящик смотрю, у меня антрактов мало бывает. Только... сколько в бардаке, э-э... в этой думе
умников. А говорят как! Правильно. Волнуются.
ВАСИЛИЙ. То-то и дело, что в бардаке говорят.
Говорить - не делать. Они ведь ни за что не отвечают. А потом, было бы это
хорошо, никто и не стал с грязью сравнивать. (поднимает бутылку) Разливаю?
Люсьена кивает
головой. Он наливает ей и себе, поднимает бокал.
Входит Ольга. Они
ее не замечают. Она присела на табурет и медленно переобувается в домашние
тапочки. Потом начинает внимательно вслушиваться.
За знакомство! Мне нравятся молодые... неравнодушные.
ЛЮСЬЕНА. (выпила,
обрадованно) Со мной никто так еще не говорил!
ВАСИЛИЙ. (убежденно)
Еще поговорят.
ЛЮСЬЕНА. А вы разбираетесь...
ВАСИЛИЙ. Не только в этом... (одернул себя) Тебе надо знать, а то встретишь в жизни... и
перепутаешь. Запомни! В политику идут два вида человеческих особей - фанаты и
честолюбцы. Одни хотят изменить мир к лучшему. Эти- самые опасные. Все самые
страшные передряги от них. (страстно)
Идейных революционеров надо давить еще в утробе. А то вырастут - и жизнь
собственную положат, чтобы всех остальных загнать в счастье.
ЛЮСЬЕНА. Дыба! А как же быть с этими... с либидами...
ВАСИЛИЙ. (смеясь)
Либералами?
ЛЮСЬЕНА. Угу. И с... кондерастами.
ВАСИЛИЙ. Так им - консерваторам - и надо. А они в
это дерьмо лезут исключительно из шкурных интересов. Гарантированные доходы,
безнаказанность и безопасность. Эти честолюбцы переступят любого, кто стоит на
пути их светлого личного благополучия.
ЛЮСЬЕНА. Что же тогда получается?.. Мозги в пучок и
свет в крапинку... Кто же нами управляет? Нет... я не хочу... Гадко, это гадко
все... Еще гаже, чем в моей луже. И чего тогда я из нее выпрыгнула? Так не
бывает.
ВАСИЛИЙ. (устало)
Конечно не бывает. Неужели ты не понимаешь - я это все выдумал. (гладит ее по голове, как маленькую девочку)
Идейные борцы за лучшую долю только и мечтают, как бы нам с тобой получше жизнь
организовать.
Василий
подливает заварку в чашку Люсьены, а она задерживает его руку в своей. Ольга привстает, чтобы лучше видеть.
ВАСИЛИЙ. Они в этой неравной борьбе с неидейными
здоровье теряют, связки голосые напрягают... (становится за спину Люсьены и поглаживает ее сначала по голове, потом
по плечам) И наша жизнь - посмотри - неуклонно все улучшается и улучшается.
Им не позавидуешь, ведь там, где счет идет на наших и не наших, они вынуждены
постоянно соглашаться на компромиссы. То есть переступать через собственные принципы
добра и справедливости, чтобы за частностями не потерять главного - нашего
доверия.
Несколько раз
он пытается ее обнять, но делает это не слишком ловко и быстро, - то рука
соскальзывает, то она поворачивается в другую сторону, то просто промахивается
и попадает в сахарницу. Но на лице при этом у него предельно сосредоточенное выражение
- о политике речь идет.
Ольга
улыбается и укоризненно качает головой.
Только рано или поздно они все переступят последнюю
черту - самих себя. И светлая идея обернется сначала корпоративной пользой, а
потом и личной выгодой. После этого останутся только трескучие фразы о
справедливости, свободе выбора, нуждах трудящихся, престиже государства и
прочей пропагандистской чепухе. Заметь, чем больше личная выгода, тем громче
крики о нашей заботе. Да за возможность красиво все это произносить с дрожью в
голосе и скупой политической слезой они перекусят глотку любому усомнившемуся.
Изящно перекусят. Да еще цирк из этого устроят.
ЛЮСЬЕНА. (ерошит
волосы) У меня ботва дыбом встала.
ВАСИЛИЙ. (поднимает
бутылку) Умучили девушку, поганцы! Выпить надо!
ЛЮСЬЕНА. Я не согласна.
ВАСИЛИЙ. (удивленно)
Как хочешь, я и сам могу.
ЛЮСЬЕНА. Нет, я согласна (протягивает рюмку) .
ВАСИЛИЙ. (опешил)
Ты, девочка реши, чего хочешь. (смотрит
на бутылку) А то тут и без согласия мало, а уж по согласию...
ЛЮСЬЕНА.
Господи!
