П Р О Г Н О З П О Г О Д Ы Н А З А В Т Р А

п о в е с т ь

Курят три сослуживца.

Мимо идет новая сотрудница.

Мужчины спрашивают друг у друга:

- С тобой была?

- Нет.

- А с тобой?

- Нет.

- А с тобой?

- Нет.

- Вот сука!!!!

Конторский юмор.

- Мой дом, так уж получается, всегда нараспашку. Я готова согреть и накормить любого. Вот заходят и враг, и друг, и просто прохожий... А я стараюсь, чтобы всем было сытно, уютно, удобно... Но люди пользуются моим домом, как пляжной кабиной для переодевания, и даже не находят зазорным помочиться. У себя такого не допустят, а у меня - пожалуйста. И еще станут обсуждать это малопочтенное обстоятельство с другими. А я все равно стараюсь, чтобы всем было сытно, уютно, удобно... Всем удобно... всем удобно... удобно...

Перед телевизором тихонько поскрипывает кресло-качалка. Негромкий голос непроизвольно подстраивается к ритму этой единственной старой вещи в комнате. Виталия, вообще, в последнее время часто разговаривает сама с собой. Как-то незаметно это стало привычкой. Поначалу она испугалась - психика дело темное и опасное, а потом стала обращать внимание, что многие люди разговаривают сами с собой, особенно это заметно на людных улицах, где все спешат и никому ни до кого нет никакого дела.

Телевизор в углу бормочет что-то веселое и бодрое - утреннего человека надо настраивать на рабочий лад. Вот его энергично и выпихивают из мягкой дремы. Все! Конец сладких снов, ленивых потягиваний и вечных - “еще минуточку”.

Время пошло! То есть идти-то ему особенно некуда, так, разве что день менять на ночь - все-таки какая ни на есть, но работа. И перепутать ничего нельзя. Бывают, правда, затмения, но они случаются редко и обычного хода вещей не изменяют. Хотите бодрствуйте, хотите спите - времени все равно. А уж, если заснуть не получается, пенять на него и вовсе глупо - сами виноваты. Время оно на то и время, чтобы все делать вовремя.

Часовая стрелка замерла на цифре 7, а секундная бежит по кругу. Сколько же кругов сделала неутомимая тоненькая проволочка за эту ночь? И не сосчитать...

- Удобно, неудобно... Почему мне всегда неудобно? - Виталия снова и снова набирает телефонный номер. Но трубка разнообразием не балует, выдает или короткие гудки, или голос оператора с неизменным: “Ждите ответа”. Бездушному голосу все равно, - он никуда не торопится, а нервные граждане... а где они не нервные? Кто им всем виноват? Летают, встречают, опаздывают, - чего дома не сидится? Чем пальцем бессмысленно тыкать в цифры, лучше бы порядок в квартире навели.

И то верно. Кавардак форменный: на журнальном столике рядом с телефоном полная пепельница окурков, они и в кофейной чашечке, и на блюдце; телевизор бестолку мерцает ночь напролет; юбка вон на полу валяется; а рядом свитер пристроился - одним рукавом диванную подушку обнимает, другим на юбку навалился - многостаночник, не модный уже, а туда же! Да и сумочка тоже хороша - как раскрыла рот вечером, так и проветривается до сих пор. Свинство полное!

Виталия включила автодозвон на полную громкость и отправилась на кухню. На кухне запустила кофеварку, достала сыр из холодильника и, прислушиваясь к телефонным гудкам, принялась строгать желтый брусок: “Хочу, чтобы мне было удобно... Хочу, чтобы мне было удобно... Хочу, чтобы было просто...” Она механически погружает нож в сыр, не замечая, как растет горка из тоненьких дырчатых пластинок.

Бессонная ночь затенила веки. Взгляд красных усталых глаз остановился на паре, идущем из кофейной чашки. За незадернутыми шторами можно было заметить светлеющее небо. Но Виталия в окно не смотрит, и серый рассвет предоставлен самому себе.

Хотя это он из окна кажется серым, а под крылом самолета сплошные белые облака уже нежатся в ярком солнце. Самолет нырнул внутрь, и перед иллюминаторами заклубилось драное ватное одеяло. А через некоторое время внизу показалась приближающаяся Москва. Где-то у ее границы вдоль пугающе свинцового неба полыхнула молния, потом еще одна. Бегущие темные облака наползают на легкие белые и поглощают их, накрывая тяжелой набухшей массой. Даже скорее не облака это - дождевые тучи.

По такой погоде и не определить сразу - раннее утро или поздний вечер. Резкие порывы ветра гнут ветви деревьев. Прохожие смотрят на небо и придерживают полы плащей.

В такую пору из дома выходят только герои или невольники. Благосостояние государства на диване не построишь - приходиться ежедневно совершать множество незаметных частных подвигов. Одним они приносят только хлеб, другим - хватает и на масло. Про третьих, которые сверху намазывают икру, в такой ранний час говорить совсем не хочется, - кому какое дело до их “заводов, газет, пароходов”? К метро со всех сторон стекаются людские ручейки. Еще минута и начнется дождь.

За окном стало совсем темно. Зашумел ветер. На подоконник горохом посыпались капли дождя.

Прохожие побежали к метро, на ходу раскрывая зонтики. Ветер вдогонку набрасывается на упругое разноцветие, с остервенением выворачивая хрупкие спицы, и швыряет крупные холодные капли в лица. В вестибюле метро люди складывают зонты и толкаются к турникетам - утренние пассажиры торопливы и непривередливы. Но уже на эскалаторе женщины достают пудреницы и избавляются от следов разрушения.

Виталия не обращает на дождь никакого внимания, она его просто не слышит, потому что сосредоточена на автодозвоне в соседней комнате. В другое время она бы спокойно наслаждалась утренним кофе в своей любимой просторной кухне, украшенной сухими цветами в кожаных вазах, хохломскими деревяшками и фотографиями маленьких девочек. (Ей нравились удобства и функциональность без всякого налета особых претензий. Оттого так придирчиво она подкупала кухонное оборудование - ничего лишнего.) Резко щелкнул тостер.

- Ах, ты, - Виталия вздрогнула и уставилась на сыр: “Теперь неудобно стало тебе”. Недовольно усмехнувшись, она шлепнула верхний прямоугольник на горячий хлеб и сложила остальную нарезку обратно в упаковку. Глотнув из чашки, поморщилась, обжегшись, снова открыла холодильник, достала маленький пакет сливок и прислушалась к телефону.

Он безостановочно пищит занятой линией. Виталия поставила поднос с едой у телефона и снова набрала номер. Опять - короткие гудки.

Легкий дымок вьется над черной жидкостью, но пить уже расхотелось. Виталия дотянулась до пачки сигарет, а та оказалась пустой. Пришлось встать и заглянуть в сумочку - не видно. Рассердясь, Виталия вытряхнула содержимое на стол, - среди выпавших вещей сигарет нет. Пришлось вернуться на кухню. Но ни в ящиках, ни на подоконнике, ни на холодильнике сигареты не обнаружились.

На часах уже 7.30. Виталия выпивает кофе, снимает сыр с хлеба, сворачивает его трубочкой и отправляет в рот.

Телефон перешел на “ждите ответа, вам обязательно ответит оператор”. Под этот аккомпанемент красятся глаза, ресницы и губы. Звон становится нестерпимым.

- Отдохни, трудяга. - Виталия ткнула в кнопку, и телефон захлебнулся. Подставив сумочку к краю стола, она сгребла мелочи. - Я успею, даже если опоздает самолет, все равно у меня, - она посмотрела на циферблат, - 10 часов в запасе.

Она потерла лоб, словно что-то забыла, и оглянулась по сторонам. Надо сказать, что комната, как, впрочем, и кухня, выглядела в какой-то мере рекламным проспектом - кожаные композиции на стенах, высокие светильники, напольные вазы в углах, фотографии девочек в рамках - полная витрина благополучия.

Но Виталию сейчас меньше всего интересовали собственные дизайнерские усилия. Глаз выхватил свитер, - тут же запихнула его под диванную подушку. На столике - следы ночных раздумий, но Виталия уже надевает плащ. На телевизионном экране после заставки - “прогноз погоды на сегодня” - появилась милая девушка. На фоне разлинованной карты она мило открывает рот и моргает ресницами.

Но Виталия уже за дверью. Она нетерпеливо нажимает кнопку лифта и посматривает на часы. Лестничная площадка вызывает чувство восхищения - ненавязчиво выглядят аккуратные коврики перед дверьми и настенные кашпо, так же смотрится и витиеватая надпись в лифте под зеркалом: “Дорогому другу - от компаньона”.

Виталия стремительно выскакивает из лифта, еле кивнув предупредительному охраннику. Он что-то хочет ей сказать, но дверь уже захлопнулась.

В тот же миг молния распорола небо на две части. Оглушительный раскат грома пригвоздил Виталию к двери. Мгновенно тушь потекла по лицу. От неожиданности Виталия даже не в силах пошевелиться, уж если неудобства - так полной чашей! Дождь немилосерден. Зонтика нет, и рука судорожно вцепилась в ручку двери.

В парадном замер охранник, готовый тотчас впустить ее обратно в дом. Она нерешительно смотрит на него, и он делает несколько шагов к двери.

Мимо едет такси.

Виталия бросается к проезжей части и энергично машет рукой. Краем глаза она замечает свои забрызганные туфли и чулки.

- В Шереметьево поедем?

- Все зависит от цели и средств.

- Средства обеспечу, а для цели погода неподходящая.

- Были бы средства, а с погодой договоримся.

Отъезжая от тротуара машина окатила старушку в прозрачном дождевике-балахоне. Та погрозила вслед кулаком и поплелась дальше. Постовой забился в будку, считая минуты до смены. Улица почти свободна. Такси медленно приближается к перекрестку и останавливается на светофоре у метро.

Резкий порыв ветра сносит капли, и они выстреливают в лужи, как пулеметные очереди. Молоденькая цветочница пытается спасти свой товар - хризантемы держатся, а розам и гвоздикам приходится не сладко.

Загорается зеленый глаз светофора, и машина трогается с места. Цветочница провожает ее взглядом, потом смотрит себе под ноги. В луже плавают выпавшие цветы и газеты. Рядом такой же молодой киоскер мечется между прилавком и лужей.

- Да чего теперь, - бросает ему через плечо цветочница.

- А сама?

- Пошли в метро,

- Сопрут все!

- Хана. Все равно уже не товар.

Они быстро бегут ко входу в метро.

Виталия в машине вытирает лицо и поправляет губы, глядя в изящную пудреницу. Водитель бросает взгляды на приподнятую на коленях юбку. Заметив это, она усмехается: “ Дорога становится опасной, зачем усугублять положение.” Машина медленно остановилась. Виталия недоуменно повернулась к водителю.

- Вы правы, переждем.

- То есть, как переждем? Я опаздываю, тут еще дождь... Вы что? Вас сумма не устраивает?

- Дворники заливает - не справляются.

Виталия переводит взгляд на работающие дворники и вынуждено соглашается, они ничего не могут сделать, - поток воды такой интенсивный, что за стеклом ничего не видно.

- Ничего страшного, несколько минут постоим, потом дождь успокоится и поедем, - водитель положил руку на ее колено.

Виталия медленно убрала зеркало в сумочку, аккуратно двумя пальцами подняла чужую ладонь и переложила ее на руль.

- Это втрое дороже проезда.

Водитель искренне засмеялся.

- Я, пожалуй, просто постою пару минут.

Стало слышно, как яростно дождь грохочет по крыше. Виталия вздохнула и посмотрела на часы...

Бьют большие напольные часы. Солнечные блики мешают рассмотреть циферблат. Рядом в кресле стильного парикмахерского салона развалился Евгений Александрович. Он недовольно крутит мокрой головой, пытаясь привлечь к себе внимание. Но до него никому нет дела. Мастера занимаются своими клиентами и по сторонам не смотрят. Но вот девушка справа замечает беспокойство Евгения Александровича. Она наклоняется к своему клиенту, что-то шепчет ему на ухо, тот кивает головой и она быстро отходит. Через некоторое время возвращается с Виталией. У Виталии усталый вид и покрасневшие глаза.

- Извините, пожалуйста, - говорит она, стараясь не смотреть на клиента.

- Нехорошо, милочка, я так все на свете пропущу, - Евгений Александрович произносит это с едва скрываемым раздражением.

- Еще раз, пожалуйста, извините меня, - тонкие пальцы нервно перебирают белоснежный халат.

- Вы должны понимать, в каком месте работаете, - это вам не советская забегаловка.

От этого назидательного и раздраженного тона Виталия готова разреветься, но сдерживается и только тихонько повторяет: “Извините, пожалуйста, извините...”

