Т А М А Р А

мелодрама в 2-х действиях
 

 

 


Действующие лица:

Тамара
Куприян – муж
Леонид - сын
Алла – подруга, нотариус
Неизвестный
Дядюшка Герман Вадимович – отец Куприяна

 

 

 

 

1 действие

 

 

     1 сцена

     Вечер. В гостиной за накрытым праздничной скатертью столом сидит Куприян. Работает телевизор. Слышен грохот посуды на кухне.

     КУПРИЯН. (кричит) Томка! Старуха! Томка!
     ТАМАРА. (голос). Погоди, еще немного.
     КУПРИЯН. (потирает руки) Эх, заживем скоро, как у царя за пазушкой! Только бы не сорвалось! (нюхает цветы в вазе и недовольно кричит). Томка! Желудочный сок объявляет последнее предупреждение.
     ТАМАРА. (голос) Уже скоро.
     КУПРИЯН. Я-то что, я подожду. Только если не поторопишься - меня желудок изнутри сжует. Он слов не понимает.
     ТАМАРА (выходит со стаканом воды). На, залей огонь (протягивает стакан).
     КУПРИЯН (презрительно смотрит на воду). Ну, меня еще можно уговорить, но организм…
     ТАМАРА (перебивает) Уж не хочешь ли ты сказать, что твой желудок живет независимой от тебя жизнью.
     КУПРИЯН. Утверждать не буду, но собственные привычки у него есть.
     ТАМАРА. Знаю я эти привычки, рюмку хлопнуть - вот и все привычки. Подожди немного, будет и рюмка.
     КУПРИЯН. Ты бы на стол поставила, старая. Пусть постоит, привыкнет, подышит.
     ТАМАРА. Я бы поставила, только подышать не успеет. Ты ведь так, без всякого дыхания употребишь.
     КУПРИЯН. Обидно речи такие слышать от законной супруги. 25 лет – это не просто срок, а СРОК!
     ТАМАРА. (поправляет его) Общий…
     КУПРИЯН. Наш общий срок! Четверть века!
     ТАМАРА. Как торжественно, а если без пафоса?
     КУПРИЯН. Важный разговор имеется. Ситуация интересная может выгореть, а ты…Мало того, что сижу тут один, как старая оглобля, так еще и никаких приятных запахов не ощущаю.
     ТАМАРА (обнимает его). Будут тебе и запахи, и разговор, и все остальное.
     КУПРИЯН. Какое там! Почему никого не позвали? Готовишь на роту, а есть придется одним, старуха. Ленька и тот не придет.
     ТАМАРА. А может быть и придет. Он же сын.
     КУПРИЯН. Ну-ну, надейся. Он свои-то годы не считает, неужели наши вспомнит?
     ТАМАРА. А я лучше о сыне думаю.
     КУПРИЯН. В этом, старуха, все твои проблемы. Его надо воспринимать, не думая, а реально. А реальность такова, что…
     ТАМАРА (машет руками). Ничего не желаю слышать. Знаешь, Прин, если на все смотреть в увеличительное стекло, даже шоколад покажется горьким.
     КУПРИЯН. Лучше уж так, тем более что горький шоколад - он и есть настоящий шоколад. Тебе бы пора перейти с бинокля на обычные очки, оно надежнее для жизни. (раздраженно) И сколько можно просить не называть меня Прином. Я – Куприян. 25 лет прошло, а ты все никак не запомнишь. Куприян, можно, Куприянушка, если невмоготу.
     ТАМАРА. Хорошо, Прин. Я скоро (выходит).
     КУПРИЯН (с досадой). Что в лоб, что по лбу. Сколько бабу не учи, все равно она только на диплом способна.

     Прислушивается к шумам на кухне и увеличивает громкость телевизора. Некоторое время сидит, тупо уставившись в экран.

     Нет, невозможная дура! Другая сунула бы мне пирожок, чтобы временно заткнулся, а она – стакан воды. Я что - в ресторане сижу, на меню гляжу? (прислушивается) Пока сам не позаботишься, никто не поможет.

     Поднимается из-за стола, делает несколько шагов к кухне, замирает, слушая звуки, потом направляется к шкафу (буфету и пр.), достает бутылку и отвинчивает пробку.

     Можно, конечно, культурно, только рюмки пачкать – на скандал нарываться. Мы по-простому, по-человечески (пьет из горлышка, довольно хмыкает и завинчивает бутылку).

     ТАМАРА (голос) У меня все готова. Помоги, пожалуйста!

     Куприян снова воровато отвинчивает пробку, быстро делает еще один глоток, прячет бутылку на прежнее место и направляется за кулисы. Через некоторое время Тамара и Куприян вывозят столик на колесиках, уставленный блюдами и бутылками. Расставляют тарелки на праздничном столе.

     ТАМАРА. Теперь можно ужинать. (осматривает стол) Кажется, я ничего не забыла.
     КУПРИЯН. Положим, шампанское ты зря купила, только кишки раздражать.
     ТАМАРА. А мы понемногу, глоточек - для настроения.
     КУПРИЯН. Я тебе сейчас и без шампанского настроение подниму.
     ТАМАРА (всплеснула руками, обнимает и целует мужа) А я-то… Не забыл, неужели то колечко купил?

     Куприян с виноватым видом высвобождается от ее объятий.

     (скрывая обиду) Хотя… я на него вчера посмотрела и подумала, что лучше бы ты его не покупал, извини… Там камень, понимаешь… он так огранен, что… а оправа…

     КУПРИЯН. Сядь, Томка. Не купил я его тебе, не купил, не ной напрасно, старуха.
     ТАМАРА (демонстрирует облегчение) Ну, слава Богу, а то я переживала…
     КУПРИЯН. Переживать нам еще предстоит. Давай-ка, выпьем, чтобы ум ясным стал, а то тут такое дело… к нему только с ясным умом подходить нужно...
     ТАМАРА. Только не пугай меня. Ленька что-то натворил?
     КУПРИЯН (раздраженно). Что ты все заладила, Ленька да Ленька. Словно и проблем больше никаких нет. Он уже вырос. Вырос! Пора это усвоить. Он нормальный мужик… (с сомнением) Я надеюсь… кстати, должен…
     ТАМАРА. (перебивает) Как ты можешь? Он исчезает из дома. Мы его неделями не видим. Он… он…
     КУПРИЯН. Да перестань ты делать из него маменькина сынка. Пусть жизнь узнает.
     ТАМАРА. В подворотнях что ли?
     КУПРИЯН. Он все должен попробовать. Вовремя. А то потом все равно будет наверстывать.
     ТАМАРА. Господи, видишь ли ты или тебе показать?
     КУПРИЯН. Что за паникерши вы, бабы. Вам дай волю, так только и будете или причитать, или пророчить. Дел что ли у вас больше никаких нет?
     ТАМАРА. Какие же у нас еще дела должны быть?
     КУПРИЯН. Ну, не знаю, посуда, например, шмотки, цацки…
     ТАМАРА (смеется) Вот-вот. Ты плиту забыл - самую главную нашу цацку. А еще стирку, уборку, магазины.
     КУПРИЯН. Я раньше не замечал, что ты – феминистка.
     ТАМАРА. (уверенно) Ничего общего!
     КУПРИЯН. Слава Богу, а то я уже испугался.
     ТАМАРА. Ну что же мы за люди? 25 лет супружеской жизни – большая дата. Почему обязательно нужно собачиться? Неужели нам больше нечего сказать друг другу? Я так хотела, чтобы мы с тобой остались одни, как тогда, помнишь нашу годовщину? Картошка, дешевые сосиски, лук с томатом и… ночь… Какая тогда была ночь! Лунища в черноте, и запах сумасшедшей сирени! Ты еще сокрушался, что не наворовал ее для меня.
     КУПРИЯН. А ты все ждала, когда запоет соловей.
     ТАМАРА. А он, подлый, никак не хотел нас радовать.
     КУПРИЯН. Зато коты старались по полной программе.

     Телефонный звонок. Куприян идет к телефону.