ВАСИЛИЙ. Что, Господи! (одним махом подсаживается рядом и обнимает ее) Ты посмотри на
наше народонаселение. Трахают его, извини за подробность, самыми изощренными
способами.
ОЛЬГА. И что самое удивительно, - без всякого
взаимного согласия.
С грохотом
включается холодильник. Василий и Люсьена испуганно вскакивают, на пол летят
чашки. Люсьена от страха надолго замирает в неудобной позе.
ОЛЬГА. Батюшки, опять!
ВАСИЛИЙ. (как
ни в чем ни бывало) Привет! Ты ему поесть принесла?
ОЛЬГА. (достает
из сумки пакеты и забрасывает с остервенением в холодильник) Молчи, утроба!
ВАСИЛИЙ. Изящней, полегче. Холодильник, как любой
мужчина, на ласку отзывается.
ОЛЬГА. Сейчас приласкаю. (наступает на Василия) А потом без всякого согласия, как
представитель народонаселения...
ВАСИЛИЙ. Толпа часто ошибается...
ОЛЬГА. (наступает
на него) В данный момент я с ней солидарна.
ВАСИЛИЙ. (призывает
Люсьену) Политические диспуты иногда заканчиваются потасовками...
ОЛЬГА. С ней я сама разберусь...
ВАСИЛИЙ. Прошу учесть - она не из стана
противника...
ОЛЬГА. Ага! Не засланный казачок!
ВАСИЛИЙ. Конечно! Мы... вырабатывали конценсус...
нашего совместного... заявления... по поводу...
ОЛЬГА. (перебивает,
смеясь) По согласию, значит.
ВАСИЛИЙ. Верно. Все по согласию. Тут все чисто, не
подкопаешься! (облегченно) Да вы дамы
не берите это близко к сердцу - такая ерундистика везде. Просто, у нас это
очень наглядно. (выпутывается изящно)
А те, которые сотни лет эту дерьмократию делают, те искуснее.
ОЛЬГА. Что мне в тебе всегда нравилось, Василий, так
это твой конценсус! Как это тебе всегда удается смешать частное с общим?
Сколько лет тебя знаю, а все не перестаю удивляться твоему спортивному
энтузиазму.
ЛЮСЬЕНА. (пришла
в себя) А при чем тут энтузиазм, мы ведь о ... политике говорили?
ОЛЬГА. Вы о политике говорили со спортивным уклоном.
ВАСИЛИЙ. (Люсьене)
Это она всегда так шутит.
ОЛЬГА. Еще бы! У нас ведь какой принцип главный?
ЛЮСЬЕНА. Какой?
ОЛЬГА. Олимпийский! Не обгоню - хоть согреюсь!
ЛЮСЬЕНА. Это - в политике?
ОЛЬГА. Василий! И почему ты политикой занимаешься
только... на досуге?
ВАСИЛИЙ. А в жизни оно, может, еще пострашнее будет.
ЛЮСЬЕНА. (непонимающе)
Все мировые проблемы решили...Дискуссия-таки... маки, раки, плешивые вурдалаки.
сцена 4
ОЛЬГА. Как странно бывает в жизни. Женщина рожает
ребенка, отдает ему всю себя, а потом оказывается, что этого никто и не
заметил. Конечно, материнский инстинкт - вещь безусловная, и никто не обязан
говорить за него даже спасибо... Но что делать с обидой... На самое себя...
ЛЮСЬЕНА. Шпане всегда нужно другое. Отродясь. (осторожно) Вы о себе?
ОЛЬГА. Я - о женщинах. Или наши матери мудрее? Или
им все равно? Или в том был великий смысл?
ЛЮСЬЕНА. (доверчиво)
Когда мне надоест мылиться - заведу сопливого и проверю.
ОЛЬГА. Чего проверять станешь?
ЛЮСЬЕНА. А вот это самое - материнский инстинкт.
ОЛЬГА. Ну-ну... Годами выращивают хрупкий цветок...
а вырастает чертополох... почти всегда. В чем же дело?
ЛЮСЬЕНА. И мамаша моя все про то тявкала: “Душа моя
- поганка! Дела - корявые!”
ОЛЬГА. А ты чего?
ЛЮСЬЕНА. А я - сквозняк!
ОЛЬГА.
“Другим - наука”... заботы мелочные... Шут разберет, может, все дело в
опеке?
ЛЮСЬЕНА. Придумали зонтик себе! Вы же не можете
спокойно смотреть, как мы тащимся от жизни! Вот и ломаете грабли в трагическом
экстазе. Придумали себе формулу счастья - и нас под нее. Шарахаетесь из одного
ее конца в другой. Вместо того, чтобы просто попробовать нас понять. Нет, вам
всякий раз надо нарваться на сопротивление, да с истерикой. У вас детей нет -
радуйтесь!