То ли Евгений Александрович удовлетворил свое негодование, то ли оно ему самому надоело, то ли заметил, что мастер не в себе, - он пробует успокоить: “Ну, хватит, хватит, заладила тоже... лучше приступай.”

- Вас подрезать или сбрить? - через силу выдавила Виталия.

От такого странного предложения Евгений Александрович расхохотался и, захлебываясь смехом, повторяет для окружающих: “Вас подрезать или сбрить? Нет, вы слышали такое - вас подрезать или сбрить?”

В парикмахерской оценили шутку и вежливо заулыбались. А Виталия готова провалиться сквозь землю - губы дрожат, пальцы сцепились в мертвый замок. Евгений Александрович постепенно успокоился и внимательно посмотрел на Виталию.

- В общем, вы, конечно, недалеки от истины, но лучше бы не так радикально...- он крутанулся перед зеркалом, - посмотрите на меня внимательно. Мне давно не нравится это все, - он брезгливо потряс головой, - буду чрезвычайно признателен, если вы придумаете что-нибудь... не слишком... нетрадиционное... ну, как?

Виталия кивнула в ответ и стала рассматривать Евгения Александровича в зеркале - крупный холеный профиль, густые седые волосы, полные губы и немного тяжелый подбородок... - если подбрить вески и посечь на затылке, получится роскошная грива... Глаза заблестели, и рука привычным движением решительно потянулась за ножницами... Виталия давно заметила за собой эту особенность, - когда удается переключиться на работу полностью, обычная присказка про неудобства отступает. Остается только работа и удовольствие от того, что она получается.

И вот уже она заканчивает стрижку, придирчиво выискивая неровные волоски. И совсем не замечает, как внимательно разглядывает ее клиент, как отмечает для себя чуть приоткрытый рот, подвижную мимику, маленькие легкие руки...

- Вот, кажется, все. Посмотрите, - Виталия выдвинула боковые зеркала, давая возможность Евгению Александровичу рассмотреть себя со всех сторон. Заметно, что ей самой нравится собственная работа.

- А вы знаете, - медленно подбирает слова Евгений Александрович, - мне... Да я лет десять сбросил! А ведь и правда - подрезать или сбрить! - От снисходительного тона не осталось и следа, - Мне нравиться! Чертовски нравится! - Он одобрительно похлопывает ее по руке.

Через некоторое время, когда в кресле у Виталии сидит уже другой клиент, Евгений Александрович возвращается с огромным дорогим букетом. Виталия его не замечает, а он торжественно, чтобы все вокруг видели, целует ей руку и вручает букет.

В зеркале напротив над краем целлофановой упаковки отражаются огромные изумленные глаза. Виталия растерянно молчит, не зная, что сказать. А Евгений Александрович, довольный произведенным эффектом, легонько берет ее под локоток и отводит в сторону.

- Я ваш должник. Разрешите отблагодарить? - Шепот его, в отличие от жеста, не предполагает свидетелей.

- Я... вы... - Виталия от растерянности даже не знает, что сказать.

- Вы сегодня когда заканчиваете работу? - Теплые губы приятно защекотали ухо.

- В... я... - мгновенно вспотели ладони, и по спине пробежал холодок.

- Я буду вас ждать в восемь часов вон в той машине, - Евгений Александрович указал в окно на автомобиль у тротуара. Было в этом что-то хозяйское, не терпящее отказа, и оттого обидное.

- Я... я... не могу...

- Не бойтесь, я не предлагаю вам ничего непристойного. - Он отодвинулся от ее лица и совершенно другим тоном добавил: “Мы просто заедем в ресторан и поужинаем, - надо же отметить мой новый.. возраст, то есть, имидж.”. От этого Виталия еще больше смутилась: “Я не одета... имиджа...”

- Не беспокойтесь, я завезу вас домой переодеться. - Он широко улыбнулся, зная, что улыбка делает его неотразимым, - отказов не принимаю.

Виталия смотрит сквозь окно, но даже не замечает, как такси едет по мокрому городу. Наверное, она даже и не видит ничего, погруженная в воспоминания. Она не видит бензиновые разводы; ржавую трубу на углу разрушающегося дома; пену под ней от сильного напора воды, бегущей с крыши; нахохлившихся воробьев под изъеденным временем козырьком...

Редкие пешеходы осторожно обходят лужи и придерживают рвущиеся из рук зонты. Потоки воды моют машины и витрины магазинов.

Виталия прислонилась к холодному стеклу и устало закрыла глаза... Дождь моет город...

Он поливают сверху извивающуюся черную спину поезда и стекает по стеклам окон.

По ковровой дорожке спального вагона медленно идет симпатичная проводница. Она заглядывает к купе и раздает билеты. За окном - сплошной дождь. Ничего нельзя различить - плотная пелена воды не дает возможности следить за проносящимся пейзажем. Николай укладывает тапочки в чемодан.

- Вам билет нужен? - Проводница распахнула дверь и приготовила ячеистую папку.

- Да, пожалуйста. - Николай засовывает в бумажник билет с оторванной серединой. - Мы не опаздываем?

- Уж лучше бы опаздывали, - посмотрите, что за окном творится! - Девушка кокетливо подняла правую бровь.

- Ничего, у меня зонтик есть.

- Вам хорошо, а мне до вечера тут сидеть придется. - Для убедительности взлетела и левая бровь.

- Почему до вечера?

- Мы в десять обратно. - (“Ничего не понял, тормоз, - раздосадовано подумала проводница и вернула брови на место. “) - По магазинам хотела пройтись.

- Так их на вокзале полно, не расстраивайтесь.

- Сами, небось, мимо таких пробегаете. - (“А симпатяга не просто тормоз - тормоз со страховкой.”)

- Чего мне мимо бегать, - Николай довольно улыбнулся, - половина их - моя собственность.

Девушка укоризненно покачала головой и молча отдала билет. (“Этот полустанок надо проезжать без остановок.”)

- Вы скажите, что вас интересует, я помогу.

- Ничего, - буркнула она через плечо и проследовала дальше. - Вам билеты нужны? - послышалось уже из соседнего купе.

Николай недоуменно пожал плечами, достал зонт, надел плащ и, подхватив чемодан, направился к выходу. Поезд остановился, и пассажиры столпились у входа, не рискуя выходить под ливень.

- Позвольте пройти, - Николая охотно пропустили вперед. Он вышел на пустынный перрон и раскрыл большой зонт. Ветер попробовал было его на вшивость, но черный гриб оказался настоящим парнем и устоял. Николай быстро пошел по лужам вдоль вагонов к вокзалу.

Впереди под центральным навесом вперемешку с вещами жмутся люди. Большое табло висит в стороне, и поэтому они замирают, готовые к вынужденному пробегу под дождем, когда что-то громкое несется из динамиков.

Объявления диктора заглушают ритмичную музыку из ближнего магазина. Когда Николай поравнялся с его разноцветной витриной, продавец помахал рукой из окошка.

- Потом-потом, - обходя лужу, заторопился Николай, - я завтра заеду. - Он перепрыгнул ограждение на стоянке перед центральным входом и выстрелил кнопкой в автомобиль. Тот тихо пикнул и щелкнул замком. Мокрый чемодан потеснил запаску в багажнике, а хозяин быстро юркнул на сиденье и захлопнул дверь.

- Ну, здравствуй, белокаменная. Что-то ты сегодня неласковая. Уж не на меня ли гневаешься? Вернулся, мол, пораньше, тебе и не ждали. А мы это сейчас и проверим. - Николай вытер лицо платком, достал сотовый телефон и набирал номер. - Странно... - Он машинально глянул на часы. - Олух, она еще спит! - Машина заурчала и стала пятиться задом, выезжая из ряда.

Виталия открывает сонные глаза и снова их закрывает. Под журчание тихой музыки в салоне хочется дремать. Так же неспешно, словно следуя музыкальному темпу, едет и машина, осторожно замирая у каждого перекрестка. Дворники неустанно бегают по стеклу. Очертания красного глаза светофора размывается дождем...

... за стеклом красный светофор размывает уже не дождь - снег. Тонкой струйкой вьется сигаретный дым. Виталия морщится, но молчит. Короткая шубка из чернобурки распахнулась и открыла глубокий вырез платья. Ноги в лаковых лодочках напряженно уперлись в днище. Она старается не смотреть на короткие пальцы на руле, но глаза словно специально все время скашиваются на редкие черные волоски и коричневые пятна - верные признаки приближающейся старости.

Дорогой костюм Евгения Александровича вызывает у Виталии дополнительное раздражение. Она пробует сосредоточиться на его причинах, но в голову ничего, кроме сладковатого запаха его сигарет, не приходит.

- При чем здесь сигареты... при чем здесь сигареты... - она смотрит, как он аккуратно избавляется от пепла во время коротких остановок и нервничает, теребя в руках ажурный платочек.

- Неужели ты не понимаешь, как трудно бывает... - Голос звучит немного хрипло, и ей самой ужасно хочется закурить. - Ты по неделям... Мы в последнее время видимся все реже и реже... Я... я даже не могу выйти из дома - боюсь, что пропущу твой звонок... даже ничего не могу делать от тоски... от одуряющей скуки... Я чувствую себя никому не нужной, одинокой...

- Ну, перестань, - Евгений Александрович снисходительно потрепал ей щеку, - Я ничего не обещал... Ты помнишь? - Он постучал кольцом по клаксону. Машина чутко отозвалась короткими гудками. - У меня семья... пока... Мы же обо всем договорились, а ты опять за свое... Ну, будь умницей. - Он недовольно покрутил сигарету между пальцами. - И потом, женщине, которая страшится одиночества, - он противно подхихикнул собственной шутке и продолжил назидательно, - я не рекомендовал бы вступать в брак. Скучать, дорогая можно и самой... Перестань ныть. У нас все хорошо. - Машина плавно затормозила у метро. - Я завтра позвоню. - Он решительно наклонился и открыл ей дверь, попутно клюнув в щеку. Однако, при этом даже не удосужился вынуть сигарету изо рта.

Виталия резко распахнула дверь и шагнула на тротуар. Нога в туфельке на высоком каблуке по щиколотку ушла в придорожный сугроб. Машина резко взяла старт и отъехала от бордюра. Виталия потеряно смотрит вслед мокрыми от слез глазами.

Снежинки медленно опускаются на ее высокую прическу. Их все меньше и меньше - снегопад постепенно прекращается. Выглянуло солнце, и сразу стало видно - какая красивая зима: елки по пояс ушли в мягкие перины, на деревьях - зефирная одежда, а навстречу несутся мальчики на коньках.

Краснолицые от мороза продавцы палаток стряхивают накидки с прилавков и шумно смеются. На помидорах, огурцах и яблоках образовались снежные сугробики, как крем на пирожных. Но Виталия, не замечая ничего этого, понуро бредет прямо по снегу в легких туфельках...

Вдруг ей преграждает дорогу огромная розовая лилия: “Девушка, она похожа на вас!” Виталия поднимает глаза и видит улыбающегося Николая.

Николай пригнулся в машине, чтобы посмотреть на светофор. Дворники с легким скрипом мотаются влево-вправо. Порывом ветра на правую часть лобового стекла прибивает целлофановую упаковку от букета. На стекле проступает рисунок блестящей лилии. Губы невольно растягиваются в улыбку: “Я бы и так не забыл, но все равно, спасибо”. Он останавливает машину около входа в метро и, раскрыв зонт, бежит к вестибюлю.

На низком табурете около каменной колонны молоденькая продавщица читает детектив. Николай принялся придирчиво осматривать ее цветочное изобилие.

- Вам помочь? - Девушка предупредительно остановилась у пушистых гвоздик. Она уже научилась различать, - кто просто смотрит на цветы, а кто их покупает.

- Мне нужна упаковка с лилией и розовая лента, - Николай решительно подошел к вазе с лилиями и выбрал семь штук. Цветочница завязывает замысловатый бант и улыбается: “Первый покупатель и такой щедрый, - я сегодня могу уже не торговать!” Он кивнул ей в ответ и побежал обратно к машине.

Сбавляя скорость перед следующим перекрестком, Николай с удовольствием смотрит, как аккуратный букет покачивается в ритме движения на сидении справа. Улыбаясь своим мыслям, он поправляет бант и не спеша затягивается сигаретой.

У запорошенного снегом магазина в небольшой палатке цветочница расставляет вазы. Николай выходит из магазина с большим пакетом. Обходя сугробы, он направляется к своей машине и чуть не сталкивается с бредущей по тротуару Виталией. Она его даже не замечает. Николай удивленно смотрит ей вслед. Потом, еще не понимая, зачем это делает, ставит эксперимент - оббегает палатку и выходит навстречу, - и снова никакого эффекта. Женщина не обращает на него никакого внимания.