     Слушаю. Привет, сынок. Спасибо. Сидим, калякаем. Нет, все больше за жизнь. Дать маму? (подает трубку Тамаре) А ты сомневалась.
     ТАМАРА. Здравствуй, Ленечка. Где ты? Конечно. Всегда ждем. Я твой любимый пирог испекла, и селедка под шубой… все как обычно. Мы никого не звали, ты… придешь? Нет, долго сидеть будем, (с надеждой) приходи, пожалуйста… А может… Ну, как знаешь… (разочарованно) Нет, все в порядке… ничего… просто устала, много говорила на работе… ладно… И тебе тоже… (отдает трубку мужу) “Кончен бал, погасли свечи”.
     КУПРИЯН. Тебе не угодишь, старуха. Сын вспомнил, позвонил, поздравил. Еды на неделю осталось. Я лопаюсь и, заметь, совершенно не пьян.
     ТАМАРА. “Готов к труду и обороне?”
     КУПРИЯН. К обороне, пожалуй, а вот к труду…
     ТАМАРА. Кто бы сомневался.
     КУПРИЯН. А могла бы ради праздника.
     ТАМАРА. Если тебе так легче, то я… сомневаюсь.
     КУПРИЯН. Ты как-то уж очень… сомневаешься.
     ТАМАРА, Хорошо, буду не очень.
     КУПРИЯН. Да ну тебя, старая. Только бы посмеяться над мужем.
     ТАМАРА. Это можно исправить (начинает расстегивать пуговицы на блузке).
     КУПРИЯН. Да (суетливо)… давай… отложим… на завтра…
     ТАМАРА. Как скажешь. (разочарованно) Мое дело предложить.
     КУПРИЯН. Угомонись, старуха. Кстати, совершенно забыл. Грандиозная новость!
     ТАМАРА. Странно, что ты не забыл о ней.
     КУПРИЯН. Как можно! Она нашу жизнь перевернет!
     ТАМАРА. С ног на голову?
     КУПРИЯН, Нет, старуха. На ноги наконец-то поставит! А ведь чуть не забыл! Наверное, это твое шампанское. Вместе с пузырями и память отшибает.
     ТАМАРА. Удобно.
     КУПРИЯН. Томка, мы с тобой скоро крезами будем! (с опасением) Если выгорит...
     ТАМАРА, Что же должно настолько выгореть? Тебе кто-то пообещал пиратский клад?
     КУПРИЯН. Горячо.
     ТАМАРА. Пойдем-ка, я тебе постель приготовлю.
     КУПРИЯН. Не надо. Я сам. Ты моим пружинам не нравишься.
     ТАМАРА. И не надоело тебе дурью заниматься? Где это видано, чтобы человек спал в подвешенном состоянии? Не в космосе – в городе живем.
     КУПРИЯН. Не могу я спать, как обычные люди, мне вибрация мешает.
     ТАМАРА. Я тебе мешаю, я! Вот придумал свою вибрацию.
     КУПРИЯН. Я не виноват, что ты толстокожая и ничего не ощущаешь. А меня всего колотит от вибрации. Организм у меня такой, старуха, - нежный.
     ТАМАРА. Повезло мне, что и говорить. Только бы эту твою нежность – да на мирные цели.
     КУПРИЯН. Хватит, не надоело тебе?
     ТАМАРА. Если бы только знал, как мне это надоело!
     КУПРИЯН. Ну и хватит.
     ТАМАРА. Наверное, хватит.
     КУПРИЯН. Вот и умничка, старушка. Ты только послушай - новость-то, какая! Мне на ушко пошептали, что дядюшка новое завещание составляет.
     ТАМАРА. (устало) У этого анекдота длинная борода.
     КУПРИЯН. Зови подругу. Будем пытать ее с пристрастием.
     ТАМАРА. Алла не имеет права говорить такие вещи.
     КУПРИЯН. Мы на ее права покушаться не станем, мы просто по-дружески…
     ТАМАРА. И не надоело тебе считать дядюшкины миллионы? Давно бы свои заработал.
     КУПРИЯН. Дай мне стартовый капитал, и я развернусь.
     ТАМАРА. Развернуться любой может – не хитрое дело, а вот делом заправлять – умение нужно. Его на диване не приобретешь.
     КУПРИЯН. Ты перестать упражняться-то в остроумии, дело верное! Я все подсчитал. Так что придется тебе опять педикюр делать старику.
     ТАМАРА. Вот сам ему и делай, (резко) а меня – уволь!
     КУПРИЯН. Где твое милосердие? Дядюшка тебя любит. Прояви ласку - он и отплатит добром. Нам!
     ТАМАРА. Ха-ха-ха! Раскатал губы, Прин! Где ты видел вросший ноготь ценой в миллионы? 25 лет с тобой живу и все удивляюсь своему долготерпению.
     КУПРИЯН. Как бы потом каяться не пришлось, дура!
     ТАМАРА. Нечего сказать, посидели рядком, да поговорили ладком. Прин, вечно ты витаешь в облаках.
     КУПРИЯН. Дура ты, дура! Дура! Дура! Нам на голову, можно сказать, падает сеть химчисток с аптеками в придачу, а она артачится, словно ее на аркане в гарем ведут.
     ТАМАРА, Вот с этого места поподробнее, пожалуйста. В какой гарем? А… все равно! Я уже, кажется, созрела для гарема. Сколько можно ждать да плоть свою усмирять? Годы-то тикают, а у тебя… звонок… все холостой отбой играет. Я, между прочим, живая - уже красивая и еще молодая! А ты мне предлагаешь твоему старому маразматику ноготь вросший стричь, пока он об меня слюни свои вытирать будет.
     КУПРИЯН. Ты мне ничего не говорила…
     ТАМАРА. Да потому, что стыдно и противно! Не нравится? Тебе деньги его нравятся, а то, что я стыдом обливаюсь и тошноту сдерживаю, – подумаешь, можно пережить. Мне! Не тебе. К тому дядюшка всегда был с нами щедр и Леньку балует.
     КУПРИЯН. Что, правда - то, правда.
     ТАМАРА. Забыл, на какие шиши мы квартиру справляли? Вот-вот. И дачу, и машины ты меняешь тоже из дядюшкиного кошелька. А мне за все это - молчать, терпеть и молчать. Только теперь с меня взятки гладки, я ему отстирала давно. Все отстирала! Еще до того, как он свои химчистки купил. Могу вспомнить еще грелки, банки, припарки и клизмы! Да-да-да! Клизмы. Рожу-то не вороти. Тебе просто от слова этого – клизма – противно! А мне, молоденькой, каково было? А уж руки его паучьи на теле до сих пор дрожью отзываются.
     КУПРИЯН. Томка, Томка, ты…
     ТАМАРА. Тамара я! С Томками по углам обжимаются, Куприян, если уж на то пошло. Ты бы хоть одно имечко ласковое для меня придумал. Так нет, я у тебя 25 лет – старуха.
     КУПРИЯН. Это ж я любя… (пытается ее обнять)
     ТАМАРА. (вырывается) Не надо мне такой... Ты и люби, и называй, но отдельно! Отдельно называй ласково! Отдельно - люби. У тебя совмещать не получается.
     КУПРИЯН. (обиженно) Могла бы давно сказать.
     ТАМАРА. Этим я первые десять лет развлекалась, а потом перестала. Чего без толку порох переводить?
     КУПРИЯН. Уж не хочешь ли ты сказать…
     ТАМАРА. Хочу!
     КУПРИЯН. А не кажется тебе…
     ТАМАРА. Не кажется!
     КУПРИЯН. А я ведь я могу…
     ТАМАРА. Не можешь!
     КУПРИЯН. (срывается на крик) Не желаю находиться в одном помещении с человеком, который меня постоянно перебивает, не уважает и не… и не… и не…
     ТАМАРА. И не!
     КУПРИЯН. Все!
     ТАМАРА. Все?
     КУПРИЯН. Все! (кричит) Не смей меня перебивать! (вскакивает, роняет стул) Что нечего сказать?
     ТАМАРА. По поводу чего?
     КУПРИЯН. Не юродствуй! С кем я живу? С кем я живу…
     ТАМАРА. С кем?
     КУПРИЯН. Опять?
     ТАМАРА. Что опять?
     КУПРИЯН. Перебиваешь меня. Ты меня всегда перебиваешь, никогда не хочешь дослушать до конца, и все делаешь по-своему. Я не желаю это больше терпеть. (стучит кулаком по столу) Что нечего сказать?

     Тамара молча пожимает плечами.

     Вот-вот. Ты... ты… ты… Чего молчишь?

     ТАМАРА. Боюсь перебить мысли. У тебя их и так немного, а теперь – на весь золота.
     КУПРИЯН. (кричит) А-а-а! Все! Ухожу! Где чемоданы? Не надо, молчи. Сам найду.

     Куприян срывается с места и выскакивает из комнаты. Слышится шум и грохот падающих вещей. Он выбегает с открытым пустым чемоданом, распахивает дверцы шкафа, выдвигает ящики и запихивает вещи в чемодан. Чемодан не закрывается, тогда он перевязывает его женским цветным шарфом.

     Это (показывает на шарф) потом верну.

     Куприян, гордо подняв голову, выходит. Тамара садится на стул. Некоторое время молча смотрит на стол и шкаф. Вздрагивает от резкого звука двери. Куприян вбегает в комнату.

     КУПРИЯН. Ничего не отдавать врагу! (достает потаенную бутылку и гордо удаляется, не обернувшись)
 

     2 сцена

     Тамара медленно поднимается, собирает разбросанные вещи, наливает себе бокал, жадно пьет и бросает через плечо. Бокал разбивается.

     ТАМАРА. Разбился! Вот она и наступила – новая жизнь. Хороший юбилей. Такое специально не подготовишь. Любимый шарфик забрал, скотина. Надеюсь, не повесится. А я… мне-то, что теперь делать?

     Продолжительный звонок в дверь.

     ТАМАРА. (вздрогнула от неожиданности) Вернулся, баламут!