ОЛЬГА. (печально)
Я радуюсь. Изо всех сил.
ЛЮСЬЕНА. (не
заметила ее тона) Мои со мной иводились! Дрожжи (показывает деньги) не воруй,
колеса не глотай, мультиками (надевает
пакет на голову) не увлекайся... А я не слушаю. Скучно. Торчу, вытаращив
глаза по стойке смирно и оба уха на вылет, - ничего не задерживается. Да вы
поднатужьтесь, вспомните себя в детстве.
ОЛЬГА. (грустно)
Ты, пожалуй, права. Не так резко, не так грубо... но... права. Просто, когда ты
становишься родителем... кажется, что не станешь делать ошибок своих...
ЛЮСЬЕНА. ... предков!
ОЛЬГА. Именно. А все начинается заново. Те же ошибки
делаем.
ЛЮСЬЕНА. Вас пронесло! Не нойте, чего уж! Он (показывает наверх) терпел, а мы чем лучше!
Смеются и обнимаются.
ОЛЬГА. Хочется, чтобы вы были счастливы.
ЛЮСЬЕНА. Ой, я вас умоляю! Мало вам своей жизни!
Чего вы все нас обнюхиваете?
ОЛЬГА. Надо говорить - у нас. И вынюхиваете.
ЛЮСЬЕНА. Надо? Говорите! Я вот не помоюсь пару дней
- чей нос заболит?
ОЛЬГА. Грубая ты.
ЛЮСЬЕНА. Зато голос! (громко поет что-то модное и знакомое)
ОЛЬГА. Труба иерихонская! Какой талант! И какой
язык!
ЛЮСЬЕНА. (подходит
к зеркалу, высовывает язык и рассматривает его, потом показывает Ольге)
Норма! Обыкновенный, только чего-то он сегодня красный. Это - варенье. Верняк,
оно. А голос? (взяла громко высокую ноту)
ОЛЬГА. (затыкает
уши) С неба свалилось. Так ты цени! Получила ни за что - отрабатывай!
ЛЮСЬЕНА. Под вашим Васькой? Так у этого рака ни
хвоста, ни клешней - один бульон с укропом и тот без перца.
ОЛЬГА. (всплеснула
руками) Как!..
ЛЮСЬЕНА. (передразнивает)
Никак!
ОЛЬГА. Ты... ты... ты...
ЛЮСЬЕНА. Да успокойтесь вы, тетя Оля. Не пробовала я
это варево, да и не собираюсь. На кой он мне сдался - я алмазная Люська. А тут
- домовуха маленькая, (показывает на
карман) багажник пуст, а кама сутра его - (поет с чувством) “дым, все скрывает дым, счастьем молодым вся душа
полна...”
Ольга вначале
молча злится, а потом смеется и подхватывает песню. Так и поют они - на два
голоса, кружась по комнате.
Случайно
неловким движением Ольга задевает коробку. Из нее вываливается факс и начинает
с треском печатать сообщение. От неожиданности они обе падают рядом, страшно
ругаясь нехорошими словами.
Факс ведет
себя странно, вместо того, чтобы просто выпускать из себя бумагу, он нагло
наступает на женщин.
ОЛЬГА. Вот хам!
ЛЮСЬЕНА. Зяблик, а ту да же! Проучим его!
ОЛЬГА. Сначала поглядим, что он выплевывает. (рвет бумагу, но факс продолжает работать).
ЛЮСЬЕНА. Что? “Шлите апельсины бочками?”
ОЛЬГА. Похоже. (читает)
“Василий, я оформила развод и документы на квартиру готовы. Пришлю почтой.
Квартирой пользуйся. О машине, даче и фирме можешь не беспокоиться - забираю
себе, как компенсацию. Шоу-бизнес без тебя отдохнет, а девиц я уже разогнала.“
(выронила бумагу, неловко разводит руками)
Как же теперь мы тебя?.. Похоже, накрылся медным тазом васенькин шоу-бизнес. Да
и было его - конторка прокатная на отшибе.
ЛЮСЬЕНА. (села
на стул) Теперь и того нет. (трясет
кулаком) Лахудра! Агрессор НАТО прошелся по моей карьере точечным ударом! (решительно встала) Но я - патриотка! Я
не Кувейт какой-нибудь!
ОЛЬГА. (смеется)
Цель, достойная настоящего патриота - прийти на кладбище и там остаться! (обе хохочут)
ЛЮСЬЕНА. Это что-то вроде - приходите ближе к ночи.
Только один.
ОЛЬГА. Не дрефь, мы что-нибудь придумаем, не один же
он этим занимается?