Но он успевает заметить дрожащие губы, слезы, разводы туши на щеках, мокрые туфли - явно не по сезону... От понурой походки странно защемило сердце и он оглянулся по сторонам. Метрах в пяти цветочница закончила смахивать снег с палатки и принялась расставляет высокие вазы. Николай быстро купил лилию и побежал за Виталией.

- Девушка, она похожа на вас!

Зажегся зеленый глазок светофора. Николай отжал тормоз и погасил сигарету. У следующего перекрестка ветер бросил на капот пригоршню мокрых листьев.

Виталия со смехом ворошит опавшие листья носком туфельки. Они шуршат и разлетаются в стороны. Она смеется, запрокинув голову, и Николай улыбается ей в ответ. Потом она нагибается и, подхватив полные пригоршни, подбрасывает легкое резное золото. Листья разлетаются, и она снова запускает их в полет...

По песчаным дорожкам за оградой кусковской усадьбы важно расхаживают вороны. Где-то совсем близко смеются дети. Виталия ведет Николая к пруду. В его спокойной воде отражается высокое небо и дворец.

- Хочешь, я покажу тебе Китеж-град?

- Покажи.

- Смотри в воду. Видишь дворец?

- Вижу.

- Теперь будь внимательным, - Виктория поднимает камешек и бросает на середину пруда. По воде пошла рябь, и дворец исчез.

- Ах ты, кудесница! - Николай обнимает Викторию и громко чмокает в нос. Потом они бредут по парку и подходят к гроту.

Сначала глаза привыкают к сумеркам, а потом, когда привыкли, начинается настоящее чудо. Словно проявляющаяся пленка, на стенах возникают узоры из раковин. Они спускаются с потолка и, переплетаясь, возвращаются к нему обратно. Раковины разного цвета, строения, размеров. Зияющие цементные пустоты выдают невосполнимую утрату.

- Невероятная красота, - Николай говорит шепотом, но в гулком помещении голос слышится отчетливо и громко. - Я мог бы прожить всю жизнь и никогда этого не увидеть.

- Когда-нибудь, когда стану богатой и у меня будут несметные сокровища, - Виталия говорит это печально и уверенно, - я обязательно закуплю где-нибудь на юге - в Греции, Италии, на Кипре... тонны самых разных раковин...

Николай слушает чуть хриплый тихий голос и с удивлением понимает, что верит ей. Не просто хочет верить, а именно верит.

- Знаешь, я с детства, сколько себя помню, мечтала восстановить этот храм раковины. Я даже профессию себе выбрала немного связанную с... - Виталия замолчала. Он ждал продолжения, но его не последовало.

- Почему ты не пишешь? - Ему хотелось заглянуть в глаза, но она опустила голову. - Художник должен писать. - В его голосе была скорее просьба, чем уверенность. - Масло? Акварель? Гуашь? - Виталия, по-прежнему, не поднимала головы. - Что тебе больше нравится? - Он пытался посмотреть ей в лицо, но она еще ниже наклонила голову. - Все?

- Да... - прошелестело в ответ. Спустя некоторое время после тяжелого вздоха он увидел, как потемнели ее глаза. - Только не так громко. Понимаешь, моя работа связана с производством, я - заурядный художник по тканям... - Она грустно улыбнулась. - Была... Все хотелось мне придумать такой узор, чтобы раковины по всему полю... - Николай почувствовал, что сам сейчас готов расплакаться. - Но у меня так и не получилось... - Она затараторила, и он понял, что ей надо дать выговориться, не перебивая, а только слушая и сочувствуя. - То грубо, то аляписто, то сплошная геометрия... Воздуха... воздуха у меня не было... или таланта... я даже с кожей пробовала экспериментировать... только... Было и прошло. - Она осторожно дотронулась до колонны.

- Посмотри, с какой невероятной любовью это все сделано, а мы даже не знаем, кто...

- Неужели? - Он говорил тихо, словно боясь ее спугнуть .

- В том-то и дело. Сохранилось только упоминание, что для этой работы был выписан немецкий мастер. Странно, правда? - Виталия зябко передернула плечами. - Такое должен был сделать какой-нибудь горячий неаполитанец или пылкий грек... но в холодной России эту восторженную песню сложил рациональный немецкий философ.

- Почему ты думаешь, что он был философом? - Николай позволил себе улыбнуться.

- А мне так нравится думать! - Она засмеялась громко и радостно.

Виталия улыбнулась в машине и задумчиво погладила пальцами каменный брелок. Потом поднесла к глазам и посмотрела сквозь дырочку в камне за окно на серое небо...

- В моем детстве такие камни назывались куриным богом. - Николай сощурился от яркого солнца. - Считалось, что сквозь эту дырочку можно увидеть свое счастье. - Свет слепил глаза так, что они начали слезиться. - Что ты сейчас видишь?

- Тебя! Я вижу тебя. Вот и все счастье! - Виталия, смеясь, с расстояния десяти метров смотрит сквозь дырочку на ослепленного Николая. Он вдруг стал совершенно серьезен и сказал тихо и медленно: “Правильно. Я и есть твое счастье.”

- Какой ты смешной!

- Возьми, пожалуйста его. - Губы еле шевелились. Николай говорил очень тихо, но ему казалось, что горло просто заболит от крика. - Он приносит владельцу большую удачу. Я нашел его сам. Это очень редкое явление - дырочка в агате.

- А как же ты?

- А для меня он уже все сделал. - Слезы почти застилали глаза. -Это все солнце, - успел подумать он, потому что она стояла совсем рядом. И губы властно претендовали на первенство, оставив позади то, что принято называть мыслительной деятельностью.

Виталия крепко сжимает в руке агатовый брелок. Совсем рядом прогремел гром. Она испуганно вскрикнула и обернулась к водителю: “Скажите, пожалуйста, а в машине есть громоотвод?”

Впереди страшно ухнуло, и небо над площадью распорола извилистая молния. Николай от неожиданности ударил по тормозам. Хорошо, что сзади никого не было. Пальцы немного дрожат, поэтому самое разумное было немедленно прижаться: “Я же люблю дождь”, - как-то неуверенно поинтересовался он у своей памяти, и потянулся за сигаретой.

Грохот от крупных капель стал похож на пулеметную очередь. “Эй, ты! - Николай пригнулся, чтобы получше рассмотреть небо, - кончай войнушку! Может, перемирие, а?” - То ли небу не понравился этот вопрос, то ли, наоборот, но реакция была мгновенной, - артиллерийская канонада разразилась еще одним всполохом. - “Да, ребята, убедили... но я все равно за мир во всем мире”, - прошептал он совсем тихонько себе под нос, - мало ли что... По тротуару пролетели листья, за ними, словно подгоняя, торопилась газета. Она распахивалась на ветру и хлопала страницами, как крыльями. “Давай-давай, а то за ними глаз да глаз нужен”, - на всякий случай это он произнес уже мысленно и тронулся с места, вспоминая прошлую осень...

... как стряхивал листья с деревянной скамейки у пруда, усаживая Виталию и опускаясь рядом...

Около кромки воды плавали жирные утки, ожидая подачки. Им на перехват спешили вороны, но ближе всех копошились воробьи. И все делали вид, что им все равно, и человеческих подачках нет никакой нужды, но на всякий случай околачивались рядом...

- Смотри, как они затаились. - Он и сам боялся пошевелиться, чтобы не нарушить эту странную движущуюся гармонию.

- Ой, а у нас ничего нет, - пролепетала Виталия.

- У нас есть все, - еле слышно зашептал он в ответ и поцеловал ее...

- А теперь будет еще больше! - Николай демонстративно сказал это букету на сиденье. Мистика, но дождь за окном припустил сильнее, хотя грохота не последовало: “Кажется, все-таки перемирие...” Стало заметно, что улицы пустынны, несмотря на начинающийся день.

В аэропорту Шереметьево плохая погода - нелетная погода. В такие часы к обычной суете прибавляется еще и раздражение. Раздражаются все - отлетающие и встречающие. Одни не могут вовремя отбыть, к радости других примешивается досада.

Службы аэропорта в такое время начинают работать еще хуже, чем это обычно бывает. То ли дело в реакции персонала на повышенную возбудимость нервных граждан, то ли эти два потока, направленных в разные стороны, вызывают негативные чувства у остающихся и вынужденных обслуживать это вечное броуновское движение, то ли что-то носится в воздухе... но нелетная погода - не самое лучшее время для нахождения в аэропорту.

Хотя на первый взгляд ничего не меняется. Двери открываются перед каждым входящим и выходящим. По залу располагаются отъезжающие с чемоданами. Дети - везде дети - бегают, шалят, опрокидывая тележки с вещами. Но всего этого становится чуть больше, а свободного места - чуть меньше.

Время от времени после музыкального сигнала бесстрастный голос диктора перечисляет рейсы, опоздания, отлеты и прилеты: “Начинается посадка на рейс 231 Москва-Париж. Стойка номер 2. Заканчивается регистрация пассажиров на рейс 584 на Рим. Опаздывающих просят подойти к первому выходу. Совершил посадку самолет из Гамбурга авиакомпании Люфтганза. Рейс 299 на Мадрид откладывается невылетом самолета из Мадрида. Потом тоже самое диктор повторяет по-английски. Самое неприятное - напряжение, потому что от этих постоянных объявлений нельзя отвлечься.

Из кафе на втором этаже видно, как перед большим табло в центре зала толпятся пассажиры. Недовольный гул усиливается, потому что в графе “вылет” почти против каждого рейса выскакивает - “задержка”.

Высокая девушка успокаивает маленького толстого старичка. Она, наклоняясь, что-то тихо говорит, но он размахивает рукам и кричит, призывая в свидетели стоящих рядом: “Во всем мире самолеты летают при любых условиях, но только у нас, как дождь - сразу нелетная погода”.

В это время мимо проходит человек в летной форме. Он останавливается, дожидается, когда старичок замолчит, и спокойным тоном без всякой интонации произносит: “Чем дольше и громче кричат недовольные, тем сильнее идет дождь”. Старичок вытаращился на мужчину в форме, а тот спокойно проследовал прочь.

- Нет, вы это видели, - старик пытается привлечь к себе внимание. - Он еще и угрожает!

- А кто его знает, ведь вызывали же в старину дождь сильным криком, - задумчиво произносит пожилая женщина, явно склонная к тому, что не стоит раздражать природу, - кто знает, а может, это правда?

- Да не криком, а высоким костром, - поправляет ее другая женщина, пододвигаясь поближе вместе со своим чемоданом. - Она уже одурела от ожидания и с радостью включается в разговор.

- Вот-вот, а в костре сжигали младенцев и нервных, - подхватил молодой человек и подмигнул старичку, - чтоб не орали и другим не мешали.

Старик набрал в легкие воздуха, - его распирает от негодования. Но получилось только выпучить глаза. Рот беззвучно открывается и закрывается, обнажая желтые зубы заядлого курильщика. Ничего подходящего, видимо, на ум не пришло. От огорчения он машет рукой и, не обращая внимания на высокую девушку, волоком тащит свой чемодан к стене.

Виталий Абрамович провожает глазами старика и раздраженно поворачивается к Игорю. Вальяжность и какое-то неуловимое превосходство выдает в нем начальника. При чем начальника давнего, свыкшегося со своим привилегированным положением.

- Ну, хорошо, сейчас дождь идет, а час назад почему рейс отложили? - Тот пожимает плечами.

Сбоку доносится звук работающего телевизора - позывные новостей. Виталий Абрамович инстинктивно идет на звук, прижимая одним пальцем серебристый дипломат: “Надо же - рефлекс”. Помощник семенит следом с большим чемоданом на колесах. Они останавливаются метрах в двух от телевизора.

- До каких же пор!

- Успокойтесь, Виталий Абрамович.

- Иди ты со своим успокойтесь, знаешь куда?

- Дорога известная.

- Тогда молчи, и так тошно.

- Я, пожалуй, пойду попробую что-нибудь узнать.

- Так тебе и сказали. Слушай, может, что в мире произошло? С утра никаких новостей.

- Да какие там новости. Дождь идет, а в мире давно все спокойно, ну, разве что шлепнут кого-нибудь...

- Типун тебе, дурак безмозглый, - быстро крестится Виталия Абрамович.

- А чего? Обычное дело, - Игорь задумчиво потирает нос. - Только из-за этого на такое время вылет не откладывается. Тут что-то не так.

- Господи, а вдруг... - шеф испуганно оглядывается.

- Если закрывают, так все закрывают, - авторитетно “успокаивает” помощник. - Вон смотрите, на Париж посадка, на Рим посадка, Вена прилетела... Это просто вам так везет.

- Уж если повезет, так по полной программе. - От раздражения холеная шея Виталия Абрамовича стала красной и на лбу выступил пот. - Десять часов! Сволочи! Хоть бы сказали сколько еще маяться...