     Бежит за сцену, через некоторое время возвращается с сыном Леонидом и начинает разворачивать букет.

     ЛЕОНИД. Ключи забыл. Мам, извини, не помню, какие ты любишь?
     ТАМАРА. Эти люблю, эти.
     ЛЕОНИД. Папа-то то дома?
     ТАМАРА. Нет.
     ЛЕОНИД. Мам, я ненадолго, у меня еще куча дел. (берет Тамару за плечи, поворачивает к себе и внимательно вглядывается в ее лицо) Ты чего… какая-то нерадостная?
     ТАМАРА. Устала, сынок.
     ЛЕОНИД. Заканчивай с этим, неважно выглядишь. Опять всю ночь у плиты стояла? Никак не успокоишься? Отец сказал, что никого не пригласили, а на столе у тебя – царский выбор. Если ты на меня рассчитывала, так я – пас. Мне фигуру нужно беречь.
     ТАМАРА. Для чего?
     ЛЕОНИД. Для кого. Да, мама! Да! Жениться собрался.

     Тамара охнула и тяжело опустилась на стул.

     Ну, чего ты? Нормальное дело, мама. Вырос я, понимаешь? Хочу корни свои пустить. Надо дерево сажать, дом строить и сына рожать.
     ТАМАРА. Что, уже?
     ЛЕОНИД. Нет, только через полгода, но…

     Тамара начинает плакать.

     ЛЕОНИД. (обнимает ее) Мам, ну, не надо… дело житейское…
     ТАМАРА. Ты нас даже не познакомил, ты даже… и вот так… просто… приходишь… Разве так поступают с родителями?
     ЛЕОНИД. А как надо? Смотрины устраивать, советоваться, выслушивать ваши умные замечания? Это моя жизнь!
     ТАМАРА. Тебе только 25 лет?
     ЛЕОНИД. Мне уже 25. Чувствуешь разницу? Лермонтову осталось жить год с небольшим. Все под Богом ходим…
     ТАМАРА. Что ты, что ты? Типун тебе на язык. (заинтересованно) Пригласил бы девочку в гости… или на дачу…
     ЛЕОНИД. На шашлыки?
     ТАМАРА. Да, на природу, на шашлыки… в лесу погулять…
     ЛЕОНИД. Мам, мы с ней уже погуляли (показывает растущий живот). Ты еще про грибы вспомни.
     ТАМАРА. Да, и по грибы можно… Но ты же мог заранее предупредить, посоветоваться…
     ЛЕОНИД. Ты со мной советовалась, когда рожала? Какие претензии? Я взрослый мужик, мама. Мне не надо сопли вытирать, сам кому захочу - размажу.
     ТАМАРА. Сыночка (хлюпает носом), ну не надо так…
     ЛЕОНИД. Мам, ну, мам, ну не плачь… Ну, прости меня, дурака. Я ведь не специально… Просто замотался, закрутился… папа обещал тебя подготовить…
     ТАМАРА. Папа?
     ЛЕОНИД. Он тебе, что, ничего не говорил?
     ТАМАРА. Он мне много наговорил…
     ЛЕОНИД. Прин в своем репертуаре. Ладно, проехали. Ты не бери в голову. Нам с тобой надо о другом думать.
     ТАМАРА. (думая, что он говорит о ребенке) Я не могу уйти с работы, мне пенсию надо зарабатывать. Ты все так сразу… Придется няньку нанимать…
     ЛЕОНИД. Мам, не гони коней. До этого еще полгода, хотя химией ты могла прибыльней заниматься не школе, а на какой-нибудь парфюмерной фирме. Тем более что на повестке дня актуальны финансы.
     ТАМАРА. Боже мой! (всплеснула руками) Я про свадьбу совсем забыла! Это же, какие деньги на ветер придется пускать…
     ЛЕОНИД. Не придется. Мы возьмем сухим пайком.
     ТАМАРА. Как? Что ты сказал?
     ЛЕОНИД. Мам, посчитай, сколько бы вы отвалили на свадьбу, и отдай мне. Никакой свадьбы нам не надо. (с намеком) С вас пример берем, - чего народ смешить? Мы давно вместе, а все эти церемонии, фата, клятвы… Глупости одни и бессмысленная трата средств. Мы их на дело пустим. Кстати, о деле. Ты уже была у дядьки? Отец открытым текстом намекал… Нам надо торопиться, пока он в ящик не сыграл.
     ТАМАРА. Леня!
     ЛЕОНИД. Что, Леня? Я не против, пусть живет себе подольше, хотя... Чего небо коптить, когда смена уже на подходе?
     ТАМАРА. Господи! Как ты можешь?
     ЛЕОНИД. Законы жизни никто не в силах отменить. Дуб умирает, чтобы желудь мог прорасти. Я уже пророс, и мне нужно много солнца. Мне нужны деньги, мама. Много денег. А они есть у дядюшки.
     ТАМАРА. Вы сговорились сегодня?
     ЛЕОНИД. Это веяние времени. Всем нужны деньги и, желательно, в больших количествах.
     ТАМАРА. Так заработай их себе! Сам!
     ЛЕОНИД. Эта песенка – нескорая. Как говаривал один великий авантюрист: “Я бы взял частями, но мне нужно сразу”. Есть выгодное предложение, но его нельзя принимать в кредит.
     ТАМАРА. Ну почему все так… Куда все несутся? Кто вас гонит?
     ЛЕОНИД. Время быстрое за окном. Надо принимать мгновенные решения и совершать смелые поступки. Но в основе всего – деньги. Хочешь, – молись, хочешь, – отвергай, только они правят миром. И люди вынуждены им поклоняться, мама.
     ТАМАРА. Ты не был таким бездуховным.
     ЛЕОНИД. Мам, а какой толк в духовности, если лучшие достижения цивилизации выражаются в ценовых категориях, в дензнаках с нулями?
     ТАМАРА. А поэзия, живопись, музыка…
     ЛЕОНИД. “Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать”. Заметь, это не я придумал, это Пушкин - “солнце русской поэзии” - утверждал. И продавал!
     ТАМАРА. Хватит! Я устала.
     ЛЕОНИД. Ладно, мам, не скули, не буду больше пугать тебя. Мне иногда завидно, живешь ты словно бы вне времени, не замечая перемен. А я в бизнесе кручусь. Он пока маленький, но все равно надо нос по ветру держать.

     Леонид накладывает себе что-то на тарелку, быстро жует, запивает бокалом вина. Тамара гладит его по волосам. Он неприязненно дергает головой.

     ТАМАРА. (горько) Как отец.
     ЛЕОНИД. Терпеть не могу, когда меня трогают руками.
     ТАМАРА. А девушка?
     ЛЕОНИД. И девушка.
     ТАМАРА. (изумленно) Как же тогда…
     ЛЕОНИД. Как-то! Не бери в голову, мать (смотрит на часы). Все было очень вкусно.
     ТАМАРА. Да ты ни к чему и не прикоснулся.
     ЛЕОНИД. Прикоснулся (показывается ей пустую тарелку). Повидался, пойду. Папане – привет передай, поздравления и извинись за меня. Ждать уже не могу, – счетчик тикает. (поднимается из-за стола, целует Тамару) Я сам, сиди.

     Леонид уходит. Тамара долго сидит одна, потом опускает голову и плачет.
 

     3 сцена

     ТАМАРА. Что же еще должно произойти? Как же я устала, как страшно я устала… как португальская лошадь (наливает себе полный бокал и залпом его выпивает). Отличный праздник! 25 лет мечтала о нем и вот – получила согласно прайс-листу и утвержденным тарифам (снова наливает себе и медленно пьет). Как же так получилось? (смотрит на бутылку) Пустая (смотрит в бокал). Я уже выпила свою чашу до дна. Несколько капель осталось (переворачивает бокал, в руку капает несколько капель). Ими жажду не утолить, так, разве что губы смочить… (проводит ладонью по губам, облизывается) Горько… (с горечью) Горько, как на чужой свадьбе!

     Почему? Почему я прожила свою жизнь с абсолютным ощущением инаковости? Всегда судьба выталкивала меня на встречную полосу движения. А так хотелось идти со всеми в ногу. Я не жалуюсь, нет, просто... легкий налет тоски… по человеку. По человеку, который понимает меня, как самого себя, разделяет мои взгляды на жизнь и… любит меня со всеми моими недостатками. Не перевоспитывает, не приспосабливается, не терпит, – любит. А значит, сострадает, сочувствует, сопереживает. Ведь у меня ничего, кроме души, и не осталось. Неужели это так недостижимо?