ЛЮСЬЕНА. Не смеши мои носки! Ладно! Покатаемся еще!
Факс заурчал
снова, но ничего не выдал.
(грозит ему
кулаком) Что - опять чушь лезет?
ОЛЬГА. Да у него тут все приборы такие.
Тотчас же
загрохотал холодильник.
ЛЮСЬЕНА. Утроба протестует!
ОЛЬГА. А ведь в этого гада я загрузила половину
рынка!
ЛЮСЬЕНА. Ему за державу обидно!
ОЛЬГА. (грозит
кулаком холодильнику) Заткнись, а то все выброшу на помойку.
Холодильник
мгновенно успокоился.
ЛЮСЬЕНА. (возбужденно
вопит) Его надо показывать в цирке. (бегает
по сцене) Последнее представление всемирно известной укротительницы дохлых
лобстеров и домашних агрегатов! Смотрите! Смотрите! Смотрите!
Ольга
озирается по сторонам. Люсьена хватает клетчатый плед с дивана и закрывает от
публики Ольгу.
Смертельный трюк! Слабонервным на выходе дадут
понюхать валерианку! Шпану попрошу не визжать! Бабы, запахните пальтуганы!
Мужиков держите, чтобы не отвалились! Туш!
Люсьена
отбрасывает плед. Ольга преобразилась. На ней блестящий цирковой костюм. На
голове - большой бант, в руках шумовка и половник.
ОЛЬГА. Ап! (громко
стукает шумовкой по половнику) На первый второй рассчитайсь!
Холодильник
открыл и закрыл дверь, а факс выдал рулон бумаги.
ОЛЬГА. А теперь наоборот! (техника послушно выполняет приказ)
ЛЮСЬЕНА. Полная дурь! Зато... (разматывает бумажный рулон, который вылез из факса) теперь у нас
вагон туалетной бумаги.
ОЛЬГА. (с
сомнением мнет бумагу) Жестковато будет...
ЛЮСЬЕНА. Не младенцы, пожамкаем - так и сойдет!
ОЛЬГА. Сомневаюсь...
ЛЮСЬЕНА. Щас хозяин припрется - проведем следственный
эксперимент.
ОЛЬГА. А как откажется?
ЛЮСЬЕНА. Снасильничаем!
ОЛЬГА. Он же дома у себя?
ЛЮСЬЕНА. Это он один - дома. А с нами...
ОЛЬГА. Молчи, дщерь неразумная, а то пошлешь его...
ЛЮСЬЕНА. Я далеко не умею...
ОЛЬГА. Не научилась?
ЛЮСЬЕНА. Не доходят!
Смеются. Потом
запевают что-то залихватское и, подхватив бумагу, танцуют. Следом волочится
факс.
ОЛЬГА. (факсу)
Брысь! Отстань! (факс наступает)
ЛЮСЬЕНА. РС-20 к бою! Товсь!
Факс
застрочил, как пулемет. Из холодильника вылетела связка сосисок.
ЛЮСЬЕНА. На врага, повзводно - пли!
Хватают
сосиски и обматывают их вокруг холодильника, а факс отползает.
ОЛЬГА. Противник удалился на заранее подготовленные
позиции.
Факс издали
еще раз послал очередь.
ЛЮСЬЕНА. (замахивается
толстой книгой) Разнесу - никакой
лобстер не соберет. (факс затрещал и затих)
ОЛЬГА. (срывает
бант и машет им) Временное перемирие.
ЛЮСЬЕНА. Мы держались интеллигентно... из последних
блядских сил. (Ольга укоризненно качает
головой)... Но их могло не хватить.
ОЛЬГА. Да уж... (села
на пол) Вот и вся политика в разрезе: по одному слову вперед идут полки,
под другому - обратно везут гробы...
ЛЮСЬЕНА. (поднимает
ее) Хватит политики! У нас власть серьезная: пукнул - галочка, собрался
пукнуть - полгалочки.
ОЛЬГА. А нам нюхать...
ЛЮСЬЕНА. (машет
руками) Кранты! Давай про мир во всем мире!
ОЛЬГА. Про мир? (почесала
нос) Был у меня один знакомый. Хирург по профессии.
ЛЮСЬЕНА. Ну.
ОЛЬГА. Замуж звал.
ЛЮСЬЕНА. Ну.
ОЛЬГА. Клялся, что рожать буду без боли.
ЛЮСЬЕНА. Ну.
ОЛЬГА. Распрягай! Заладила ну да ну.
ЛЮСЬЕНА. Ну и что?
ОЛЬГА. А я что! Так у него всех достоинств и было,
что рожать без боли.
ЛЮСЬЕНА. Ну?!
ОЛЬГА. О, Господи!