Помощник неопределенно пожал плечами и про себя добавил несколько крепких мужских выражений, адресованных исключительно начальнику. К погоде претензий он не имел,

- А ну-ка, погоди, что они сказали, “неприлетом самолета”? Чего же мы...

- А я вам давно говорил, поехали бы домой и просто звонили бы...

В раздражении Виталий Абрамович даже топнул ногой: “В дурацкое Шереметьево просто так не позвонить - в выходные они трубку не берут.”

- И погулять негде, - потянул Игорь.

- Это, братец, тебе не Внуково.

Мимо них неспешно продефилировала парочка. Игорь даже выпучил глаза, - парень обнимал подружку каким-то новым, недоступным его пониманию образом, - запросто засунул сзади свою руку ей в брюки. Не обращая ни на кого внимания, они сосредоточенно жевали пирожки. “А что? Удобно! - похабно хихикнул шеф, провожая их глазами, - надо бы попробовать при случае...” От этой высокомерной пошлости Игоря даже затошнило.

- У тебя рубли есть? - неожиданно поинтересовался Виталий Абрамович.

- Есть немного, а что? - одна мысль о еде в этой ситуации была просто противна.

- Пошли перекусим.

- Я не уверен... - смущаясь, Игорь перешел на шепот.

- Ладно, покорми шефа, одноклассник, - тебе зачтется. Я - наверх и попробую позвонить, хотя и так безбожно опоздал, а ты вали в справочную и узнай... - он неопределенно махнул рукой. - Еще несколько часов, и можно уже не беспокоиться... Кстати, у тебя завтра во сколько поезд... Ну, ладно...

Виталий Абрамович резко развернулся, даже не интересуясь ни ответом, ни реакцией Игоря, неспешно направился к кафе на втором этаже. Игорю ничего не остается, как безропотно подчиниться. Он обреченно поднял чемодан и поплелся к длинной очереди в справочной.

Широкая кольцевая автодорога заполнена плотным потоком машин. Если смотреть сверху, то может показаться, что просто две мокрые ленты разбегаются в противоположные стороны. Такси, в котором едет Виталия, - лишь часть этого бесконечного движения, которое здесь оказалось более интенсивным, чем в городе. Дождь стал еще сильнее, но гром прекратился.

Водитель перестал обращать внимания на молчаливую пассажирку, - мало ли какие у нее проблемы, - и сосредоточился на дороге. Кроме того, ему надо было решить, как поступить в аэропорту: высадить клиентку и быстро укатить или попробовать найти попутчиков на обратный путь? При всей своей незамысловатости это были отнюдь не праздные рассуждения. Кому охота иметь дело с шереметьевской мафией. Им попадешься - можно забыть про извоз! Можно про все забыть...

Виталии нет дела до этих тяжелых дум. Она переводит взгляд с быстрых темных туч на раскрытую ладонь - агатовый брелок матово блестит отполированными боками...

... ее руку сжимает Николай и ведет к большой агатовой друзе в тихом зале геологического музея. Она удивленно замирает перед этим таинственным чудом. Темные блики из глубины мерцают сочным сиреневым огнем, словно обещая что-то.

- Смотри пещера внутри выстлана сокровищами.

Виталия дотрагивается до сиреневых кристаллов.

- Какая красота.

- Это аметисты.

- А почему они внутри?

- У них сговор.

- Как это?

- Понимаешь, в природе все взаимосвязано. Грибы растут под деревьями, цветы в траве... так во всем. Камни тоже помогают друг дружке.

- “Чтоб не пропасть поодиночке?” - тихо пропела она.

- Именно. А знаешь, камни можно выращивать, как шампиньоны. Они ведь и так растут у нас под ногами.

- А... - поняла Виталия, - искусственные... - тайна чуть не лишилась ореола, но Николай не мог этого допустить: “Какие мы...” - он беззлобно передразнил, - иди сюда. - Они подошли к большому белому столбу. - Это соль.

- Вот эта колонна - соль? - Не поверила Виталия. - Обычная соленая соль?

- А ты лизни. - Виталия скорчила рожицу, но Николай мягко пригнул ее голову. - Давай-давай, не кобенься. Я раньше перед каждой экспедицией сюда топал и солью заправлялся. Если бы не сегодняшний бардак, я бы и теперь ползал по горам... камушки разные собирал...

Он совсем не хотел об этом говорить, просто вырвалось невольно... а, казалось, что это давно забыто. Видя ее вопросительный взгляд, он неожиданно для самого себя выдохнул заветное: “Когда-нибудь брошу всю эту торговлю и махну опять за изумрудами. Хочу найти с дырочкой - куриного бога. Но сюда обязательно наведаюсь”, - ладонь звонко похлопала по крутому боку соленой соли.

- Ты такой суеверный?

- В общем нет, но однажды мне после этого, - он нежно погладил белый столб, - крупно повезло, с тех пор... как ритуал что ли...

Виталия воровато оглянулась и приложилась к колонне: “Правда, соленая”. - Николай рассмеялся и прижал ее к себе. Служительница укоризненно посмотрела на них.

Водитель скосил глаза в сторону Виталии и глубоко вздохнул. Впереди дорога сужалась, - гаишники разнимали хозяев двух поцеловавшихся джипов, а все остальные были вынуждены наблюдать этот балет. Стало слышно, как скрипят по стеклу дворники, разгоняя воду. Виталия бросила взгляд на зеркало, откинулась на сиденье и закрыла глаза...

... в овальной зеркальной раме отражается огромная помпезная прихожая. Также в ней отражается Виталия, красящая губы. Теперь еще и Евгений Александрович, который выходит из стальни в мягких тапочках на босу ногу и малиновом домашнем халате. Он рассматривает ее в зеркале. Она поймала его изучающий взгляд и подмигнула. Евгений Александрович смутился: “Я позвоню на следующей неделе. Мои возвращаются - шмон надо навести.”

- Могу помочь, у меня сегодня выходной, - предлагает Виталия.

- Ну, что ты... - быстро, даже испугано бормочет он.

- А...

- Нет, ты не подумай, просто у меня жена ушлая, сразу заметит чужую руку.

- Женскую, - уточняет Виталия и защелкивает замок сумки.

- Ну, ты же умница... - Евгений Александрович предпринимает вялую попытку поцеловать ее.

- Я уже одной ногой за дверью.

- Любишь ты все буквально... понимать.

- А чего юлить, не дети, давно сами катаемся.

- Кстати, о катаемся. Совсем забыл. - Он отстранился. - После Нового года мы поедем в круиз.

- Круиз? - Виталия резко повернулась.

- Да-да, в круиз. Из Амстердама в Венецию. - Довольство просто лоснилось на его лице. - Морем. - Она недоверчиво улыбнулась. - Ты чего? Тебе не нравится?

- Что ты, очень нравится, только у меня уже был отпуск. Летом.

- Возьмешь зимой, в счет будущего года, - рассердился Евгений Александрович, - это уже детали. Мне нужен твой загранпаспорт.

Виталия подошла к двери: “Я подумаю“.

- Никаких подумаю, - отрезал он, - я позвоню через неделю, - и, улыбнувшись добавил, - и мы встретимся у меня на работе. Заодно и покажу все тебе, а то ты обижаешься, что я прячусь, хорошо?

- Я все понимаю.

- За то и ценю. - Евгений Александрович снисходительно потрепал Виталию на прощание по щеке...

Справа от такси на близкой дистанции летит большой грузовик. Он странно петляет - никак не хочет держаться строго в своем ряду. “Пьяный, что ли? По такой дороге...” - Водитель опасливо поглядывает в сторону, выискивая лакуны в левом ряду. При первой же возможности, он обгоняет белую “ниву”, а еще через несколько минут уходит в самый крайний ряд. Все. Можно вздохнуть спокойно - грузовик остался в стороне. Нехорошо, конечно, но на такой дороге - каждый сам за себя.

А Виталия спокойно дремлет и не следит за усилиями таксиста, направленными на обеспечение безопасности движения. Какое ей дело до того, что в соседнем ряду кто-то неудачно куролесит? У нее свои проблемы и, кажется, неприятные, - на лбу обозначились морщинки, видимо, сон не доставляет удовольствия.

Евгений Александрович водит Виталию по территории Газпрома. Он полон достоинства и плохо скрываемого торжества.

- Это наш средневековый замок, здесь все предусмотрено для удобства.

Они приближаются к 35-этажной высотке с башенками.

- Главный административный корпус. - Он говорит ей так, словно она ничего не видит. - Здесь расположены все административные службы - наше сердце. - Речь Евгения Александровича становится похожа на лекцию экскурсовода. - 150 метров. - Виталия послушно запрокидывает голову. - Там, - он протягивает руку в направлении 10-ти и 8-этажных зданий, - гостиница, офисы и мозг - инженерный корпус.

Перед круглым домом Евгений Александрович делает заговорщицкое лицо: “Это мое любимое здание - наш банк”, - он похлопал себя по карману, - “Мне нравится такая близость к телу”. - Виталия незаметно морщится от этого нескрываемого самодовольства.

- Ну, здесь учебный центр, конференц-зал, там подальше - спорткомплекс с бассейном, поликлиникой и лабораторией; справа - хозяйственный корпус. Можно в любой момент отдать белье в стирку, химчистку и все такое... - Евгений Александрович, не замечая ее настроения, интимно приникает к уху. - И парковка, и подземный гараж, и 5 гектаров чудесного парка у реки.

Виталия готова рассмеяться - так нелепо это сочетание бахвальства по целесообразности устройства Газпромовского рая для своих и намека на интим. Он умолкает на минуту, давая себе и ей возможность оценить и комфорт, и шик этого государства в государстве. - Согласись, все удобно. Все для человека. Нашего человека. - Без этого уточнения Евгений Александрович, конечно же, не был бы сам собой. Ее предположение оказалось верным, - он относится к этому без тени юмора, даже без малейшего намека на возможную самоиронию. Его просто распирала такая детская, неприкрытая гордость, словно он демонстрировал собственную усадьбу с угодьями, что Виталия невольно улыбнулась. - Я знал, что тебе понравится! - Он по-своему оценил ее улыбку.

Потом он повел ее в “комбинат питания”. Уже за столиком ресторана, сделав заказ, Евгений Александрович достал красочный проспект, протянул его Виталии и расслабился: “А теперь мы все обсудим.” - В ответ на ее недоуменный взгляд он поинтересовался, - “Ты паспорт принесла?” - Виталия молча достала из сумочки загранпаспорт и протянула ему, потом так же молча принялась перелистывать буклет.

- До Амстердама самолетом и целый день по городу. Вечером отплываем, - вот на этой палубе наши места, - он ткнул пальцем в проспект и даже не заметил ее молчания. - Сначала мы обогнем север Франции, потом Испанию, Португалию, юг Франции, Италию...

Вышколенный официант неспешно расставлял заказ на столе. Евгений Александрович не обращает на него внимания, - официант не человек - обслуга. Виталии претит такое отношение к людям и она благодарит мужчину еле заметным кивком головы. Со стороны трудно понять, нравится или не нравится ей предложение любовника, но ее лицо совершенно бесстрастно.

- Погуляем по Гавру, Биарицу, Марселю, Монако, - он, загибает пальцы и мечтательно перечисляет названия, как ученик, хорошо знающий географию. - Мы посетим все знаменитые форты, будем останавливаться в Лиссабоне, Валенсии, Барселоне; проплывем через Ла-Манш, Бискайский залив, Гибралтар; отметимся в Генуе, Риме, Неаполе; заедем на Мальорку, Корсику, Сицилию. Представляешь, Атлантический океан и 5 морей! Я смотрел по карте... Ты чего молчишь или не нравится?

- Что ты, - Виталия неспешно орудует приборами, - мне нравится. Сколько это стоит?

- Это тебя не должно касаться, - гримаса недовольства проступила на широком лице.

- Не хотелось бы...

- Я знаю твою щепетильность, Виточка, - он резко обрывает ее, - давай сейчас не будем портить себе аппетит. Это мой подарок к Новому году. Я обижусь, если ты станешь задавать вопросы по этому профилю.

Она и не стала.

После обеда они вышли прогуляться по парку, где Евгений Александрович церемонно раскланивался с коллегами, вышедшими на променад после обеда. Виталия чувствовала себя моделью на подиуме. Она ведь хорошо понимала, что все эти люди в курсе семейного положения ее кавалера, значит... Значит, он устроил эти смотрины специально для них, а экскурсия... ну, пришлось... да и приятно лишний раз поглядеть на “дом, который построил Джек” для джеков...

Странная у нее жизнь! Только почувствуешь себя человеком, - а перед тобой очередное неудобство! Собственным своим величеством. Ладно уж, с этим она как-нибудь разберется, но... Не видеть того, что женщина рядом чувствует себя “не в своей тарелке”... Такое может позволить себе или совершенно безразличный или... Евгений Александрович.