     Если бы можно было прожить иначе… Я бы тогда все сделала по-иному… И мой Рыжик, моя школьная любовь – рыжий Вовка обязательно бы признался мне в любви. Я бы все для этого сделала! И мы бы с ним были счастливы… вместе… может быть…

     Как же ты больно давишь на меня, мир! Ты все доводишь до немыслимых космических размеров – обиду, боль, предательство, вражду, ненависть. Со всех сторон меня обступила война! И только любовь обходит стороной. Нет ей до меня никакого дела. Не прохожу я по ее ведомству. Хлопотно со мной как-то. Непривычно. Хотя особенных экстраординарных требований у меня нет. Даже из самого маленького набора меня бы устроил минимум – взаимность. Но, оказывается, это – самая непозволительная претензия, вселенская роскошь, царская причуда в стране объявленных демократических принципов. Истончающаяся материя, уходящая натура! “В калашный ряд” не всех пускают из тех, кто рылом не вышел. Я – эдакое выпавшее звено из не проявленного времени – то ли прошлого, то ли будущего. А настоящего нет. Не современник я. Или просто не моя это современность за окном? Словно вышла я в булочную – как… в космос...
 

     4 сцена

     Тамара подходит к окну (на авансцену, в зал), долго смотрит в него.

     Теперь я знаю. Теперь я точно знаю, что надо делать. Теперь все просто. Я плотно зашторю окно, чтобы внутрь не пробивался чужой враждебный свет. Мало ли какое у него излучение? Поди, потом мажь шкуру от ожогов неизвестного происхождения. Никакого кефира не хватит. Да и всего-то осталось “день простоять и ночь продержаться”. Как-нибудь при электрическом освещении перебьюсь, пока лампочки еще горят.

     (голос) А завтра?

     ТАМАРА. А что завтра? Можно подумать, что сегодня имеет какой-то смысл. Если имеет, то только в моем сознании. В этот день в моей жизни случилось то-то и то-то. И все! Как там у Заболоцкого: “Я закрою глаза, чтобы вам всем стало темно”.

     (голос) Некоторых как раз светило за окном устраивает. Очень красивый загар получается – народ дуреет.

     ТАМАРА. (тихо) Пожалуйста, включите мое солнце… на моей земле… Где ты ходишь? Почему я только изредка слышу твой голос. (заклинает) Обернись-обернись… Подойди-подойди… Поцелуй-поцелуй...

     С закрытыми глазами она медленно раскачивается из стороны в сторону.

     Милый, мне ничего не нужно, не надо даже смотреть на меня, - просто обернись назад, в пустоту. Я здесь одна - в пустоте. На всей земле чернеет огромная ночь, заполонившая бездонное небо. Время остановилось. Я чувствую, что воздух вибрирует. Мое дыхание медленное и поверхностное. Кажется, ни вдох, ни выдох стали не нужны. Легкие обходятся чем-то другим. Мне так холодно… Как же мне холодно.
 

     5 сцена

     Звучит музыка. Сзади к Тамаре подходит Неизвестный в длинном черном плаще и маске (хотя это совсем не обязательно) и берет ее за локоть. Она удивляется, но глаза не открывает, руку не отдергивает и не оборачивается. Рука Неизвестного мягко, но властно опускается на ее талию.

     ТАМАРА. К худу или к добру?
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. (притянул ее к своему телу) Об этом не спрашивают. Прислушайся к себе.
     ТАМАРА. (замерла) Меня обдало горячей волной теплоты. (тихо смеется) Очень много отдельного обнаруживается на теле. Уши мне совершенно не принадлежат. Голова горит. Звуки… звуки странным образом обрываются. Я ничего не слышу… снаружи… Все движение сосредоточилось внутри… Кровь бежит по жилам. Сердце гулко главенствует. Легкие раздуваются, словно воздушные шары… А ноги… ноги невесомые… я могу… дойти до края света... Кто ты?
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Ты себя хочешь напугать или надеешься успокоить?

     Тамара открывает глаза и делает попытку обернуться, чтобы рассмотреть того, кто стоит у нее за спиной. Неизвестный мягко закрывает ей глаза.

     Не стоит.

     ТАМАРА. Я не буду открывать глаза… Я уже все видела… Я ничего не боюсь…

     Неизвестный разворачивает ее к себе. Его пальцы разглаживают ее лицо, губы скользят по шее.

     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Ты этого хотела?
     ТАМАРА. Да, да, да! Я хотела, чтобы время остановилось, перестало существовать. Был лишь миг – этот миг – случайный, нежданный… желанный. Только не уходи! Ты только не уходи! Не хочешь, – не показывайся. Мне хватит и этого. Только… я… целоваться не умею…
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Неправда (целует ее).
     ТАМАРА. Голова закружилась… И земля куда-то провалилась… Я ничего не слышу…
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. (плотно сжимает ее уши и чуть запрокидывает голову) Только не открывай глаза.
     ТАМАРА. Мне никто не нужен… Ты только не уходи. (быстро) Я знаю, ты обязательно уйдешь. От меня все уходят, и ты уйдешь… но… пожалуйста, кто бы ты ни был. не уходи…сейчас… еще немного.

     Неизвестный обнимает ее. Тамара судорожно всхлипывает и утыкается в его плащ. Она плачет судорожно, громко и долго. Неизвестный вытирает ей лицо и разворачивает от себя.

     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Посмотри на небо.
     ТАМАРА. (открывает глаза) Какое странное небо. Оно совсем рядом, так низко, что я могу его достать рукой. (запрокидывает голову) Это все?
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Нет!
     ТАМАРА. Тогда… выведи меня отсюда…
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Куда ты хочешь?
     ТАМАРА. Не знаю.
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Решай, время идет.
     ТАМАРА. (как в омут) Пойдем… в спальню? Я хочу, чтобы ни ветер, ни ночь, ни люди - ничего не осталось! Чтобы все перестало существовать! Мысли, страхи, желания… все…где-то далеко…

     Неизвестный целует ее, поднимает на руки и уносит.

 

     2 действие

     6 сцена

     За столом сидит Куприян. Алла нервно ходит вокруг стола.

     АЛЛА. Нет, это уже переходит все границы. Я не могу больше ждать.
     КУПРИЯН. Аллочка, ну, пожалуйста, ну, не уходи. Хочешь, я тебя еще поразвлекаю.
     АЛЛА. Спасибо. Я и так час потеряла. Все понимаю, – забыла, пробки на дорогах, задерживается… но позвонить-то домой можно?
     КУПРИЯН. Можно. Я так всегда и делаю.
     АЛЛА. Не ври. Все вы, мужики, врете. И ты не исключение.
     КУПРИЯН. Когда помню – исключение.
     АЛЛА. И часто у тебя это случается?
     КУПРИЯН. Когда… когда…
     АЛЛА, Когда хвост загажен?
     КУПРИЯН. Что-то вроде того.
     АЛЛА. Ладно.

     Алла садится за стол. Куприян наливает ей в бокал вина. Она медленно пьет.

     КУПРИЯН. Спасибо.
     АЛЛА. Еще подожду, хотя, в конце концов, это все вам нужно.
     КУПРИЯН. Она должна быть у дядюшки…
     АЛЛА. Ну, так позвони. Боже мой, в чем дело? А… боишься?
     КУПРИЯН. Еще как! Все поджилки трясутся, вот посмотри (протягивает руки).
     АЛЛА. Да, заметно.
     КУПРИЯН. И коленки трясутся.
     АЛЛА. Покажи!

     Куприян встает из-за стола, подходит к Алле. Она деловито ощупывает его колени.

     КУПРИЯН. Щекотно, перестань!
     АЛЛА. (присаживается перед ним) Скажите какие мы нежные! А кроме коленок еще что-нибудь у тебя трясется?
     КУПРИЯН. (не понимает заигрывания) У меня все внутри трясется. Все!
     АЛЛА. (быстро проводит руками по его телу) Да-да-да! О!
     КУПРИЯН. (отскакивает от нее) Перестань, подруга, мне и так хреново.
     АЛЛА. Да… Вижу. Клиника.
     КУПРИЯН. У меня последнее время и давление скачет, и сердце прыгает. В поликлинике сказали – возраст. Что они понимают, эскулапы!
     АЛЛА. (внимательно смотрит на него) Это не лечится.
     КУПРИЯН. Хоть бы какие-нибудь таблетки прописали. Так нет же, режим, говорят, надо соблюдать и вести регулярный образ жизни. Нет, Алла, как это тебе понравится – регулярный образ жизни!
     АЛЛА. Мне нравится - в самый раз.
     КУПРИЯН. Все бы вам, бабам, хиханьки да хаханьки.
     АЛЛА. Я бы не отказалась. А то у меня вместо хиханек-хаханек все больше доверенности, завещания, дележка долей, оформление дарственных, закладные…
     КУПРИЯН. Да, нелегкая доля у нотариуса.
     АЛЛА. Нелегкая.
     КУПРИЯН. Зато, небось, прибыльная.
     АЛЛА. Небось.
     КУПРИЯН. Пиявки, вы юристы. Ничего не делаете, а денежки руками гребете.
     АЛЛА. Денежки, конечно, немалые, да только они мне не за просто так достаются, уж поверь. А тебе бы только в чужой кошелек заглянуть! Не любопытничай - нос оторвут. Не ты загребал - не тебе считать.
     КУПРИЯН. Да я ничего, я просто так…
     АЛЛА. Все у вас просто так… Простые вы, мужики, как грубо сколоченные табуретки, того и гляди - на гвоздь напорешься.
     КУПРИЯН. Зря ты так на наше сословие ополчилась.
     АЛЛА. И вовсе не зря. Когда целое сословие на диване валяется, что остается нам?
     КУПРИЯН. И что же?
     АЛЛА. (неприязненно) Тащить воз, от которого вы втихаря сбежали. Теперь это получается наш долг и обязанность. Вот ты выполняешь свой долг?
     КУПРИЯН. Ты что имеешь в виду?
     АЛЛА. С высшим образованием, а несмышленышем прикидываешься.
     КУПРИЯН. Я… стараюсь выполнять свой… супружеский долг.
     АЛЛА. Да ну!
     КУПРИЯН. Да! И не только по обязанности….
     АЛЛА. Но и из любви к искусству?
     КУПРИЯН. Примерно.
     АЛЛА. Конечно, не точно… Ну, все лучше, чем ничего. А то у нас в стране этот вид ресурсов стремительно оскудевает. Истощилась земля русская. Настоящего мужика искать надо, как редкоземельный элемент на оче-е-ень больших глубинах.