ЛЮСЬЕНА. Ну, это... это... ну... это не самое
главное...
ОЛЬГА. Заладила, дура! Главное-не главное, а
оказалось - единственное.
ЛЮСЬЕНА. Ну!
ОЛЬГА. Вот те и ну! Чтобы с ним жить, пришлось бы
рожать каждый день!
ЛЮСЬЕНА. Ну-у-у!! Да-а-а!!!
ОЛЬГА. Так-то лучше. Хоть ну, хоть да - пупок
развяжется...
Молчат.
Холодильник и факс тоже молчат.
ЛЮСЬЕНА. Покой, пес ему... Ты зачем ему сказала, что
замужем?
ОЛЬГА. Это язык ляпнул.
ЛЮСЬЕНА. Банал! Нам вроде пора сваливать отсюда.
ОЛЬГА. Ты про себя говори.
ЛЮСЬЕНА. Вас бросать нельзя. Пропадете.
ОЛЬГА. Бесхозные?
ЛЮСЬЕНА. Глупые. Я вас усыновлю.
ОЛЬГА. (смеется)
Мы вдвое старше тебя.
ЛЮСЬЕНА. Только по возрасту, (обнимает ее) а как кутята слепые... тыкаетесь друг в друга и
лаетесь по чем зря.
ОЛЬГА. (быстро
трет глаза, нарочито безразлично) Скучно...
ЛЮСЬЕНА. Надо поиграть во что-нибудь.
ОЛЬГА. Хорошо бы в шахматы...
ЛЮСЬЕНА. Я пас...
ОЛЬГА. И я про то же. Не с кем. Даже в простые
шахматы сыграть не с кем.
ЛЮСЬЕНА. А с судьбой попробовать.
ОЛЬГА. С судьбой нельзя играть в азартные игры.
ЛЮСЬЕНА. Раки-вурдалаки!
ОЛЬГА. Зачем делать из подруги противницу. Так можно
и привыкнуть, а главное - ее приучить.
Звонок в
дверь. Они не обращают на него внимания. Настойчивый звонок.
ЛЮСЬЕНА. Летите, голуби... (на дверь кричит) Ты сюда не попал...
2 действие
сцена 5
Ольга и
Люсьена пьют чай. В комнате относительный порядок. Кровать заправлена клетчатым
пледом.
ОЛЬГА. Не могу согреться.
ЛЮСЬЕНА. Навроде тепло.
ОЛЬГА. (бьет
себя в грудь) Это чаем не пронять.
ЛЮСЬЕНА. Тогда градусы нужны!
ОЛЬГА. А я про что! (достает из холодильника водку) Будешь?
ЛЮСЬЕНА. Совершеннолетняя!
Ольга
разливает. Встают чокаются.
ЛЮСЬЕНА. За тя за мя!
ОЛЬГА. Мировецкий тост!
ЛЮСЬЕНА. Пьем махом - и все прахом!
ОЛЬГА. Удочерю, ей-богу, удочерю!
ЛЮСЬЕНА. Протрезвеем, чердаки проветрим... Банал! Я
не против. Мне нравится тут у вас точковаться!
ОЛЬГА. Самое смешное, что я почти все поняла.
ЛЮСЬЕНА. Ты ж не тундра!
ОЛЬГА. Мы на ты?
ЛЮСЬЕНА. (наливает
еще Ольге и себе, наставительно) В семью зовешь, не чужаки!
ОЛЬГА. (чокаются,
пьют) Я не тундра! Я... утлая дура.
ЛЮСЬЕНА. Чего это?
ОЛЬГА. Чего - не знаю, но точно - утлая!
ЛЮСЬЕНА. Твое желание - закон! Догнала?
ОЛЬГА. Догнала! Я бы еще кое-кого догнала.
ЛЮСЬЕНА. (наклоняется
к Ольге и слушает ее сердце) Движок в порядке, (поднимает ее руки) кегли - летают, (делает вместе с Ольгой несколько шагов, о ногах) ласты - дрыгаются,
(поворачивает голову к публике, открывает
ей рот, обнажая зубы) частокол на месте, (дергает нос) клюв - в порядке. Хороша вывеска. Вперед!
ОЛЬГА. (от
неожиданности) Ой!
ЛЮСЬЕНА. Вот те и ой!
ОЛЬГА. (садится,
наливает себе еще, пьет) Просто... Очень хочется... понимаешь, просто
прижал бы меня к себе. И даже не крепко... Ласково... Молчит пусть себе... даже
лучше, когда молчит. Руками вот так бы провел по спине - медленно... нежно... И
вся бы боль ушла. Абсолютно вся. Я совершенно в этом уверена. Ушла бы и все.
Просто, сбежала бы. Что ей делать, если два человека...