- Я могу узнать некоторые подробности? - ее голос звучит глухо и как-то нарочито спокойно.

- Все зависит от подробностей. - он не замечает. И это высокомерие ранит еще больнее.

- Например, - Виталия старается говорить без всякой интонации, - когда состоится это замечательное мероприятие и сколько продлится?

- Конкретная дата уточнится на этой неделе, а срок... Я же тебе говорил - 4 недели.

- Это невозможно, - Виталия всплеснула руками, - меня никто с работы на столько не отпустит, я ведь уже была в отпуске.

- С этой проблемой, уверяю тебя, извини, - по его лицу видно, что он уже все продумал, - проблем не будет. Если нам... понравится, - он поиграл глазами и зашептал, приблизившись к ее лицу, - может, я решусь, наконец, на развод, а то ты у нас - он сухо рассмеялся, - одиночества боишься.

Николай подъехал к дому Виталии, посмотрел вверх на темные окна, потом достал чемодан, подхватил букет и направился ко входу. У лифта поздоровался с охранником. В кабине подмигнул “Дорогому другу - от компаньона”, достал расческу и, глядя в зеркало, отрепетировал улыбку. Перед дверью еще раз прошелся по непослушным волосам и тихонько вставил ключ.

Квартира встретила его полумраком и смешанным запахом кофе и сигарет. Видно, как в комнате неясным светом молча бликует телевизор. Не зажигая света, Николай на цыпочках крадется с букетом...

Такси съезжает с кольцевой дороги на развязку, ведущую к Шереметьево. Дождь то усиливается, то затихает. Виталия вздохнула во сне. Водитель посмотрел на нее, улыбнулся, но будить не стал, - минут 5-7 у нее еще есть...

Николай подбегает к Виталии, она делает ему подножку, и он падает в мягкий сугроб. Немного побарахтавшись и хохоча, он цепляет Виталию за рукав и валит рядом с собой: “Твоей шубе не помешает химчистка”.

- Снегочистка! - кричит Виталия и ерзает спиной по снегу.

- Ах ты, шкода.

- Я не шкода.

- Шкода-шкода. Самая настоящая шкода.

Виталия отбивается. Он натирает ее снегом. Она уворачивается и бросает в него снежок. Потом они медленно идут по берегу реки и любуются, как в ярком свете солнца на возвышении красуется Архангельское.

- А ведь ты прав. Когда я первый раз попала в цирк, меня поразили не дрессированные медведи и фокусники, - она никак не могла закончить это важную для себя тему. - Я, замирая от восторга, следила за жонглерами...

... на арене немолодой уже артист подбрасывает тарелки. В середине трибуны за ним неотрывно наблюдает восторженная девочка - два хвостика, двадцать цыпок на десять пальцев и полсотни веснушек - такой была Виталия в детстве.

- На следующий день после школы я собрала дворовых и попробовала повторить трюк с тарелками. В цирке это было так легко, а дома... - В маленькой кухоньке набилось детворы - не протолкаться. - Я поставила перед собой стопку одинаковых тарелок и по одной начала их подбрасывать. Ребята визжали от удовольствия и сопровождали каждую разбитую тарелку счетом - один, два, три... У меня ничего не получалось - тарелки проскальзывали между рук и падали на пол... - Николай обнял и крепко прижал ее к себе, он почему-то испугался, что она сейчас заплачет.

- Знаешь, я разбила 22 тарелки. Старые с военной символикой и буквами КА - красная армия. После носилась по квартире - вытирала пыль, подметала и мыла пол... Осколки выбросила, навела порядок, вычистила все до блеска.

На замерзшей реке носятся дети и собаки. У дальнего берега примерзли рыболовы. По краю дорожки чинно вышагивает ворона. Она направляется к лавочке.

Старому облезлому коту старушки принесли обед. Он неспешно жует над фольгой. Ворона понимает, что ей ничего не светит, и, обходя кота, больно клюет его в хвост. Бабушки замахали на нее руками, но гордая птица только отскочила.

- Она, наверное надеется, что у него кусок в горле застрянет, - Виталия рассмеялась.

- Или будет несварение...

Вдали у катка послышалась громкая музыка. И они неспеша двинулись туда.

- Когда пришли с работы родители, мама сразу заподозрила неладное: “Что-то все у нас подозрительно хорошо и чисто. Признавайся, шкода, что натворила?”. - С тех пор, всякий раз, когда я наводила порядок, мама говорила, что это моя очередная шкода...

- Я был прав, - насупив брови забасил Николай.

- Да ну тебя! - Она побежала к катку.

Дети пищали от удовольствия. Взрослые от них не отставали - игра всех делает детьми. Разных поколений, но все равно детьми. Маленькая девочка на коньках держит за руку маму: “Ты неловкая, мама, надо осторожно. Это коротким не больно, а тебе высоко падать”.

Виталия улыбается, что-то хочет сказать Николаю, но не замечает, что у нее по щекам катятся слезы.

- Что с тобой, тебе больно?

Она быстро моргает, наклоняется вниз и раскрывает пальцами веки. Николай поднимает ее и заглядывает в лицо: “Что ты делаешь?” - “У меня нет платка, - оправдывается она, - а то тушь потечет”. - Шкода ты моя, шкода, - ласково прижимает ее к себе Николай.

Виталия уткнулась ему в плечо: “Ты меня прости, я... девочка... понимаешь, у меня не будет детей... никогда... я... - Она плачет навзрыд, а он прижимает ее все крепче и крепче к себе и тихонько гладит по голове...

Машина выехала на последнюю прямую перед аэропортом. По обе стороны замелькали рекламные щиты, приглашающие то пить, то есть, то звонить другу, то хранить в разных банках разное добро. “Если так есть, пить и звонить другу, то будет ли что тогда хранить...” - Водитель стрельнул глазом на пассажирку. Он с удовольствием бы порассуждал об этих животрепещущих проблемах, но Виталия спала. - А у нее точно есть, что хранить, вон, как хмурится...

Евгений Александрович остановил машину перед домом Виталии.

- Так, теперь по-порядку, - он протянул ей билеты. - Этот в Амстердам, а этот - из Венеции. Они с фиксированными датами. Вот паспорт. Ты дома, пожалуйста, отследи все визы и сверься с проспектом. Я уже просмотрел, но во избежание ненужным проблем лучше еще раз... Да совсем забыл... Небольшое осложнение... Понимаешь... - он замялся, - мне пришлось взять семью,

Виталия резко повернула голову, но он схватил ее руки и, прижав к коленям, быстро затараторил: “У тебя будет отдельная каюта. Одноместная. Мы найдем возможность побыть вместе. Не впервой. Моя как узнала, так прохода не дает. Пришлось уступить.”

- Ты же говорил... как же...

- Я и сейчас могу повторить. Я мечтал поехать только с тобой... - он погрозил ей пальцем, - у тебя будет масса возможностей... - Евгений Александрович попытался изобразить ревнивого мачо, - но мы договоримся на этот счет, - ни-ни, ни с кем! Ты едешь со мной. И я могу... короче, - будешь отдыхать под моим неусыпным наблюдении.

Он сам открыл ее сумочку и засунул документы.

- А теперь иди и будь умницей.- Он смачно поцеловал ее в щеку.- Все хорошо. Я улетаю на 10 дней в Мадрид. Прилечу и мы все обговорим. Тебе, кстати, надо гардероб обновить. Ну, все, пока.

Он открыл дверь и легонько подтолкнул ее в выходу. Виталия вышла из машины совершенно ошарашенная, а Евгений Александрович рванул с места...

Водитель тихонько тронул Виталию за плечо.

- Мы подъезжаем. Вам куда - на прилет или вылет?

- Куда вам удобнее, мне все равно.

Не включая света, Николай осторожно прокрался на кухню. Поставил цветы в вазу и заметил беспорядок. Что-то смутное шевельнулось в душе, и он быстро пошел в комнату. Виталии не было. Странно, она никуда не собиралась, тем более так рано и... Добавив громкость телевизору, прослушал прогноз погоды и только тогда заметил, что в руках у него ваза с лилиями. Он поставил ее на столик и, не присаживаясь, допил холодный кофе из чашки.

За окном мелькнула молния. Он прошелся по комнате, отдернул занавеску и посмотрел на улицу, - дождь и не собирался прекращаться. За окном взревела чья-то сигнализации, и Николая словно шелкнуло по лбу, он вдруг быстро метнулся к телефону и ткнул клавишу. Аппарат набрал последний номер: ”Справочная международного аэропорта Шереметьево. Ждите ответа, вам обязательно ответит оператор...”

Он заметался по комнате, потом выключил телефон и телевизор, выскочил из квартиры, прыгнул в салон машины, развернулся и отъехал от дома.

Стрелка на спидометре опасно подползает к 90. По такой дороге и 60 - много, но машин почти нет, и Николай гонит вперед, а перед каждым перекрестком нервно смотрит на часы. Вдали показалась патрульная машина с мигалкой, и он вынужденно сбросил газ...

... витые синие свечи горят ровным пламенем. Николай в строгом костюме и галстуке выключает верхний свет. Стол накрыт на двоих. В низкой вазе стоят лилии. Он разливает шампанское и торжественно встает: “Дорогая несравненная Виталия! Витуша! Жизнь моя! Я хочу поздравить тебя с днем рождения и произнести любимый тост моего отца!

“После того, как Бог создал человека, ребром встал вопрос о женщине. И вот все, кто были в раю отправились к конвейеру - делать женщин. Перед тем, как вдохнуть в очередную женщину жизнь Господь в нее вдавливал изюминку. “Пусть у каждой будет изюминка”, - приговаривал Бог. Адам, видя такую картину, тайно вложил в свою женщину две изюминки. Теперь все мужчины ищут эту особенную женщину.”

А я уже нашел!

- Чего-чего, а изюм из меня можно выгребать ящиками, - расхохоталась Виталия.

- Не перебивай, женщина! А то я никогда не дойду до главного, - он рассмеялся и обнял ее. - Помнишь, мы гуляли с тобой в Кусково и тебе сказал, что нашел свое счастье... Выходи за меня замуж, - заметив ее протестующий жест, попросил - ты сейчас ничего не решай, подожди, подумай. А подумав, ты поймешь, что и я - твое! Как бывший геолог, я знаю, что настоящее сокровище надо искать долго. Нам будет хорошо вместе. Я не самый богатый и умный, но я тебя... люблю... Я это понял сразу, той зимой.

Мы постараемся, накопим денег... Хочешь, - откроешь свою парикмахерскую, а лучше салон по тканям или коже, ты ведь так этого хотела. Мы удочерим девочку, а когда она подрастет, я возьму вас в экспедицию - махнем в горы и найдем большого куриного бога - для нас всех...

Николай улыбается приятным воспоминаниям. Дворники мечутся по стеклу. На кольцевой он разгоняется до 100 километров. Машин мало, и он не боится рисковать. Спидометр начинает зашкаливать за 100, но Николай не обращает на него внимания. Почему-то, он и сам бы не смог этого объяснить, почему-то он уверен, что сейчас может ничего не опасаться.

Двери распахиваются, и Виталия входит в аэропорт. Народу много, но основная масса толпится у табло.

- Рейс 323 из Сан-Франциско задерживается до 14 часов московского времени. Регистрация на рейс 265 до Цюриха у первой стойки.

На табло застыла табличка, что мадридский рейс задерживается. “Что же делать, что же делать... Сколько еще ждать? А что это меняет. Сколько не жди, а решение-то надо принимать. Какое? Чего тебе, милочка нужно?

Она отходит к курилке и достает сигарету: “Мой дом, так уж получается, всегда нараспашку. Я готова согреть и накормить любого. Вот заходят и враг, и друг, и просто прохожий... А я стараюсь, чтобы всем было сытно, уютно, удобно... Всем удобно... всем удобно...” Она так задумалась, что не сразу поняла, что к ней прицепился старикан.

- Такая молодая, а уже курит! Так бы и отханудил! - Виталия не обращает на него внимания, тогда он обходит ее с другого бока.

- Почему все самолеты летят, а мой - нет? А? Я вас спрашиваю!

- Может, он не хочет...

- Чего не хочет, - опешил старик.

- Ничего не хочет.

- Я об этом не подумал, спасибо, дочка, - он почесал затылок, - а тебе кажется, он может передумать?

- Кто его знает, самолет, у него душа темная.

- И то верно, у тебе еще сигаретки не будет?

Виктория достает пачку, старик вынимает сигарету, нюхает.

- Нет, “Прима” все-таки лучше”. Тебе куда? Туда? - он неопределенно махнул рукой.

- Нет, дедушка, мне сюда, я так, - просто задержка рейса.

- Ну, давай, не опаздывай, - он подмигнул ей, бросил сигарету в урну и побрел прочь.