     Алла нервно прохаживается по комнате. Куприян наблюдает за ней с видимым интересом. Алла замечает коллекцию колокольчиков.

     Это кто же у вас колокольчики коллекционирует. Не ты ли?
     КУПРИЯН. Я этими глупостями не занимаюсь. Ленька одно время собирал. Он даже игру придумал. (берет в руку колокольчик) Этим звонил, когда мать хотел видеть. (берет другой) Этот для меня приспособил. (берет третий) А этот вешал на ручку двери в своей комнате, когда не хотел, чтобы к нему кто-то входил.
     АЛЛА. Любопытно, любопытно. (берет второй колокольчик) Значит, этот - твой?
     КУПРИЯН. Да. (не понимает, куда она клонит, берет четвертый) А вот этот он для гостей выбрал. (звенит) Слышишь, какой звук противный?
     АЛЛА. Не любит твой сын гостей, не любит.
     КУПРИЯН. Это правда. От них, говорит, и сбежал из дома.
     АЛЛА. Радуйтесь, можно, наконец, и для себя пожить.
     КУПРИЯН. Можно. (вспомнил) Все бы ничего, если бы не вибрация (подходит к ней ближе и обнимает) Вот прислушайся. Чувствуешь?
     АЛЛА. Что?
     КУПРИЯН. Как у тебя пол под ногами вибрирует.
     АЛЛА. (замирает) Нечего не чувствую.
     КУПРИЯН. Прижмись, слейся со мной, войди в мой ритм. Ну, чувствуешь?
     АЛЛА. (смеется) Нет.
     КУПРИЯН. (раздосадовано отходит от нее) Живете на трясучке и замечаете. Да у нас в городе почти не осталось мест свободных от вибрации. Заводы, метро, транспорт, силовые кабели, разные излучения – все создает колоссальную вибрацию.
     АЛЛА. И ты ее чувствуешь?
     КУПРИЯН. Да она сквозь меня проходит! Я Томке двадцать пять лет пытаюсь это доказать. Я…я…я… поверишь, я даже на обычной кровати спать не могу!
     АЛЛА. Тома мне что-то об этом говорила….…
     КУПРИЯН. (гордо) Я себе специальную пружинную кровать сделал. Подвесил ее на тросах и нахожусь как бы в воздухе.
     АЛЛА. Интересно.
     КУПРИЯН. Хочешь, покажу?
     АЛЛА. Кровать?
     КУПРИЯН. (внимательно смотрит на нее, медленно) И кровать тоже. Пошли?
     АЛЛА. А вибрация?
     КУПРИЯН. Мне вибрация не помешает, если только тебе…
     АЛЛА. Успеем?
     КУПРИЯН. Не маленькие.
     АЛЛА. Я столько лет с вибрацией жила, можно однажды попробовать и без нее. Пошли, редкоземельный элемент, выдадим что-нибудь необыкновенное на-гора.

     Уходят.
 

     7 сцена

     Квартира дядюшки Германа Вадимовича – отца Куприяна. Он сидит на диване и парит ноги в тазике.

     ДЯДЮШКА. (кричит) Где ты там, царица души моей?
     ТАМАРА. (голос) Сейчас приду.
     ДЯДЮШКА. Ты меня заморозить хочешь? Я уже ног не чую – ледышки!
     ТАМАРА. (появляется с чайником, подливает в тазик воды) Начинаем таяние ледника. Вы еще немного подождите, а я пока грязную посуду перемою.
     ДЯДЮШКА. Зачем мне теперь чистая посуда? Я ведь даже не замечаю уже, что ем.
     ТАМАРА. Мне не хочется, Герман Вадимович, чтобы вас окружали грязные вещи.
     ДЯДЮШКА. Душа ты, светлая, Томушка! Эта грязь ко мне не пристанет, а от другой – главной – я уже и не успею отмыться.
     ТАМАРА. Не говорите так, Герман Вадимович, на все воля Божья.
     ДЯДЮШКА. Очень надеюсь, что он ее исполнит, – утомился я. Жизнь – она хороша, когда ее можно полными горстями пить. А когда по капле да из больничного пузырька – радости никакой, уж лучше не жить.
     ТАМАРА. Не гневите Бога, он сам с этим разберется.
     ДЯДЮШКА. Оно, конечно, сам, только много нас, милая. Где ему за всеми уследить? Тут осечки не избежать. А я не хочу, чтобы он со мной запоздал.
     ТАМАРА. (устало) Туда никто не опоздает.
     ДЯДЮШКА. Вся надежда – на это. Только я привык во всем полагаться на себя.
     ТАМАРА. (испуганно) Что вы еще придумали?
     ДЯДЮШКА. А ты почаще ко мне приходи – все будешь знать.
     ТАМАРА. Не томите меня, Герман Вадимович, у меня и так ум за разум заходит.
     ДЯДЮШКА. Скоро, скоро все закончится, скоро наступит Dias irae.
     ТАМАРА. Это еще что за зверь?
     ДЯДЮШКА. А ты вспомни, ты его знаешь.
     ТАМАРА. Dias irae, Dias irae… Что-то вертится в голове…
     ДЯДЮШКА. День гнева!
     ТАМАРА. Ну, конечно! День гнева! К чему вам эти страсти древние?
     ДЯДЮШКА. Тебя хотел напугать, Томушка. Посиди рядом, царица души моей.
     ТАМАРА. Никакая я не царица.
     ДЯДЮШКА. Не верю, кто же ты, если не царица Тамара?
     ТАМАРА. Лошадь я португальская.
     ДЯДЮШКА. А это что за зверь такой? Про арабскую лещадь знаю, про водовозов знаю…
     ТАМАРА. Арабская? Нет слишком изысканно… вот… к водовозу я поближе.
     ДЯДЮШКА. Совсем неподъемно стало?
     ТАМАРА. Как сказать… раньше голодно было, но весело. А теперь сытно, да хлопотно…
     ДЯДЮШКА. И ведь никому невдомек, что все это – тлен. Знаешь, есть такая легенда. Александр Македонский в конце жизни разочаровался в собственной судьбе. Не так жил, много зла принес людям, бессмысленно мечом махал. Признал себя победитель мира проигравшим по всем статьям. Не на то жизнь потратил. Так вот, к месту погребения его несли с открытыми руками. Он пожелал, чтобы люди видели его пустые ладони. Чтобы они помнили, что он ничего с собой не берет.
     ТАМАРА. Красиво.
     ДЯДЮШКА. Мудро.
     ТАМАРА. И как просто.
     ДЯДЮШКА. А мы вечно суетимся, выдумывает сложности на свою голову.
     ТАМАРА. И потом удивляемся, что система барахлит.
     ДЯДЮШКА. Самая лучшая система – простая. И надежнее, и жить удобнее. Всегда, царица моя, выживают простые системы. Но… парадокс… развиваются только сложные системы.
     ТАМАРА. (смеется) Диалектика.
     ДЯДЮШКА. Бытие! Моя жизнь началась среди книг. Я много читал и много работал. Эти словари (показывает), вон их, сколько я составил за много лет – вся моя жизнь, но я даже буквы одной с собой не смогу забрать… Как странно… Я все время хотел выйти к людям, наладить отношения, завести друзей. У меня столько примеров было – тьма! – родственные застолья, праздники, посиделки… но все мои усилия заканчивались игрой теннисиста со стенкой. Не с сеткой, за которой на другой стороне подает партнер, а именно со стенкой. И жизнь за ней была чужая. Как я ни старался - меня в нее не принимали. А потом завертелось… Никогда не думал, что меня деньги любят. Попробовал – и за несколько лет целый капитал сколотил. Только все это без радости, без азарта. Больше я не подаю бессмысленные подачи. Скучно. Деньги в моем возрасте – лишнее. Это пас – в никуда и в никого. Не стоит сходить со своей колеи.
     ТАМАРА. А я и не знаю, где моя колея?
     ДЯДЮШКА. Внутри.
     ТАМАРА. Хорошо сказано, Герман Вадимович, только я живу снаружи.
     ДЯДЮШКА. Это пройдет.
     ТАМАРА. Когда?
     ДЯДЮШКА. Когда научишься на себя смотреть и слушать свое сердце… Может, тогда и моего Куприяна – пустобреха – бросишь, наконец.
     ТАМАРА. Как вы можете так про своего единственного сына?
     ДЯДЮШКА. Это-то и обидно, что он - единственный. Я и так скажу. Зря ты терпишь его дурь. Все знаю и про кровать пружинную, и про вибрацию, и про… Сама-то хоть когда-нибудь любила по-настоящему?
     ТАМАРА. Да… (смущается) сына вашего.
     ДЯДЮШКА. Ты мне, царица, не ври и байки про сына не рассказывай. Его можно только жалеть. Никогда не поверю, что по Куприяну женщина может сохнуть и сгорать от страсти – не та стать. Я старый уже, мне можно правду сказать, облегчи душу. Была ли у тебя сумасшедшая любовь, когда голову отшибало и с тормозов сносило?
     ТАМАРА. Было. Было, ваша правда. Любила я так… давно… Рыжий был, как солнышко… В школе на одной парте сидели. Млела я страшно. От случайных прикосновений сердце разрывалось. Еле сдерживалась, - ужасно боялась сама признаться.
     ДЯДЮШКА. Промолчала?
     ТАМАРА. Промолчала.
     ДЯДЮШКА. Ну и дура! Хотя бы сегодня не жалела!
     ТАМАРА. Поздно уже сопли на кулак наматывать. Все сгорело.
     ДЯДЮШКА. Не смей так о себе говорить! Ты – баба молодая, в самом соку.
     ТАМАРА. Только перебродил он – уксус сплошной.
     ДЯДЮШКА. Сегодня и уксус – напиток. Давно бы развелась, не мучилась. У Куприяна только баловство всегда на уме было. Еще в детстве, бывало, придумает себе цацку и носится с ней, как с писаной торбой. А спроси, что, зачем, почему? И не ответит. Вот меня никогда отцом не называл. (горько) Дядюшка и дядюшка. Обидно было до слез. Бил его даже за это! А он упрется, как баран, и снова за свое. Кто-то ему сказал глупость, что я не родной отец… Чужому человеку поверил… и Леньку – внука - дури этой научил… (резко) Ладно, поздно теперь рыдать, не про меня речь… А ты как же? Кровь-то еще играет?
     ТАМАРА. (смущаясь) Какой вы…
     ДЯДЮШКА. Кобель я, милая. Старый вот стал, а по молодости – орлом летал! Ни одной юбки не пропускал. Только вот угораздило меня брак сотворить – Куприяна. Как вышло такое – ума не приложу? Но ты уж не серчай на меня, царица.
     ТАМАРА. Что вы, что вы, Герман Вадимович. Не судите его строго. Он – мальчишка.
     ДЯДЮШКА. (ворчит) Мальчишка… а тебя, наверное, старухой кличет.
     ТАМАРА. Бывает.
     ДЯДЮШКА. Бывает. По себе знаю. Мальчишка… Не мальчишка он – воришка! Такую бабу… Эх! Ты когда последний раз смеялась? По-настоящему! От всей души!
     ТАМАРА. Ваша правда, (горько) не помню.
     ДЯДЮШКА. А я хочу напоследок насмеяться! Нахохотаться до колик кишечных, чтобы до следующей жизни хватило! А потом успокоиться и закончить правильно… среди книг… Ты собираешься мне воду менять или нет?
     ТАМАРА. Ой, я сейчас.

