П  Я  Т  Н  И  Ц  Ы

 

киноповесть

 

 

 

Пятница

 

Нина с остервенением нажала на тормоз и посмотрела на немигающее око светофора, не понимая, что случилось? Ничего не болело, особенных проблем на работе не предвиделось - все в пределах нормы. Но что-то внутри около сердца вибрировало мелкой противной дрожью. Так всегда бывало, когда в дом приходила беда. Беда... Но откуда? Она устало прикрыла глаза. Сзади оглушительно заорал клаксон, и Нина резко тронулась с места.

У следующего светофора пришлось долго постоять из-за гаишника. Стоит только выйти умнику с палкой, как все движение оказывалось парализованным, - поток машин в центр замер на неопределенное время.  Неожиданно слева из блестящего джипа вышла хозяйка - молодая холеная дрянь. Нина иначе не могла ее определить, потому что то, что она сделала потом, могла сотворить именно дрянь. Девица вытащила из салона упирающуюся собаку, поцеловала ее в нос и привязала в решетке ограды. Потом юркнула в машину и захлопнула дверь. Пес, ничего не понимая, доверчиво крутил хвостом и, натягивая поводок, пытался приблизиться к хозяйке...

За невеселыми мыслями Нина не заметила, что пропустила нужный поворот. Ну вот, теперь придется уходить направо и крутиться по переулкам, а там дороги - хуже любой проселочной, только машину бить. Так и есть - тряхнуло на выбоине, и косточка локтя больно стукнулась о дверь. Вот, все до кучи: утро - без мечты,  день - без любви, одна надежда - на ночь, на ее ласки... 

Она грустно улыбнулась, очень уж печальный пейзаж получился - не для пейзан. Но ведь с натуры писан, как ни крути.

 

Светофор презрительно мигнул желтым и вызверился красным.

- Гадина краснопузая! - Андрей в сердцах пнул по тормозам.

- Пожалей коня.

- А чего его жалеть? Ты лучше меня пожалей - опаздываю.

- Боишься, без тебя родину разворуют?

- Боюсь. - Андрей не принял иронии. - 10 лет прошло, а я все никак не могу привыкнуть к тому, что великую страну растащили по углам и хаткам.

- Да ладно тебе!

- Как ты можешь? Мы все говорили на одном языке, думали на нем... А теперь всматриваемся друг в друга сквозь частокол границ.

- Ну и что? Подумаешь, великая страна - герб, гимн, флаг...

- Замолчи. Это - наше лицо! Неужели тебе все равно, как оно выглядит?

- Важнее самому с утра рожу помыть, - несвежий платок никак не желал вытирать пот со лба, - белье чистое надеть и брюки погладить... А флаг...

Андрей передернул плечами, ему стало неприятно от вида жирных разводов на грязных клеточках.

- Если помнишь, от великой Эллады одни развалины остались, Римскую империю варвары разваляли, Византия стала Турцией, Поднебесная спустилась на землю, Антарктида провалилась в тартарары...

Владимир, увлекая сам себя, не замечал, что брызжет слюной. Андрей внутренне сжался, предчувствуя приступ брезгливости, и тайком посматривал на часы. Приятель успел надоесть ему за три часа встречи: он все знал, везде его ждали - и министерские двери он ногой распахивает, и счета за границей открывает, и машины меняет, как стельки, и везде у него свои люди...

Только непонятно, зачем он его нашел? Ведь двадцать лет после института прошло. Двадцать. Ностальгия по прошлому? Да только в том самом прошлом по разным пивным они ходили, и девчонок делить не привелось. А ведь поискать пришлось - телефон заблокирован, и через справочную его не получить, да и общих знакомых не осталось... Финтит, приятель, в его костюме только по министерствам шастать - Андрей злорадно отметил кривой шов на брючине - до охраны и обратно.  

- Продолжать? - Владимир дыхнул запахом дешевой забегаловки. - Говорят, солнце наше остывает - не сегодня-завтра придется в другую галактику смываться... Такие вот дела... А ты говоришь герб... Да какая разница, что на монетах тиснут? Лишь бы сама монета деньгой была настоящей. Сегодня. И карман бы до земли не оттягивала. - Он откинулся на подголовник с апломбом телезвезды на пике куража и закурил. - Но! Но рожа при этом все равно должна быть чистой! Не уважаю я грязь на морде лица, и не слишком тороплюсь постоять под гимн.