Виталия безразлично смотрит по сторонам. У кафетериев очереди, магазинчики забиты всякой ерундой, что-то бормочет диктор, вокруг снуют люди: “Направо пойдешь... Налево пойдешь... Прямо... Никуда эти дороженьки не ведут... Господи! Видишь ли ты или тебе и показывать бессмысленно?”

Она медленно идет вдоль стены, обходя вещи и детей, и вновь возвращается к курилке: “Чего толкусь... Куда опять зажигалка подевалась? - Нервные пальцы перебирают содержимое сумки. - Кончится это все когда-нибудь или я так буду...

От справочного окна отходит Игорь. Идти к хозяину ему явно не хочется, а вот покурить... “Какая! - восхищенно оценил он Виталию, стоящую в курилке. - Плечи назад, а рыло вперед! - скомандовал он сам себе.

- Девушка, а девушка! Давайте познакомимся.

- Спасибо. Я давно замужем... - Виталия внимательно посмотрела на мужчину. - Надо же! И кажется не узнал. - Вторично... “Девушка”... Но все равно приятно.

- Да, конечно, - Игорь смутился.

- У вас есть зажигалка?

- Есть... была... - он ищет во всех карманах.

- Да вы не суетитесь так. Я никуда не спешу.

- Значит, можно познакомиться? Игорь... Борисович.

Действительно, не узнал: “Его только не хватало.” - подумала она, а вслух произнесла отчетливо и резко: “Я сказала ровно столько, сколько сказала. У вас есть зажигалка? Я хочу закурить вот эту дурацкую сигарету.”

“Она у вас совсем смялась,” - он растерялся и не заметил, что держит зажигалку в руке. Виталия сменила гнев на милость: “Да, вы правы. Извините, нервы ни к черту”, - добавила она, закурив, - ”А вы?” Игорь обрадовался: “Мне бы тоже надо... за компанию. Только, знаете, я уже столько выкурил за сегодняшний день, что, думаю, бросать пора”.

“Я тоже, наверное, соберусь. Вот уеду отсюда и брошу, честное слово!” - добавила она скорее для себя. “Я вам верю.” “Что?” - не поняла Виктория. “Я верю, что вы бросите курить.” - Виталия устало улыбнулась: “Бросать - не хитрость, надо научиться не начинать.”

Она некоторое время смотрит на него, а потом начинает смеяться. Сначала тихонько, а потом все громче и громче. Он тоже улыбнулся и вежливо засмеялся. Но Виталия смеется, не останавливаясь. Ее смех скорее похож на истерику. Игорь беспомощно начинает оглядываться, и тогда Виталия резко обрывает смех,

- Не пугайтесь, у меня такое бывает.

- А я и не испугался, - он неловко оправдывается.

- Испугались, я по глазам вижу.

- А вы умеете читать по глазам?

- Я женщина.

- Не понимаю... Что из этого следует?

- Женщины умеют читать по глазам.

- Все?

- Должны все.

- И всё?

- А это уже зависит от женщины.

- И что же вы сейчас читаете?

- Исключительно детективы.

- Нет, то есть... что вы по моим глазам читаете?

- Вы уверены, что там есть что читать?

Виталий Абрамович, обеспокоенный долгим отсутствием Игоря, начал нервно поглядывать вниз. И, естественно, заметил. Он даже разозлился, - начальство ждет, а подчиненный беззаботно покуривает и, кажется, еще и флиртует... Нашел время. “Интересная бабенка... кого-то она мне напоминает... - Виталий Абрамович сощурился, чтобы получше рассмотреть женщину.

Игорь машинально, словно ребенок, потер глаза кулаками: “Да!”

Виталия улыбнулась: “Не смешите меня”.

- Нет, право...

Виталия вздохнула обреченно и монотонно, как автомат, выдала свой обычный отказ.

- Я вам понравилась, и вы хотите со мной познакомиться, но не знаете, в какой форме может продолжиться наше знакомство, исходя из моего сообщения о замужестве.

От неожиданности Игорь совсем замолчал. Виталия помахала рукой перед его глазами.

- Эй, вы не спите?

- Простите. Вы так... я не ожидал... сразу и...

- А чего тянуть.

Аэропорт ворвался объявлением диктора о прибытии и отправлении нескольких рейсов. Они непроизвольно поднимают головы и напряженно вслушиваются. Виталий Абрамович наверху тоже переключил свое внимание.

- Я тут коллегу провожаю, вернее, шефа, - Игорь уцепился за последнюю возможность продолжить знакомство.

- И вам нужно идти?

- Я не то хотел сказать... - он виновато улыбнулся.

- Вы вообще еще не знаете, что хотите сказать. Идите к своему шефу. Надумаете, подходите, - мне еще долго здесь прохлаждаться. Да, кстати, вы на машине?

- Где? - не понял ее Игорь.

- Это я так, - Виталии стало его жаль. - Идите.

Игорь хотел еще что-то сказать, но Виталия уже отвернулась. Ему ничего не оставалось, как ползти наверх и раскошеливаться - кормить шефа, будь он неладен!

Виталия отошла к киоску и пристально посмотрела ему вслед: “Вот такой прогноз погоды... Ну и денек сегодня... Не узнал... надо же... не узнал... Вот тебе и первая любовь... отрада всей школы... причина девичьих слез и раздоров... надежда легкой атлетики. Самый молодой, самый перспективный, самый быстрый!.. Да... прибежал быстрее всех... к лысине... Правильно мне говорили: “Везет дуракам, подрыгал ногами - и все будущее впереди абсолютно светлое!” Только, видно, проскочил, или не на той дистинции... Как и я...

- Можно? - Виталия открыла дверь в кабинет начальника цеха текстильной фабрики.

- А... это ты... проходи, садись.

- Петрович, если можно, побыстрее, а то у меня с краской полный кавардак.

- Плюнь ты на нее, на краску, - устало хмыкнул Петрович.

- Я бы плюнула, да только мне надо желтым плюнуть, больше никакая другая не подойдет, а вы жадничаете.

- Я не жадничаю... - он полез в стол, достал бумажку и нерешительно протянул ей листок. - На, почитай.

Виталия нехотя начинает читать... - “Не может быть...” - Глаза наполняются слезами, и она медленно опускается на ближний стул. Петрович участливо наливает ей воды из графина: “Ты поплачь, лучше поплачь.”

Виталия отодвинула стакан: “Кого еще?”

- Весь отдел... Так вот...

- Рейс 298 вылетел из Мадрида в 9.30. Расчетное время прибытия в аэропорт Шереметьево 13 часов.

Игорь приблизился к столику Абрамовича подходит Игорь: “Слышали? В справочной говорят, что пока не прилетит самолет из Мадрида в Москву, его нельзя отправить обратно в Мадрид, да еще заправка...”

- Дурак же ты, братец.

- Дурак не я, а организация климата.

- Резонно, - снисходительно соглашается Виталий Абрамович. - Я тут сделал заказ.

- Я заметил, - Игорь сказал это тихо и напряженно.

Шеф отечески похлопал по плечу подчиненного: “Не трусь, я тебе после отдам”.

- Что вы, Виталий Абрамович, не надо, - заюлил Игорь.

- Ну, не надо так не надо, - спокойно согласился начальник, - это с кем ты там калякал.

- Где?

- Не прикидывайся тихоней. Я все видел. Кого это ты кадил в курилке? Она же малолетка.

- Вам показалось, Виталий Абрамович. Это она со спины малолетка. А так, - он скопировал развязный тон шефа, - на второй виток пошла.

- Чего-чего? Не понял.

- Муж у нее есть. Второй.

Виталий Абрамович развел руками: “А... был не прав. Вторая молодость, говоришь... Игорь горячо стал доказывать: “Да нет. У нее еще и первая не кончилась”, - и тряхнув головой добавил завистливо, - “Повезло какому-то козлу. Таких баб надо хватать пока ценник не выставили.”

- Ценник? - Виталий Абрамович внимательно всматривается вниз. - Что так?

- Высшая проба! Зазевался - уведут. Оглянуться не успеешь!

- Красавица?

- Умница!

- Такого товара навалом, - с досадой отмахнулся Виталий Абрамович, - нагрузкой выдают, бери - не хочу.

- Такие - раз в жизни встречаются... Некоторым... а мне... - Игорь как-то неопределенно пожал плечами. - Как вы считает, я обязательно должен быть на этой учебе? Может, еще можно билет сдать... там... семейные обстоятельства и все такое...

- Да ты, братец, никак втюхался, - беззлобно хохотнул шеф.

На бледно-голубой стене бросается в глаза ярко-оранжевый плакат: “Мы помогаем всем!” Виталия тупо смотрит на него. А больше особенно и смотреть не на что, разве что на расписание приема инспектора биржи занятости. От этих одинаковых плакатов и листочков на каждой двери можно сойти с ума: “Неужели каждому помогают?” Редкие стулья в коридоре заняты усталыми немолодыми женщинами.

- Как вы думаете, если я откажусь в третий раз, мне положено пособие?”

Виталия смотрит на запавшие глаза еще не старой, но какой-то скукоженной женщины, задавшей вопрос: “Я не знаю, сама в таком же положении”.

- Почему они все время предлагают работу не по профилю? Я всю жизнь в отделе бумажки перебирала, почему я должна менять специальность?

- Видно больше не осталось мест, где надо бумажки перебирать.

Дверь открылась и выпустила посетительницу, та молча кивнула, приглашая Виталию пройти. Инспекторша строго посмотрела на нее и взяла документы: “Так-так-так, стало быть - третий раз. Вы знаете, что в случае отказа вам перестанут выплачивать пособие?”

- А как насчет работы по специальности? - робко поинтересовалась Виталия.

- А кто мы по специальности? - неприязненно осведомилась чиновная дама.

- Я художник по тканям, могу заниматься чем-то смежным, но не слишком далеким...

Инспекторша устало вздохнула и нажала на клавишу.: “Вот, полюбопытствуйте, что здесь, по-вашему, смежное.”

Виталия привстала и глянула на экран. В столбиках перечислялись продавцы разных товаров, курьеры, экономисты, и рабочие всех специальностей.

- Хотите, - неуверенно предложила инспекторша, - можно переучиться, наша служба оплатит.

- Переучиться?

- Да. Мы оплачиваем кратковременные курсы и содействуем в трудоустройстве. Есть секретарские, бухгалтерские, парикмахерские...

- Начальника смены Семенова просят пройти в зону досмотра. Совершил посадку рейс 203 из Хельсинки. Выход номер два.

- Нет, правда, Виталий Абрамович. Вот вы, ждете тут, сидите на иголках, а в Мадриде уже все без вас началось. Через час-другой все бумаги уже подпишут. И все. Нет никаких проблем. Только юридические закорючки.

- Это не юридические закорючки, это бабки! - Виталий Абрамович свирепо толкает Игоря в грудь, - И не твои!”

- Я все понимаю, что вы, я к тому, что мы тут ничего изменить не можем, - Игорь быстро и испуганно оправдывается, - а я после контракт внимательно изучу...

- Не изучу, милок, - жестко, не принимая тона, оборвал его Виталий Абрамович, - а он у тебя от зубов будет отскакивать, и ты будешь щель искать для моей выгоды. И придется тебе найти эту щель! - Он еле сдерживает свой кипяток. - Ты что?.. А?.. Тебе отстегивают проценты не за глазки. Это тебе не мгновенный разбег и быстрый финиш. Вот так-то! - жующие губы сложились в презрительную усмешку.

Игорь инстинктивно сжал кулаки под столом. Говорили ведь ему, что не стоит просить помощи у бывшего одноклассника, - взлетевшие плохо реагируют на отстающих.

- Я ничего не имел в виду. Я просто хотел сказать...

- Твое дело - слушать и выполнять.

- Да, конечно, - Игорь привычно отключил эмоции, иначе...

- Так. Повтори.

- Мое дело, - произнес он медленно и спокойно - слушать и выполнять.

- И не просто, - Виталий Абрамович начал успокаиваться, - Слушать всех, а выполнять только мои распоряжения. Это тебе не за медалями бегать.

- Безусловно.

- Именно. Ладно, расслабься... Что ты там болтал...

- Да так, ничего.

- Нет, давай, выкладывай.

- Я что думаю про контракт, - Игорь понял, что поесть все равно не удасться, - ведь без нас они могут заключить только соглашение о намерениях. Это даже и лучше. Мы будем знать заранее, чего они хотят выгадать. Я внимательно изучу бумаги. Если нам что-то не подходит, так даже претензии выставлять не надо, - это не контракт. Мы все проверим, обсчитаем.

- Нам только на санкции не налететь.

- Какие санкции? Вы же не виноваты, что погода не летная.

- Но они же могут придраться, - Виталий Абрамович поиграл в воздухе вилкой, - я ведь мог и заранее прилететь.