     Помогает ему вынуть ноги. Вытирает их.

     Замоталась я на прошлой неделе, не приходила. Надо ноготь ваш лечить – совсем почернел.
     ДЯДЮШКА. (поднимает и опускает ногу) Надо – лечи.

     Тамара берет ножницы и наклоняется. Дядюшка, изловчившись, поворачивает ее к себе, целует и валит на пол.

     ТАМАРА. Что с вами, Герман Вадимович?
     ДЯДЮШКА. Мяч подаю.
     ТАМАРА. (борется, пытается его столкнуть с себя) И не стыдно вам, старый человек! На тот свет собрался, а такое вытворяет!
     ДЯДЮШКА. Dias irae! Dias irae! Мне теперь все можно!
     ТАМАРА. (высвобождается) Книги, книги… Кобель!
     ДЯДЮШКА. (весело) А я тебе что говорил? “Хоть раз напиться живой крови!”
     ТАМАРА. И не надейтесь!
     ДЯДЮШКА. (поет мелодию Татьяны из последнего дуэта оперы П. Чайковского “Евгений Онегин”) “А счастье было так возможно, так близко”. (протягивает Тамаре руку) Помоги мне встать.
     ТАМАРА. И не подумаю. Я столько лет ваши чертовы ногти стригла, а вы…вы…вы…
     ДЯДЮШКА. Сына было жалко, а то бы… Я всегда только об этом и думал, но никогда не надеялся, что решусь.
     ТАМАРА. Проехал поезд, батенька.
     ДЯДЮШКА. (поднимается) Сам вижу, что опоздал. Жаль, только “по усам текло”…
     ТАМАРА. Я к вам больше не приду.
     ДЯДЮШКА. А я тебя тогда наследства лишу.
     ТАМАРА. Напугал. Мне ваши цацки - лишние, (иронично) сложная система. Это муж мой да сын все переживают, а мне хватает заработанного. Ждите своего Dias irae, а я – домой! Мне такое развитие не нужно, как-нибудь в стагнации проживу.
     ДЯДЮШКА. Томушка, царица души моей, останься. (вкрадчиво) Посидим, кофе выпьем, в карты сыграем, чтобы... не загнивать.
     ТАМАРА. Ваши три карты, Герман Вадимович, биты. Даму пиковую вы себе сами сдали. Кофе я и дома выпью. Приготовлю… (выразительно смотрит на Германа Вадимовича) Разденусь…
     ДЯДЮШКА. Ах! Не дразни старого кобеля!
     ТАМАРА. (медленно) В постель себе подам. Сама! И обойдусь без всяких пасов, словарей и чужих денег. Может, и на что другое решусь.

     Тамара уходит. Герман Вадимович надевает тапочки.

     ДЯДЮШКА. Не теннисный поединок вышел. Пенальти, чистый пенальти. Такую игру загубила! А еще – царица! Вот за это я ей муку сотворю! Она еще меня попомнит! (спохватился) А что? А вдруг? Ведь сама себе цены не знает пока! Неужели духу хватит Прина бросить? Чем судьба не шутит, может, и рыжего своего найдет?
 

     8 сцена

     Леонид входит в гостиную, оглядывается.

     ЛЕОНИД. Предки? Вы где? (прошелся по комнате) Ладно, пойду на кухню поохочусь.

     Леонид выходит. Появляются растрепанные Куприян и Алла.

     КУПРИЯН. (шепотом) Принесла его нелегкая.
     АЛЛА. Ты чего так про сына?
     КУПРИЯН. Мог бы и позвонить.
     АЛЛА. Но ведь это его дом… все-таки.
     КУПРИЯН. Вот именно, все-таки. Когда хочет уходит, когда хочет приходит. Никакой системы.
     АЛЛА. А тебе бы все по системе.
     КУПРИЯН. Я привык к порядку, – меня дядька все детство муштровал. Терпеть не могу импровизации.
     АЛЛА. (с изумлением показывает на спальню) А что же сейчас было?
     КУПРИЯН. (довольный) Ну, разве это импровизация? Это экспромт… высочайшего качества.
     АЛЛА. (смеется) Ну, успокоил. Надо бы постель убрать, (идет к спальне) я быстро.
     КУПРИЯН. (удерживает ее) Я сам потом.
     АЛЛА. А если Томка вернется?
     КУПРИЯН. Моя забота. Ты только скажи, дело-то верное?
     АЛЛА. Вернее не бывает.
     КУПРИЯН. Значит, придется разводиться. (обнимает ее) Сладкая ты моя… вибрация…Вот это жизнь наступает! Сказка, да и только! Ну, и заживем мы с тобой! (кружит ее)
     АЛЛА. Не запряг еще!
     КУПРИЯН. Долго ли умеючи.
     АЛЛА. Умеючи как раз – долго!
     КУПРИЯН. А ты не обманешь?
     АЛЛА. За такие деньги – не только верность можно купить.

     Выходит Леонид с бутербродом.