Люсьена гладит
ее по руке.
Я бы не только сама в этот момент вылечилась... Я бы
еще полмира могла бы исцелить...
ЛЮСЬЕНА. Хвостатый канделябр! Таки полмира?
ОЛЬГА. Чуть меньше.
ЛЮСЬЕНА. То-то! Ну и как?
ОЛЬГА. (быстро
вытирает глаза, весело выхватывает из кармана пузырек и громко трясет
таблетками) А вот так!
ЛЮСЬЕНА. Это же зерна!
ОЛЬГА. Неужели я позволю загнуться родной
фармокопее! И где же мой патриотизм? Не кисни, это доктор прописал. Хороший
доктор. Правильный.
ЛЮСЬЕНА. От боли помогает?
ОЛЬГА. От нервов. От них от сучьих все идет.
ЛЮСЬЕНА. А боль?
ОЛЬГА. А боль, миленькая, она не лечится. Боль не
диагноз - состояние души. Когда больно - это нормально. Значит, живешь! А хочешь
жить - терпи!
ЛЮСЬЕНА. Как устанешь?
ОЛЬГА. В отпуск сходи и опять терпи! Это тебе не
курорт - жизнь!
ЛЮСЬЕНА. Тырдым сплошной!
Разливают вино
по рюмкам, чокаются, пьют, обнимаются и поют на два голоса.
сцена 6
Входит
Василий. Стараясь не шуметь, снимает пальто, переобувается. Достает еще одну
рюмку, подсаживается к столу.
ЛЮСЬЕНА. Будь, как дома, папаша.
ВАСИЛИЙ. (удивленно)
У кого?
ОЛЬГА. У нас!
ВАСИЛИЙ. (налил,
выпил, качнул головой) Оштрафовали так оштрафовали!
ОЛЬГА. (плюет
в сторону факса) Плюнь ты на нее!
ЛЮСЬЕНА. (гладит
его по голове) Мы не такие суки!
ВАСИЛИЙ. Вы - другие!
ЛЮСЬЕНА. В чем проблема?
ВАСИЛИЙ. (рапортует
излишне бодро) В лишнем весе и радикулите!
ЛЮСЬЕНА. Лишний вес мы победим, а радикулит переломим!
ОЛЬГА. Навсегда!
ВАСИЛИЙ. (поднимает
рюмку) За милые уста!
ЛЮСЬЕНА. (добавляет)
И пусть всегда они брешут только правду!
ВАСИЛИЙ. Тогда я спокоен! Хорошо было китайцам, -
растили - растили неспешно свои мандарины...
ОЛЬГА. Мандарины?
ВАСИЛИЙ. Рис. Не все ли равно что, главное -
неспешно. (вынимает факсовое сообщение
бывшей жены и медленно рвет его)
ОЛЬГА. И ты так живи.
ЛЮСЬЕНА. Проще надо.
ВАСИЛИЙ. Так у китайца другое время было.
ЛЮСЬЕНА. Ну и что?
ВАСИЛИЙ. А то, что ему кроме мандарина ничего не
надо было.
ОЛЬГА. В чем проблема? Делай так же, - посмотрите,
какой я мандарин...
ВАСИЛИЙ. Вижу уж.
ОЛЬГА. (поднимается
и прохаживается нетвердой походкой) Что, плохой мандарин?
ВАСИЛИЙ. Хороший... Да... А (махнул рукой) что там говорить...
ЛЮСЬЕНА. Надо сказать!
ОЛЬГА. Ты сам не понимаешь...
ВАСИЛИЙ. Объясни, я пойму.
ОЛЬГА. Не поймешь.
ВАСИЛИЙ. Что я - соленый?
ОЛЬГА. (зло)
Китайский!
ВАСИЛИЙ. (миролюбиво)
Ты не лайся! Что делать, если совсем плохо?
ОЛЬГА. (кричит)
Красить забор!
ВАСИЛИЙ. Что? Что красить?
ОЛЬГА. (кричит)
Забор! Еще спроси: “Зачем?”
ВАСИЛИЙ. Сбавь свое форте. Зачем?
ОЛЬГА. (сердито)
Тупица.
ВАСИЛИЙ. (к
Люсьене) А ты?
ЛЮСЬЕНА. Полная солидарность!
ВАСИЛИЙ. Это еще ничего не объясняет.
ОЛЬГА. Тогда уточняю. Когда забор покрашен - на дом
можно и не смотреть.
ВАСИЛИЙ. (невозмутимо)
И где твой забор?
ОЛЬГА. Вот (указывает на свое лицо)
ВАСИЛИЙ. (придирчиво
осматривает) Да... Однако мне кажется, что штакетник слишком редкий...