- Вы же деловой человек, у вас не только с ними была запланирована встреча. Это форс-мажорные обстоятельства.

- Точно-точно, - согласился с набитым ртом шеф, - надо будет обезопаситься. - Он вытер салфеткой жирные губы. - Организуй мне задним числом какое-нибудь дело для отмазки, - не мог раньше прилететь и все.

- Нет проблем.

- Это ты молодец, а говоришь, дурак.

- Это вы говорите.

- Я? - Виталий Абрамович сытно хмыкнул. - Я иногда ошибаюсь. - Он глянул вниз и сощурился, пытаясь вспомнить женщину, стоящую в курилке. - Ну вот, поели... Приведи-ка ее сюда.

- И не подумаю! - Игорь сказал это так резко, почти крикнул, что шеф рассмеялся.

- Не дрейфь, не уведу, - от пристального взгляда начальника не укрылось взвинченное состояние подчитенного. - Чего дрожишь?

- Такие сами уходят, - тихо произнес Игорь, не садясь, и добавил, - но я все равно не приведу.

- Неужто боишься?

- Нет. Она сама не пойдет.

- Вот как?

- Да я... мы просто говорили... - словно оправдываясь, извиняется Игрорь, - даже и не познакомились...

- За чем же остановка - познакомимся. Пойдем сами.

Виталий Абрамович решительно вышел из-за столика, следом за ним обреченно засеменил Игорь с дипломатом и чемоданом шефа.

Виталия в курилке подкрашивает губы: “Что же мне сказать... чтобы он... поверил? А мне нужно, чтобы он поверил? Пусть просто меня забудет... забудет и все. Скажу и быстро домой... быстро-быстро... “ Она резко повернулась и и вздрогнула, заметив идущего Виталия Абрамовича: “Это еще не хватило! Прямо, как в “Грозе у Островского, - чтобы мало не показалось!” Она непроизвольно дернулась, чтобы спрятаться, но потом вздохнула и осталась на месте. Виталий Абрамович тоже узнал ее. От этого на полном ходу резко остановился, но, увидел пристальный взгляд и подошел.

- Тебя и не узнать! - Он произнес этого со скрытым сожалением. - Хорошеешь. С таким лицом нужно лететь в Америку.

- С таким лицом можно и дома остаться, - Виталия произнесла это спокойно и холодно.

- Знакомься, Игорь, - Виталия. Моя бывшая жена. И наша с тобой одноклассница, - добавил он со смыслом. Игорь молча и как-то обреченно протянул руку. - Вот так-то! Слаба память у бывших спортсменов. - Говоря это Виталий Абрамович даже не счел необходимым повернуться к Игорю. - Они все бегают-бегают, - Виталий Абрамович с садисткой безжалостностью добил зависимого одноклассника, - а мир давно в удобных машинах передвигается...

Виталия закрыла глаза и мгновенно вспомнила...

... свою неудобную позу: руки судорожно вцепились в руль, шея выгнулась вперед, а правая нога все время путает - то ли на тормоз жать, то ли на газ.

- Мягче, мягче, ты мне так разнесешь коробку передач, - поучает ее сидящий рядом Виталий Абрамович. - Я сегодня схлеснулся... Черт! Негде мне развернуться! Если бы была возможность работать с реальными деньгами, да в другой стране - стал бы миллионером!

- А в нашей не получиться? - Виталия напряженно смотрит на дорогу.

- Как? Деньги можно перебрасывать со счета на счет вплоть до своего кармана. Только у нас социализм, дорогуша. Пока. Не гони, дура! - он резко каркнул на жену, - катись на сорока, я так с тобой никакого дела не открою - прямиком к праотцам отправишь. А я не тороплюсь расставаться с жизнью - хорошие времена начинаются...- Он достал сигареты. - Если все сложится так, как я планирую, - через год буду миллионером! Настоящим. Здесь.

- Со мной?

- С тобой? - он недоуменно посмотрел на жену, словно она посягнула на его “тарелочку с голубой каемочкой”. - Слушай, я давно тебе хотел сказать... Давай-ка ты бросай свою никчемную работу и сиди дома.

- И чем я буду заниматься?

- Мной! - резко и зло бросил Виталий Абрамович. - Мной будешь заниматься.

- Я не собираюсь быть твоим придатком, если будешь настаивать - нам лучше расстаться, - Виталия рывком перешла в левый ряд для разворота.

- Полегче... на поворотах. И вообще. Мне кто-то сказал, что лучше расставаться до загса, - тогда не придется разводиться после. - Он противно расхохотался. - Это я так, пошутил.

- Я поняла, - впереди показался переросток. - Мне сейчас переключиться на вторую?

- А ты подумай.

- Да не могу я сейчас думать, - истерически взвизгнула Виталия.

- Вот тупица необучаемая, - заскрежетал зубами Виталий Абрамович, - отожми сцепление.

Виталия повела ногой, и машина резко дернулась. Впереди стремительно приближается грузовик.

- Да убери сцепление, идиотка! По тормозам! - заорал Виталий Абрамович, выплевывая сигарету.

- Мне нажать педаль или отпустить?

- Поздно!!!

Резко завизжали тормоза, и громко закричала Виталия.

Виталий Абрамович поднял руку Виталии и поцеловал. Игорь смущенно отступил на несколько шагов и, пятясь, отошел в сторону. Но они этого не заметили, занятые сейчас каждый сам собой.

- Пойдем, отметим нашу встречу.

- Ты думаешь, это стоит отмечать.

- Почему нет, - мы интеллигентные люди.

Он взял ее за локоть и повел в то же самое кафе на втором этаже: “Фрукты и кофе.” - Получив заказ, официант удалился и спустя минуту принес поднос.

- Ты одна? - Со значением спросил Виталий Абрамович, но видя, что Виталия не собирается отвечать, добавил со старой, невысказанной болью. - Я всегда знал, что был у тебя не первым... И не вторым...

И на это Виталия ничего не ответила...

... под легким больничным одеялом лежит нечто, опутанное шлангами и трубками. От Виталии остались одни глаза, остальное - бинты. Молоденький доктор поправляет ей одеяло: “Поздравляю, у вас все в порядке. Через две недели снимем повязки... Я должен вам сказать, - он понижает голос и оглядывается, - я хирург и вырезаю. И хорошо вырезаю. А сшивать еще не научился...

- Я не привередливая, - Виталия пробует улыбнуться.

- Нет, если претензии...

- Доктор, у меня было... Я была... Я...

- Нет, нет, - понял он, - ребенка сохранить не удалось, извините.

- Нет...

- Я и мужу так сказал, чтобы...

- Господи!

- И еще... - ему тяжело говорить, и поэтому он старается закончить этот неприятный разговор побыстрее. - Детей у вас больше не будет...

Он еще что-то говорит, но Виталия слышит не его - только свой крик. Слезы катятся по щекам, и на бинтах проявляются мокрые пятна.

Доктор куда-то убежал, и над кроватью склонился Виталий Абрамович: “Если бы был сын, все обошлось бы...”

Виталия потягивает кофе и смотрит на летное поле. Дождь льет, как из ведра. Размытыми пятнами стоят самолеты...

... около больничной кровати суетится подруга.

- Ну, чего ты маешься? Мужики все такие. Твое дело - десятое. Знай, свой интерес блюди.

- Ирка, ты у меня единственный друг, скажи, что теперь делать. Он второй день не приходит. Что мне теперь делать?

- Прежде всего, кончай ныть, - Ирина достает продукты и загружает их в тумбочку у кровати. - Освободится - придет. Ему тоже не сладко. Ты не обижайся, но теперь уже все... - Она поправила свою высокую прическу. - Подумаешь, дочку хотела,- Ирка капризно сжала губки, - а кто не хотел? Только хотелка эта не у всех работает. И без детей живут. И очень даже неплохо. - Она ткнула красным ногтем в свою грудь. - Посмотри на меня! Привыкнешь. Ладно, мне еще домой пилить. Не кисни.

Виталия слабо шевельнула рукой.

Она не видела, как лучшая подруга выпорхнула из больницы с ее мужем. И как Виталий Абрамович заботливо придерживал ее за локоток, а она положила голову ему на плечо. Все это ей потом расскажут охочие до чужой беды досужие сердобольные бабульки в подъезде.

Виталий Абрамович выбрал большое яблоко. Он всегда так ел яблоки - разрезал на несколько частей и удалял семенчки. Виталия взяла дольку и опустила ее в чашку. В темной жидкости медленно по кругу поплыла фруктовая лодочка. Виталия усмехнулась, - ложка ее топит, а она упорно выплывает.

... костыли больно врезаются в подмышки, но Виталия упорно старается этого не замечать и неспешно наводит порядок в прихожей. Открылась входная дверь и вошел Виталий Абрамович.

- А я сегодня борщ сварила, только без свеклы. - Виталия говорит это, не поворачиваясь навстречу мужу, чтобы не упасть от резкого движения. - Она в нижнем отделении, мне не достать.

- Хрен с ним, с борщом, - он напряжен, Виталия чувствует это то тону. - Нам надо серьезно поговорить.

- Ты сначала поешь, - она направляется в кухню, - а потом все остальное.

- Я ухожу к Ирине, - Виталий Абрамович, не раздеваясь проходит вслед за Виталией.

- Да она сейчас сама придет. Нет, - Виталия поглядела часы, - минут через сорок. - Обещала хлеба принести, у нас закончился. - Она потянулась за тарелками.

- Ты не поняла. Сядь. Успокойся.

- Да я спокойна. А ты чего не раздеваешься? - она с удивлением заметила, что муж не снял пальто и туфли.

- У тебя все будет хорошо, - Виталий Абрамович старается не смотреть жене в глаза, - мне сказали... В общем, я ухожу к Ирине. Совсем. Мы так решили...

Воздух сделался настолько густым, что перестал проходить в легкие, а может, это просто дыхание остановилось. Самым невероятным было то, что где-то в глубине Виталия чувствовала, что случившееся - еще не вся беда. Теперь у нее ничего не осталось. После долгого молчания она тихо - на всякий случай - спросила: “Ты из-за ребенка...”

- При чем здесь ребенок!- крикнул он, помолчал и уже спокойно продолжил. - Мы уже давно хотели... а тут...

- Подходящий момент.

- Ну зачем ты так!

- Давно у вас? - Виталия даже удивилась, как спокойно звучит ее голос, слишком спокойно.

- Зачем тебе знать...

- Теперь можно.

- Почти три года.

- А если бы я родила? - костяшки пальцев так сжали костыли, что побелели..

- Это ничего не меняет. Ты... - он зачем-то похлопал ее по плечу. - Я возьму самое необходимое, а потом... Пока поживи спокойно, разводом займемся потом... и квартирой...

Виталия достала сигарету. Виталий Абрамович щелкает зажигалкой, но она прикурила от своей.

- Давно куришь? - он как ни в чем ни бывало убрал зажигалку.

- С тех пор, - подняла глаза Виталия.

- Странно, ты всегда не выносила этот запах.

- Этот запах я и теперь не выношу...

... плита укутана густым дымом. Даже открытая форточка не в состоянии справиться с противным запахом, - это беременная Виталия колдует над сковородкой. Все полки на кухне уставлены обклеенными кожей бутылками и кувшинами. На столе рядом с инструментами лежат смешные игрушки и украшения из кожи - пояса, браслеты, серьги.

Виталий Абрамович в распахнутом халате и с сигаретой осторожно открывает кухонную дверь. В нос тотчас ударил едкий дым, - он тотчас же скривился: “Откуда такая вонь?” Виталия так увлечена процессом, что не видит и не слышит ничего. Он взял со стола сережку и крикнул: “Чем ты занимаешься?”

- Жарю кожу, - повернувшись, со смехом ответила Виталия.

На большой сковородке вспучиваются кусочки кожи. Потом они заворачиваются и становятся гладкими, как лакированными.

- Лучше бы ты котлет нажарила!

- Котлеты - не творческое мероприятие. Я вот сейчас научусь из кожи мастерить, - она мечтательно прикрыла глаза, - потом дочку буду учить. Я ее всему научу.

- Мне нужен сын, - Виталий Абрамович произносит это тоном, не терпящим возражения, словно завершает давний ненужный спор. - Наследник.

- Наследник чего? Что он будет наследовать? Бухучет? - Виталия, дурачась, подначивает его.

- Вон ты какая! - Виталий Абрамович кричит, заводясь. - Ты хоть о ребенке подумай, если не хочешь о себе! - Он смахнул поделки со стола. - Развела вонищу на ведь дом! Это же вредно!

- Да не вредней твоих сигарет! - она горько заплакала и принялась подбирать упавшее.