     ЛЕОНИД. Привет, пап. Здравствуйте, тетя Алла. (удивленно) А я и не слышал, когда вы вошли.
     КУПРИЯН. (придумывает) Да… мы… за тобой… бежали, кричали! (суетливо) А ты даже не обернулся!
     ЛЕОНИД. Как странно. Я и не слышал.
     КУПРИЯН. Если бы только теперь.
     ЛЕОНИД. Не заводись, отец, я не специально. Я вообще на улице не оборачиваюсь ни на свист, ни на крик.
     АЛЛА. И правильно. Не собака.
     ЛЕОНИД. Все в сборе?
     КУПРИЯН. Нет, маму ждем.
     ЛЕОНИД. Теть Ал, это правда? Про дядюшку?
     АЛЛА. Ленечка…Кстати, почему вы его дядюшкой зовете?
     КУПРИЯН. Долгая история. Ты о деле лучше ему расскажи.
     АЛЛА. Не могу. По закону…
     КУПРИЯН. (перебивает ее) Брось, все свои.
     АЛЛА. По закону я могу огласить завещание только после смерти Германа Вадимовича.
     КУПРИЯН. Я с врачом говорил. Ему до конца недели не дожить.
     ЛЕОНИД. Это, конечно, не хорошо, но я очень хочу, чтобы это случилось побыстрее. Пожил, старичок, пора и честь знать.
     КУПРИЯН. Леня! Как ты можешь?
     ЛЕОНИД. А что тут такого? Все там будем. Главное – свой срок не пропустить.

     Входит Тамара.

     ТАМАРА. О каком сроке речь идет?
     ЛЕОНИД. Привет, мам. Я про дядьку-доходягу.
     ТАМАРА. Этот доходяга меня чуть не изнасиловал!
     КУПРИЯН. Да ну!
     ТАМАРА. Вот тебе и да ну! Повалил на пол, старый хрыч!
     КУПРИЯН. А ты?
     ТАМАРА. Вывернулась.
     АЛЛА. Зря.
     ЛЕОНИД. Точно, зря. (смеется) Он, мама, нам бы за это процентов накинул в завещании.
     ТАМАРА. (не принимает иронии, заводится) Нет, вы только посмотрите на эту семейку! Они за деньги готовы мать на панель выставить.
     ЛЕОНИД. (смеется) На пол, мама, ты сама сказала – на пол. А ведь это… (серьезно) Неужели теперь плакали наши денежки? А я так надеялся пожить в свое удовольствие, ничего не делая, как рантье.
     КУПРИЯН. А внуки?
     ЛЕОНИД. Да когда они еще появятся. А вы на что? Чем еще вам в старости заниматься?
     ТАМАРА. (кричит) Я не старуха!
     КУПРИЯН. Чего ты, мать, успокойся.
     ТАМАРА. (кричит) Я не старуха! Мы с отцом еще и не жили. И не начинали!
     ЛЕОНИД. (зло) Тогда и не стоит начинать.
     ТАМАРА. Вот! Вот! Вот! Неблагодарный!
     ЛЕОНИД. А чего мне вас благодарить? Вы мне замок, что ли построили? Или яхту отвалили? Может, за прынцессу посватали или счет в банке организовали? Какие ко мне претензии? Я не виноват, что вы всю жизнь неизвестно на кого ишачили, копейки считали! (с издевкой) Светлого будущего дожидались! А оно мимо вашей обочины прошмыгнуло! Я так не хочу! И не стану! Можете быть уверены – я свой кус оторву и ботинки не испачкаю. Только вкалывать не собираюсь. Если вам дядюшке кланяться противно, то мне – будет в удовольствие. Пусть покуражится напоследок. Зато я потом развернусь! Ногти ему стричь, – пожалуйста! Клизму ставить – с превеликим удовольствием! Задницу мыть, – что мороженое облизать!
     ТАМАРА. Сыночка! Как ты можешь?
     ЛЕОНИД. (зло) Как в сказке сказать! Мне жену молодую содержать надо и о будущем думать. От вас – только советы, мечтатели-чистоплюи!

     Леонид уходит. Тамара плачет. Куприян и Алла ее успокаивают. Куприян принес воды. Алла показывает ему знаками, чтобы он ушел.

     КУПРИЯН. Что-то мне, мать, не по себе, пойду, прилягу.
     ТАМАРА. Я тебе сейчас чего-нибудь накапаю.
     КУПРИЯН. Не стоит. Я просто полежу. А вы тут посекретничайте без меня.
 
     Уходит. Подает Алле знаки, что уберет кровать.
 

     9 сцена

     АЛЛА. Ну, что ты, подруга, как маленькая, раскричалась? Сына обидела.
     ТАМАРА. А зачем он так со мной? Господи, как мне плохо, как плохо. И на душе – кошки скребутся, и на сердце… Чувствую, что вот-вот что-то произойдет. Что-то важное, непоправимое, и я его сама приближаю…
     АЛЛА. Каркай больше!
     ТАМАРА. Ой, как вспомню… Ты себе, Алла, не представляешь, как это гадко и противно, когда тебя… старик слюнявый… валит на пол… и своими губами… Господи, как это мерзко!
     АЛЛА. Подумаешь! Губами - не баграми! Если ничего не изменится, этот старик тебе целое состояние оставит! Он все, понимаешь, все записал на тебя! И химчистки, и прачечные, и счета, и акции, и недвижимость за границей! Ты – миллионерша, дорогая моя подруженька!
     ТАМАРА. (задумчиво) Неужели он все просчитал, и я могу теперь…
     АЛЛА. (изумлено) Ты знала?
     ТАМАРА. Он… он… А как же Куприян? Ленька?
     АЛЛА. Конечно, по закону ты – не прямая наследница. Муж и сын могут оспаривать свои права в суде. Но даже, если все разделят между вами, то ты все равно – миллионерша!
     ТАМАРА. После того, что случилось…
     АЛЛА. А что такого случилось? Обломался старичок на бабенке. За то, какое удовольствие себе сотворил! Это не повод новую бумажку писать, поверь профессионалу.
     ТАМАРА. И не противно тебе?
     АЛЛА. Я, подруженька, этим на жизнь зарабатываю. С утра до вечера и с вечера до утра. Не мне рожи корчить. Чистоплюйством не занимаюсь и тебе не советую. Теперь у тебя от мужиков отбоя не будет.
     ТАМАРА. На что они мне теперь?
     АЛЛА. Рано ты себя в старухи записываешь.
     ТАМАРА. Дело не в годах. Я душой износилась. Ни одного желания не осталось.
     АЛЛА. Так-таки ни одного? Врешь! Врешь, Томка, и не краснеешь. Не верю я тебе. Как бы баба не устала, как бы не болела, а в принца все равно верит! И ты веришь, мне-то не ври!
     ТАМАРА. Твоя правда. Я последнее время только о нем… И ты веришь?
     АЛЛА. (смеется) Верю? (резко) Я ищу!
     ТАМАРА. А разница?
     АЛЛА. Думаю, скоро ты узнаешь.
     ТАМАРА. Алла, я иногда, грешница, думаю… бросить бы своего, постылого. Как же он меня за 25 лет своей вибрацией замучил. Он ведь больше ни на что не способен.
     АЛЛА. А ты давно проверяла?
     ТАМАРА. Даже не помню, когда последний раз… вибрировали.
     АЛЛА. Лечиться надо, подруга.
     ТАМАРА. Как?
     АЛЛА. Не маленькая. Неужели за столько лет супружеской жизни ты ни на одного мужика не посмотрела, ни в одного не влюбилась хотя бы? Так и жила верной женой, да паинькой?
     ТАМАРА. Влюблялась, не без того. Даже чуть было…
     АЛЛА. Ну, было?
     ТАМАРА. Всякий раз оказывалось, что… в общем, не было. Они не предлагали.
     АЛЛА. Надо было самой.
     ТАМАРА. Сроду по чужим койкам не прыгала.
     АЛЛА. Дура. Хотя… теперь тебе и не придется, сами припрыгают. Ладно, подруга. Домой пора. День был тяжелый, а завтра у меня с самого утра – запарка.
     ТАМАРА. Ты уж прости, Алла, не покормила я тебя, не поболтали.
     АЛЛА. Котлет я твоих, что ли не видала. А ты лучше подумай, чего хочешь от жизни? Что любишь? Чего можешь успеть еще, пока совсем не стемнело?

     Тамара провожает Аллу.
 

     10 сцена

     ТАМАРА. Господи, какой мучительный день. Когда же он, наконец-то, закончится? Надо пойти на Прина посмотреть.

     Выходит, через некоторое время возвращается, наводит порядок.

     Храпит. Лежит своей люльке, как сурок, и храпит. И плевать он на меня хотел. Зачем же это терпеть? Неужели Герман Вадимович прав? И мне нужно было 25 лет все это… Как горько узнать, что какой-то чужой дядька обеспечит мне независимость, завещав свое состояние? И это сделает меня счастливой? Любимой? Желанной? А я? Я сама? Я…
     Я люблю цветы.
     Я люблю лето, но ненавижу комаров и мух.
     Я люблю зиму, но боюсь морозов.
     Я люблю детей, но терпеть не могу за ними ухаживать.
     Я люблю мужчин, но совершенно не собираюсь стирать их носки.
     У всего, что мы любим и хотим иметь есть две стороны – темная и светлая – как у суток. Но нам всегда хочется всего и лучшего! Только… облегчение от жары приносит дождь, хотя часто он пугает грозой, громом, молнией, ураганом и наводнением. Да… Жизнь предлагает выбор всегда, но при этом обязательно навяжет и все остальное… и пеленки, и кастрюли, и… спасателей… И все-таки… Я хочу свободы! Я хочу быть свободной! И в любви, и в судьбе!
     Господи! Где он мой, единственный? Неужели Алла права, и теперь они… на деньги полетят? Без души? Без чувства? Без желания? А я? Мне это нужно? Где же ты? Поманил и все? И больше не придешь?