ОЛЬГА. (грозит
ему кулаком) Свой организм я убрала цветами. (крутанулась на месте) Эх-х! Прошла дрожь по организму, вызывая
катаклизму!
ВАСИЛИЙ. (с
сомнением) Чем заведует твое левое полушарие?
ОЛЬГА. Чем-чем? (задумалась,
налила себе вина, выпила) Правым!
ЛЮСЬЕНА. (восхищенно)
Астрофизика! (тоже налила себе еще и
выпила)
ВАСИЛИЙ. Девушки! (забирает бутылку со стола и прижимает ее к себе) Вас совсем нельзя
оставлять одних!
ОЛЬГА. Как пить дать! Дорога была верной, только
указатели подвели, мать их! Ленина не поняли ученики проклятые!
ВАСИЛИЙ. (Люсьене)
Ты что с ней сделала?
ЛЮСЬЕНА. Часы стоят - время идет! (икнула)
ВАСИЛИЙ. (наливает
себе, пьет) Странно, чем больше человек пережил, перечувствовал, чем
обширнее его знания и умения, тем больше у него поводов скрывать свое подлинную
сущность.
ОЛЬГА. (протягивает
свою рюмку) И моей сущности, пожалуйста.
ВАСИЛИЙ. (наливает
ей) Я про нее и говорю.
ОЛЬГА. Мне это надоело.
ВАСИЛИЙ. Что именно?
ОЛЬГА. Я тебе говорю, а ты не слушаешь.
ВАСИЛИЙ. Тебя слушать - ушей не хватит!
ОЛЬГА. А ты слушай и не перебивай.
ВАСИЛИЙ. Если я не буду тебя перебивать, ты никогда
не дойдешь до цели.
ОЛЬГА. (выпила)
И где я сейчас, по-твоему? Лучше заткнись, а то я дойду до точки!
ЛЮСЬЕНА. Ша, ребята! Я не люблю семейных сцен. Вы
тут сами деритесь, я пойду покемарю, а то весь космос пропущу. Банал!
Кланяется и
нетвердой походкой уходит в другую комнату.
сцена 7
Ольга и
Василий провожают ее глазами.
2
ВАСИЛИЙ. Хорошая девочка, я бы ее усыновил.
ОЛЬГА. А я уже.
ВАСИЛИЙ. А ее родители?
ОЛЬГА. Разве у такой могут быть родители?
ВАСИЛИЙ. (решительно)
Отпала последняя преграда! Чего ты еще хочешь?
ОЛЬГА. Я хочу встретить мужика, который бы сказал
мне: “Я тебя люблю! Пойдем со мной, и тебе никогда не будет больно!.. Я
побежала бы сразу, даже не задумываясь!
ВАСИЛИЙ. Ты какая-то извращенка, а если он
направляется в пропасть?
ОЛЬГА. Пусть! С любимым и в пропасть - счастье!
ВАСИЛИЙ. Это же дорога в рабство!
ОЛЬГА. Это - просто жизнь! Ты мог бы меня понять,
но... выпил мало и никого так с собой не звал...
ВАСИЛИЙ. (тихо)
А если позову, ты пойдешь?
ОЛЬГА. (тоже
тихо) А ты попробуй.
ВАСИЛИЙ. (нерешительно)
Пошли спать.
ОЛЬГА. (смотрит
в глаза) Не хочется. Посмотри, какая луна! Выключи свет.
Выключают
освещение. Комната залита лунным светом. Они на авансцене. Смотрят в зал.
ВАСИЛИЙ. Знаешь, я уже привык к Люсьене. А с голосом
что-нибудь придумаем. Пусть она останется. Она не гость. Меня гости стали утомлять.
ОЛЬГА. Меня тоже.
ВАСИЛИЙ. Годы, наверное. Это... я... это...
ОЛЬГА. Кошка, не тяни кота за хвост. Или наоборот?
ВАСИЛИЙ. (взял
ее за подбородок) Я и не тяну. Просто... В общем... я хочу тебе подарок
сделать.
ОЛЬГА. Ты уже сделал. Я такого роскошного подарка не
принимала никогда.
ВАСИЛИЙ. Так ты его еще не приняла.
ОЛЬГА. Правда?
ВАСИЛИЙ. Ты мне ничего не ответила.
ОЛЬГА. А ты не понял?
ВАСИЛИЙ. Княгинюшка, снизойди, скажи словами. Давай
попробуем еще раз.
ОЛЬГА. Давай.
ВАСИЛИЙ. За что тебя всегда ценил - так это за красноречие.
ОЛЬГА. Не гунди.
ВАСИЛИЙ. И правда. Это все парад. Я тут у реки
нашел, посмотри. (протягивает ей камень).