- В любой стране все встают, когда играет гимн, - от возмущения Андрей даже не заметил, что однокашник нарушил не писаный запрет на дым в машине.

- Я не люблю быть, как все. И встаю только перед теми, кого уважаю. А гимн - не человек.

- Ну ты... ты... - Андрей даже побагровел.

- Что ж нам, блядям, и не жить?

 

Нина беспокойно скосила глаза на часы. Еще пара светофоров и она… выйдет из машины и нырнет в метро: “А сумки?” Да, сумки пешком не пойдут. Поток нетерпеливо тронулся с места, и она облегченно вздохнула. Однако оказалось, что расслабляться было рано. “Порше” впереди стал судорожно метаться по полосе - то вправо пытался уйти, то влево. Глухое раздражение уже готово было вырваться наружу, но в этот момент навороченная тачка протиснулась в соседний ряд, и перед капотом оказалась высокая задница новенькой “Нивы” с листочком на стекле: “Путаю стороны”.

- Мне еще повезло, - Нина громко рассмеялась, - ведь мог путать педали.  

 

Позже на собрании акционеров Андрей снова и снова возвращался к утреннему разговору, да так и не мог понять, что же его вывело из себя? Ничего особенного Вовка не говорил, но в душе остался какой-то противный осадок. Плохое настроение усугублялось еще и раздражением. Вместо того чтобы заниматься приятными хлопотами - поиском подарка для любимой женщины - он сидел в душном зале и тупо слушал региональных представителей компании. Впереди еще маячили прения... Было уже понятно, что сегодня до голосования дело не дойдет, а это значит, что и весь завтрашний день будет прожит бездарно.

Он знал, что лукавит. Самую малость, но все же лукавит. Действо разворачивалось именно так, как задумано, спланировано, и сбоев он не боялся, хотя никто не мог гарантировать полного «ажура». Андрей не сомневаться, что его не забаллотируют, просто реальной кандидатуры на место генерального директора вблизи не просматривалось - уж он сам постарался. И все-таки... И все-таки как же медленно тащатся часы...

“По законам физики, даже не двигаясь в пространстве, я все равно перемещаюсь во времени”, - Андрей вдруг понял, что повторяет про себя эту фразу, услышанную на какой-то популярной лекции. Он хорошо помнил, что после этого долго не говорил про время. Его как бы отучили употреблять само это понятие - “время”. Вернее, не отучили, а окончательно запутали... Скорее бы уже...

Он закрыл глаза и представил, как Нина в последнюю минуту срывается с работы, судорожно объезжает магазины, запихивая в багажник объемные пакеты, а дома с переменным успехом воюет с недельной пылью...  Странно защипало в уголках глаз. Андрей даже не сразу понял, что это - слезы, или просто захотелось чихнуть? На всякий случай он незаметно оглянулся и потер переносицу, но лучше бы это не делал, - коварный чих вырвался наружу смешным тоненьким пшиком, несоразмерным его мощному телу. Сразу стало неловко, как в детстве, но вышколенный персонал даже ухом не повел.

На несколько минут окружающее опять завладело его вниманием. Однако следить за цифрами - занятие нудное (если они не про свой личный карман), и мысли снова легко запорхали поверх сидящего зала к пряному воздуху осеннего леса. Обязательно, обязательно надо  съездить по грибы. Нина будет рада. Легкая улыбка скользнула по глазам. Чтобы не привлекать внимания Андрей опустил веки, - дурацкого чиха достаточно на сегодня. Скоро вечер. Он попытался вспомнить, когда в последний раз наблюдал закат. Смешно, восходов в его жизни было немало, а вот закат... На закате мы мудреем. Оттого, наверное, что утро, то самое, которое мудренее, может и не наступить. Каждый миг становится весомым, неповторимым. И очень заметным. Он совсем не похож на мгновения в детстве, когда обещание "сделать завтра" откладывается на долгий бесконечный день, который заполнен драками, обидами, маленькими победами и вселенскими поражениями, пакостями в школе и великими открытиями за каждой книжной обложкой... А еще салочками, классиками, казаками-разбойниками, снежками, дочками-матерями, испорченным телефоном, марками и фантиками... Дружбой. Первой любовью. Непонятным стеснением в груди, пунцовым румянцем и страхом быть вызванным к доске...