     Выходит на авансцену. Качается из сторону в сторону, как от сильной боли.
 

     11 сцена

     Медленно сзади к ней подходит Неизвестный и осторожно обнимает ее.

     ТАМАРА. (обрадовано) Пришел? Я не буду. Я закрою глаза… Не уходи.

     НЕИЗВЕСТНЫЙ. (держит одну руку у нее на глазах, другую – на шее) Твоя мольба пульсирует у горла. Этот бешеный ритм может разорвать кожу и вырваться на свободу.
     ТАМАРА. Не уходи! Я знаю, если открою глаза - не будет ничего. Ни твоих сильных рук, моей муки, не останется тепла… все исчезнет. Помоги мне. Я не хочу больше ничего ждать, никого звать. Пожалуйста, останься. Если ты можешь приходить только ночью, если тебя нельзя видеть, - пусть будет так. Мне достаточно того, что ты видишь меня. Я просто пропадаю. Мне нужно знать, что в целом свете есть одна душа, которой я нужна. Устала. Я ужасно устала от ненужности.
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Ты помнишь "Аленький цветочек"?
     ТАМАРА. Смутно…
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Помнишь, что девушка вернулась к чудовищу…
     ТАМАРА, Теперь я понимаю, почему она вернулась. Когда тебя любят беззаветно и искренно, рождается ответное чувство.
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Не обязательно.
     ТАМАРА. Конечно, не обязательно. Но она полюбила. А когда любишь, то цвет кожи, разрез глаз, год рождения - все перестает иметь значение.
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. (кричит, капюшон падает и обнажает рыжие волосы) Но ведь ты же не любишь меня!
     ТАМАРА. Подожди немного. Я очень хочу полюбить. Так уж получалось, что всякий раз, когда сердце готово было распахнуться, выяснялось, что мой избранник принадлежит другой женщине. Он оказывался чужим.
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Глупости. Для любви нет понятия чужой.
     ТАМАРА. Для любви, может, и нет. А для меня оно существуют.
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Ты не искренна.
     ТАМАРА. Твоя правда. Я никогда не была уверена в том, что скажи я о своих чувствах, - и мужчина пойдет за мной.
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Ждала приглашения?
     ТАМАРА. Нет, конечно. Предложения я не ждала. Понимания - да, но и только. Мне хотелось, чтобы меня воспринимали всерьез.
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Ты должна отдавать себе отчет, что рано или поздно тебе захочется открыть глаза.
     ТАМАРА. Знаешь, я всю жизнь готовилась жить. Думала о завтрашнем дне. Сейчас я ничего не хочу загадывать. Только ты не уходи. Это так... когда тебя в темноте комнаты ждут... Прости, я не буду плакать...
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Я не боюсь женских слез, если тебе станет легче...
     ТАМАРА. Мне уже легче. Ты только не уходи. Я так хочу получить ответы на все свои вопросы.
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Так не бывает. На все вопросы ты получишь ответы только в последний миг, но я не советую тебе его приближать. Он не от тебя зависит.
     ТАМАРА. Я и не собираюсь. Но на некоторые вопросы ты можешь мне ответить?
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. На некоторые – могу.
     ТАМАРА. Что… останется после меня?
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Память, сын.
     ТАМАРА. Да… память и сын… Только захочет ли он поклониться мне после сегодняшнего. А кроме него всем остальным вряд ли есть до меня дело. Да… только память и останется…
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Тебя это огорчает?
     ТАМАРА. (внезапно) Не хочу могилы! (убежденно, горячо) Пусть сожгут и развеют!
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. И это для тебя главное? Это тебя мучает?
     ТАМАРА. Не знаю. Не думаю. Для того чтобы себя понять, надо остановиться, помолчать и послушать себя? А я… не умею? Как ты считаешь?
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Я не считаю. У меня нет гадательных мечтаний. Я простая система и выбираю секс и смерть!
     ТАМАРА. Но я не хочу смерти!
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Никто из людей не хочет смерти. Потому и оскорбляют ее. А смерть – дама злопамятная. Тем более что все равно у каждого с ней назначена встреча. Я тебя понимаю. Люди сложная система - обычно они выбирают любовь и жизнь.
     ТАМАРА. Да… опять система… наверное, это правильно… но я не выбираю… я… хочу просто жить…
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Тогда я тебе не нужен.
     ТАМАРА. Не уходи! У меня кроме тебя ничего нет.
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Уже есть. Ты не нуждаешься больше во мне.
     ТАМАРА. Почему?
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Потому что стала смелой.
     ТАМАРА. Я еще ничего не решила.
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Ты уже все решила. Иди навстречу своей судьбе. Первый, кто к тебе обратится – твой избранник, твой настоящий мужчина. Тот самый, которого ты ждала всю жизнь. Не храпящий Прин, а настоящий принц!

     Долгий звонок в дверь.

     Это он! Он принес телеграмму о смерти Германа Вадимовича. Это – твоя свобода.

     ТАМАРА. Так просто? Телеграмма о смерти – начало моей новой жизни?
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Не усложняй простую систему. Благодари судьбу. Она ничего не делает случайно. Все ее дары появляются в жизни заслужено и вовремя. Так день сменяется ночью, черное – белым, беда – радостью, жизнь – смертью. Будь царицей, Тамара! Иди! Он ждет!
     ТАМАРА. А ты?
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. А меня уже нет.
     ТАМАРА. Кто же ты? Скажи, умоляю!
     НЕИЗВЕСТНЫЙ. Первый среди равных.
     ТАМАРА. Так ты приходил к худу или к добру?

     Неизвестный уходит.

     Не молчи! Ответь на мой последний вопрос!

     Тамара открывает глаза, оглядывается. Снова звенит звонок.

     Ну, что ж! Чтобы не с пустыми руками уходить…. Принц так принц! Была - не была. Где наша не пропадала, царица Тамара!

     Тамара уходит.
 

     12 сцена

     Тамара возвращается с Неизвестным без плаща. Это - рыжий Вовка из школьной юности...

     ВОВКА. Ну, вот и свиделись.
     ТАМАРА. Какими судьбами?
     ВОВКА. Всего не расскажешь, жизнь целая прошла.
     ТАМАРА. У меня теперь много времени.
     ВОВКА. Ладно. Нам давно пора…
     ТАМАРА. (плачет) Где же ты был столько лет… Где я была столько лет…
     ВОВКА. Давай все начнем сначала. (достает колокольчик и звонит) Первый урок. Вовка! (протягивает ей руку)
     ТАМАРА. (смущенно пожимает ее) Тома.
     ВОВКА. Будем дружить?
     ТАМАРА. (кричит) Я не хочу больше дружить! Я не хочу больше дружить! Я не хочу больше дружить!
     ВОВКА. (прижимает ее к себе) Что ты, что ты, родная.
     ТАМАРА. Я уже надружилась. До самой смерти надружилась! Я любить хочу. Жить и любить! Сколько нам еще осталось?
     ВОВКА. Все возьмем! Все наше будет!
     ТАМАРА. И весна?
     ВОВКА. И лето, и осень, и зима. Ничего не пропустим. И долюбим, и доживем…
     ТАМАРА. Сказка…
     ВОВКА. И сказка у нас будет, и быль… Ты только ничего не бойся. Я тебя полжизни искал и никому теперь не отдам!
     ТАМАРА. (смеется) С драконами будешь сражаться?
     ВОВКА. Буду! Как твоего дракона зовут?
     ТАМАРА. Куприян.
     ВОВКА. Гони его сюда!
     ТАМАРА. Он спит.
     ВОВКА. Нечего почивать – царица кличет! Кстати, тут тебе…(протягивает ей пакет).
     Тамара вынимает бумаги и читает их.
     ТАМАРА. Не обманул. Это – моя свобода.
     ВОВКА. Бумажки?
     ТАМАРА. Этим бумажкам цена – миллионы.
     ВОВКА. Твои?
     ТАМАРА. Теперь – мои. Поделюсь с мужем и сыном… и – на волю!
     ВОВКА. Где же она – твоя воля?
     ТАМАРА. В твоих объятиях, если…

     Вовка подхватывает ее на руки и несет к спальне.

     (кричит) Только не туда!
     ВОВКА. (ставит ее на ноги, обескураженно) А у меня – шалаш.
     ТАМАРА. Для полного счастья мне только шалаша и не хватало. Любимый у меня уже есть.
     ВОВКА. С шалашом.
     ТАМАРА. Заживем как в раю… А ты не обманешь меня, не уйдешь?
     ВОВКА. У меня осталось только полжизни.
     ТАМАРА. У нас – вся жизнь впереди! Наша жизнь!
 

     ЗАНАВЕС

     1-14 мая 2003 года