ОЛЬГА. Камень. (рассматривает
его) С дырочкой. Это же - куриный Бог! На счастье! Ты... ты... (обнимает его и целует) Родненький мой...
Ольга быстро
вскакивает, суетливо подбегает к вешалке с одеждой, достает что-то из кармана
своего плаща, возвращается.
Я тоже... На удачу! (протягивает ему маленький предмет на открытой ладони)
ВАСИЛИЙ. Кубик. Игральный?
ОЛЬГА. Ты его к свету поднеси.
Он поднимает
руку с кубиком и вертит его в лунном свете.
ВАСИЛИЙ.
По... семь точек... На всех гранях по семь точек?
ОЛЬГА. Дошло?
ВАСИЛИЙ. Самое счастливое число?
ОЛЬГА. Как не кинешь - удача будет! Теперь никуда
она от нас не денется!
ВАСИЛИЙ. Але-оп!
Он
подбрасывает кубик. Они склоняются над ним. Обнимаются, присаживаются на
авансцену.
Милая моя, любимая! Ты ничего не бойся. Мы уже свое
отбоялись. Любая мука на двоих - только половина. А ежели с умом, да
подготовившись... (целует ее) Я самый
счастливый человек. У меня в жизни есть самое главное - ты!
ОЛЬГА. (смущенно)
Ну, ну не надо, зачем ты так. Я все понимаю. Давай, просто посидим.
ВАСИЛИЙ. Нет уж! Странные мы, люди, как скандалить -
так все буковки донесем, а как о хорошем сказать - до могилы молчим, а после -
инсульты, инфаркты и прости, Господи! Нет уж. Я
ведь потом могу и не решиться.
Она гладит его
по голове. Он бережно берет ее руки в свои и медленно целует их. Она прячет
лицо и прижимается к нему.
Знаешь, все у меня было: сумасшедшие страсти,
спортивный азарт... деньги искушали. А вот сижу рядом с тобой, - не нобелевский
лауреат, не Аполлон, с удачей глубоко на “вы” и бабушка миллионерша - не у
меня.
ОЛЬГА. (сонно)
И слава Богу!
ВАСИЛИЙ. И слава Богу. Нам с тобой много не надо. Мы
не жадные, - чуточку везенья, да капельку здоровья... Только ты верь в меня!
Пожалуйста. Я горы сверну... Хорошая моя. (наклоняется
к ней) Спишь? (вздыхает) Спи, моя
хорошая. Ты ведь не надеялась, что когда-нибудь услышишь это... Я ведь проверил
- нет у тебя никакого мужа. Только я... непутевый... Ждать устала. Спи, моя
девочка. Тебе много сил потребуется. Целая жизнь впереди. К счастью надо быть
готовым. Ему суета вредна.
Постепенно на
сцене светлеет.
У нас будет тихое и спокойное счастье. Романтики
заскучают. Но мы уже... не романтики. Мы люди степенные. Обойдемся без грохота.
Спи, моя хорошая. Впереди у тебя - бессонные ночи и много-много беспокойства.
Может, нам еще повезет, и будет у нас свой ребенок. А почему нет? Какие наши
годы... С малышом будет трудно. Хотя, когда нам было легко?
Солнечный луч
резко бьет по глазам и заливает сцену. От неожиданности Ольга проснулась.
ОЛЬГА. Я, кажется, заснула.
ВАСИЛИЙ. Не кажется.
ОЛЬГА. Прости, пожалуйста.
ВАСИЛИЙ. Не надо, все в порядке.
ОЛЬГА. Ты не обижаешь, правда? Сморило меня.
ВАСИЛИЙ. Смотри! Солнышко!
ОЛЬГА. Ну и засиделись мы с тобой. Мне приснилось...
Ты только не смейся, обещаешь?
ВАСИЛИЙ. Честное пионерское!
ОЛЬГА. Да ну тебя! Ты будешь... Мне приснилось, что
ты... хочешь ребенка.
ВАСИЛИЙ. (тихо)
Не приснилось. Я готов.
ОЛЬГА. (смеясь)
Ты сперва двигательную активность
восстанови, а после рапортуй!
ВАСИЛИЙ. Поможешь?
ОЛЬГА. Во всех смыслах!!!
ВАСИЛИЙ. Давай...
Они
переглядываются, поднимаются.
ОЛЬГА. Проходи, солнышко, располагайся.
ВАСИЛИЙ. Будь, как дома!
ОЛЬГА. Входи-входи, не стесняйся!
Низко
кланяются солнцу.
ВАСИЛИЙ. Оставайся с нами! (в зал) И с вами! Навсегда!
ОЛЬГА. С добрым утром! А мы спать пойдем.
январь-май 2000