- Ты начала курить, а я бросил, - Виталий Абрамович аккуратно отправляет в рот одну яблочную дольку за другой. - прихватило, знаешь, связки, чуть голос не потерял - испугался до смерти и сразу бросил. - Он покачал голвой. - Знаешь, поплакал, поцеловал пачку - и в унитаз. Ритуал.

- Хорошо, - медленно и не глядя на него подумала Виталия. - Так бы все ненужное смыть - ничего не останется, даже запаха. Зато потом - все чистым станет...

- Слушай, а давай с тобой... по новой... начнем все сначала... Виталий и Виталия. Такой витализм будет! - Он аж зажмурился от великодушия собственного предложения. - Как прежде! Помнишь? Жизнь начнется! У меня теперь большие возможности. Миллионером, я не стал, но не бедствую. Купим какую-нибудь молодую дуру, она нам сына родит... Кому же все...

- Добра много?

- Не ерничай.

- А как же Ирка?

- Тебя это еще интересует?

- Нет, меня это не интересует.

- Не кипятись. С Иркой можно было только... Каждый закручивал с ней интригу, а в результате - конвейерная сборка. Ты же меня знаешь... Мне нужен “эксклюзив”. Пусть рухлядь, но особенная.

- А я у тебя была рухлядь или особенная?

- Ты странная... Ну как, договорились?

- О чем?

- О девчонке.

- А ты сам на девчонке...

- Так им только деньги мои и нужны.

- А во мне ты уверен? - Виталия недобро улыбнулась.

- Ты всегда была с принципами, - бывший муж начал закипать, но при этом старался ее не обидеть, - все хотела заботиться о ближнем и следовать высокой цели.

- Это точно, - Виталия не приняла тона.

- Я без всякой иронии. Поладим? - Виталий Абрамович подался вперед.

- Выходит, ты дождался капитализма, - Виталия откинулась на кресле и выпустила колечко дыма.

- Мы все его дождались... - он опешил от смены темы.

А тем временем Николай уже паркуется на стоянке аэропорта. Хлопнув дверью, он перепрыгивает через небольшое ограждение: “Что-то я расскакался сегодня!” В зале он сперва растерялся от полумрака и обилия людей, заметался от киоска к киоску. Потом потоптался у табло, поднялся наверх и здесь увидел Виталию. Он порывисто направился было в ней, но вовремя заметил Виталия Абрамовича.

Лицо мгновенно изменилось, - брови сошлись на переносице, образовав две неровные морщинки, губы плотно сжались. Он услышал, как скрипнули зубы и испугался, - еще ни на что не доводилось так реагировать. Первым его желанием было подойти и набить морду этому сытому лоснящемуся мужику, вторым... Николай даже побоялся признаться себе в этом втором желании... Стараясь остаться незамеченным, он присел за соседний столик и весь обратился в слух.

- Я заметила, что ты изменился, заматерел. Достаток из тебя так и прет, - Виталия бесстрастно рассматривала бывшего мужа. - Это хороший признак.

- Неужели оценила? - от ее взгляда он почувствовал себя неуверенно.

Николай напряжено прислушивается к их беседе и не замечает, что к его столику подсел старик. Это тот же самый старик, который бузил перед табло. Он протягивает свой билет и пытается втянуть в разговор, - то, что от него отмахиваются, как от назойливой мухи, нисколько его не смущает. Николай отворачивается и вслушивается в разговор.

- У тебя прекрасный костюм, это я тебе, как бывший художник по тканям, говорю, - Виталия продолжила так же невозмутимо - Наверное, теперь ты доволен жизнью.

- Совершил посадку рейс 298 из Мадрида. Встречающие приглашаются ко второму выходу. Панфилова Татьяна Анатольевна, вас ожидает у справочного бюро вам муж - Панфилов Василий Тимофеевич.

- Посмотри, дождь кончился.

За окном действительно выглянуло солнце. Ошметки темных туч, словно размазанные блины, растекались по небу в разные стороны, освобождая синее пространство для белых облаков. Лужи на асфальте забликовали всеми цветами радуги. Дикторские стали бодрее. Зал ожил и, суетливо потек тонкими ручьями к стойкам и выходам.

- Только у меня правило, - Виталия решительно погасила сигарету, - с кем проиграла - больше не играю.

- Это не игра - жизнь, - Виталий Абрамович накрыл ее ладонь своей.

- О том и речь, - Виталия освободила руку и подумала: “Что за день сегодня?” Но вслух сказала другое.

- Я приучила себя не оборачиваться. - Она достала из сумки агатовый брелок и посмотрела на солнце сквозь его дырочку. - У меня впереди, - она попыталась найти точные слова, но, заметив напряженное лицо бывшего супруга, не стала напрягаться, - замечательный человек! Я искала его всю жизнь и только теперь поняла, что счастье со мной рядом!

Рывком дернулся острый кадык, и Николай с трудом глотнул вязкую слюну.

- Я не идеал, - Виталий Абрамович нервно забарабанил пальцами по платиковому столику, - а ты всегда искала во всем идеал. В мечтах, в делах, в людях, но идеальный человек - сплошная фикция! Понимаешь, Витуша, фик-ци-я! - Он почти кричал. Сидящие за соседними столиками начали коситься в их сторону. - Людей надо принимать такими, какие они есть.

- Ты мне всегда так говорил, - ее голос звучал умиротворенно, а это раздражало еще сильнее. - И ты оказался прав.

- Вот и умница, пойдем со мной, - он встал и взял ее за руку.

- Ты не понял, - она осталась сидеть. - Я сказала, что ты оказался прав, но не сказала, что пойду с тобой.

- Так скажи это! - он наклонился и горячо прошептал ей в ухо.

- Нет, дорогой, - она отодвинулась и улыбнулась. - Я скажу другое. Теперь я не схожу с ума от того, что мир не идеален. Я просто ищу родных людей.

- Я не подхожу? - Виталий Абрамович попытался “держать лицо.”

- Ты никогда не подходил. Таким уж уродился, но это не опасно, - Виталия поднялась и подошла вплотную к нему. - Когда ты бросил меня после потери ребенка и ушел к моей лучшей подруге, - вот это было страшно. Для меня. Тогда. Но это закончилось. И сегодня я вам благодарна. Двумя предателями в моей жизни стало меньше. А ведь я могла этого так и не узнать. - Она отступила на шаг. - Прощай. Желаю тебе никогда не попадать в мое положение. И внимательно всматривайся в близких - на всякий случай. Всего хорошего. У тебя все будет, а остальное - купишь! Мне пора.

Она взяла сумочку и, не оглядываясь, направилась к лестнице на первый этаж. Виталий Абрамович почувствовал, что ноги стали ватными и опустился на стул. Что-то случилось с его глазами, потому что какая-то помеха мешала неотрывно смотреть на уходящую бывшую жену.

Николай оставил свой наблюдательный пункт и отправился следом за Виталией. Он старается не отставать, но соблюдает дистанцию. А старик тоже пристроился рядом: “Нет, милок, ты скажи, чего мы все отсюда уезжаем?”

- Господи, дед, когда твой самолет?

- Я и сам бы хотел это знать, - старик радостно вцепился в рукав. - Мне к сыну надо. Туда, - он неопределенно показывает наверх, - а внучка - здесь. Она туда не хочет.

- А ты сам, хочешь?

- Если бы я знал, разве ж тут с тобой бы калякал. Я бы со старухой своей все решал.

- Иди... и решай, - Николай еле успел сдержаться.

- Не могу. Я ее на погост свез. - Старик сказал это просто, как говорят о будничных делах. - Скажи, а если я ее туда с собой возьму, меня отсюдова отпустят? Или опять в очередь...

- Дед, родненький, отстань ты от меня по-хорошему, а то я и тебя к бабке твоей отправлю без всякой очереди, - Николай молитвенно сложил руки.

- Так ты так бы и сказал, что занят, - дедок хитро ухмыльнулся, - а то “чего хочешь-чего хочешь”. Сколько себя помню - только пива и хотел всегда. - Он подмигнул Николаю и протянул морщинистую ладонь. - Бывай, нежный.

Николай со смехом пожал протянутую мозолистую длань, а потом поднял над головой свои сомкнутые в замок руки - все хорошо и бодро заключил: “Где наша не пропадала!”

А Виталия высматривает кого-то в толпе среди выходящих пассажиров. Николай привстает на цыпочки, чтобы лучше видеть. Вот она подходит к высокому статному мужчине: “Еще один!?! Господи, когда же это кончится?”

Евгений Александрович приятно удивлен, - он совсем не ожидал встретить здесь Виталию. Николай яростно протискивается поближе, но ему мешает приблизиться плотная толпа. Виталия что-то говорит мужчине, отчего тот бледнеет. Потом она вынимает из сумочки большой конверт, отдает его мужчине и отворачивается.

Евгений Александрович пытается остановить ее, но толпа смыкается и разделяет их. Николай наконец вывинчивается из плотного кольца и бежит следом за Виталией.

Но она уже садится в ближнее такси.

Николай только успевает заметить номер. Он бросается к стоянке. На выезде перед шлагбаумом скандалит хозяин джипа. Обычно спокойный Николай еле сдерживается, чтобы не выскочить и не разогнать всех: “Мне надо приехать первым, мне обязательно надо приехать первым, она должна меня встретить, - мы ведь так договаривались... Боженька мой, куриный, помоги...!”

Вот, наконец, пусть свободен, и машина несется в город. Николай пытается высмотреть впереди такси, в котором уехала Виталия, но его не видно. У перекрестка стоит мигалка, - мгновенно выскакивает спасительный план. Он притормаживает и бежит к постовому.

- Командир, минуту назад двое - мужчина и женщина - выбросили таксиста из машины, - запыхавшись кричит он.

- Номер запомнил? - Офицер без лишних жестом приглашает его к мигалке.

- А как же.

Они подходят к патрульной машине.

Постовой внутри быстро докладывает по рации, потом высовывается в окно: “Их перехватят у следующего поста, а где водитель?”

- Возле рекламного щита с пивом. Он жив.

Включив сигнал, постовой, быстро отъезжает. Николай тотчас же срывается с места и следует за ним. Минуты через полторы он видит, как такси, в котором едет Виталия, берут в “коробочку” две патрульные машины. Не останавливаясь, довольный, он несется к городу.

День разгорается.

С чистого неба солнце смотрится в широкие лужи и любуется летящими по шоссе вымытыми машинами.

Пешеходы на перекрестках ждут зеленого сигнала и торопятся по своим делам.

У самого тротуара рядом с цветочным киоском на высохшем асфальте свернулась кольцом рыжая дворняга.

Николай быстро выходит из машины и покупает букет лилий.

Загорается зеленый глаз, и машина едет дальше.

Домой! Быстрей, все равно надо быстрей!

На всякий случай он останавливается около соседнего дома, выскакивает из машины и быстро ныряет в подъезд. В квартире хватает в охапку чемодан и выскакивает на лестничную клетку.

В машине плюхается на сиденье, тяжело дыша. Довольный потягивается и улыбается каким-то приятным мыслям, но в этот миг замечает букет.

Мгновенно пулей вылетает из машины, даже забыв закрыть дверь, и несется обратно. Выхватывает букет из вазы, включает телевизор и бежит к выходу. Лифт подъехал и открылся, но Николай, стукнув себя по лбу, снова открывает квартиру. Быстро относит на кухню вазу и только после этого окончательно щелкает замком.

Сердце колотится так громко, что, кажется, еще удар - и оно пулей вылетит из груди. Николай глубоко вдохнул, чтобы восстановить дыхание и, перегнувшись через перила, посмотрел вниз.

Там в проеме видно, как Виталия заходит в подъезд.

Николай тихонько поднимается на верхний этаж.

Гудит лифт.

Открывается дверь.

Виталия выходит из лифта и открывает квартиру.

Он, крадучись, подходит к двери и прислушивается, а потом довольный, уже не спеша, спускается по лестнице.

В машине два букета объединяются в один.

Потом медленная парковка у дома.

С чемоданом и большим букетом он входит в подъезд. Охранник смотрит на него круглыми глазами. Николай весело подмигивает ему у лифта. Перед дверью квартиры он достает из внутреннего кармана агатовую друзу с аметистами и прислушивается.

Виталия в плаще сидит на краешке дивана и смотрит телевизор.

На экране симпатичная девушка на фоне большой карты страны сдержанно улыбается: “А теперь о погоде на завтра...”

Виталия, прикрыв один глаз, смотрит на девушку сквозь дырочку брелка: “ Мой дом, так уж получается, всегда нараспашку. Я готова согреть и накормить любого. Вот заходят и враг, и друг, и просто прохожий... А я стараюсь, чтобы всем было сытно, уютно, удобно... Всем удобно... всем удобно... И мне тоже!”

Николай нажимает на черную кнопку.

В квартире громко звенит звонок...

октябрь 1999 - май 2000