- Тебе, что, все равно?

Андрей недоуменно посмотрел на помощника, тот перевел глаза на зал. Надо же - чуть не пропустил голосование!

- За меня? - судорожно выдохнул Андрей.

- За тебя.

- Ну и ладненько. Ты держи оборону.

- А банкет?

- А я про что?

- С вашим английским...

- Не стоит джентльменствовать, да еще в конце недели.

- Разве что премия...

- Будешь зарываться - уволю.

- Не буду.

 

Очень тяжело белой мышке жить в черной норке. Нина аккуратно вытерла мордочку фарфоровому грызуну – подарку их сопливой юности. «Где ты, любовь моя первенькая, кого обманываешь теперь?» - Она не успела додумать своего вопроса, потому что хорошо поставленный голос из давнего детства запел:

“На тот большак, на перекресток.

Уже не надо больше мне спешить.

Жизнь без любви, быть может, просто,

Но как на свете без любви прожить?..”

На телевизоре пыли больше не было, но Нина, словно не видела этого и все терла и терла тряпкой по экрану, где под старую мелодию шел неспешный показ деревенской жизни: поля, женщины на ферме, мужчины около трактора, куры во дворах, мальчишки на велосипедах. Она вздрогнула от резкого звонка и, прежде чем снять трубку, вытерла телефон: “Привет! Да. У меня то же самое. И не говори, что-то часто в последнее время стали возвращаться в прошлое...” Нина смотрела на экран, но странным образом видела совсем другое: шикарный стол в дорогом ресторане, своих подчиненных - веселых, разнаряженных, довольных…

- А теперь выпьем за нас!

- Нет, за хозяйку!

- За всеобщее процветание! 

- Дорогие мои! - Вот она сама с лицом пунцового цвета высоко поднимает бокал. - Я хочу провозгласить тост за всех за нас. Этот трудный год показал, что мы выстояли. У нас получилось, не все, конечно, но главное мы сделали - газета состоялась! За общую победу!

“Пускай любовь сто раз обманет,

Пускай не стоит ею дорожить,

Пускай она печалью станет,

Но как на свете без любви прожить?»

От холодного шампанского выступили слезы. Надо же... Нина шмыгнула носом и уставилась в экран - то шампанское выпили пять лет назад! Господи! Откуда только берется эта негодная пыль? Окна, двери - все закрыто, отчего же ей кажется, что за неделю квартира словно бы зарастает грязью? Что это такое? Память? Жалость?

- Ностальгируешь?

От неожиданности тряпка выпала из рук. Она и не заметила, что дочь давно стоит в проеме двери и наблюдает за ней.

- Это ты? - голос предательски задрожал. - А я и не заметила, когда ты вошла.

- Куда тебе, вся в песне. Можно подумать, что на том перекрестке вся твоя жизнь осталась.

- Что с тобой? - изумилась Нина.

- А с тобой? - Полина недовольно поджала губы.

- Со мной все в порядке, а тебя я много раз просила снимать верхнюю одежду.

- Не начинай, - Полина подняла полы розового плаща и завертелась на одной ноге, - я сей-час у-бе-га-ю!

Нина невольно залюбовалась дочерью - высокой, стройной, вызывающе красивой.

- Ты только прибежала.

- У меня тоже - перекресток.

- Смотри, за перекрестками большак не пропусти.

- Не сомневайся, не проскочу!

Полина обняла мать и чмокнула ее в темечко, хотя знала, что та терпеть этого не может. Нина и сама не могла объяснить, что ей не нравилось в этом милом шутливом жесте, но ничего не могла поделать с обидой на то, что дочь выросла и стала выше ее. Шалопайка догадывалась, что матери неприятно, но отказать себе в удовольствии не желала, и при каждом удобном случае изображала девушку “достань воробышка”.

- Мам, можно я возьму твою зеленую шляпу?

- Сегодня пятница.

- Помню.

- Тогда снимай плащ и иди на кухню. Я не успела почистить картошку.

Нина подняла тряпку, которой вытирала пыль, и направилась к журнальному столику. Полина привалилась к стене, всем своим видом показывая, что намерена следовать только собственному плану.

- Мама, мне нужна твоя шляпа.

- Розовое с зеленым - дурной вкус. Ты же читала Чехова?

- Антон Павлович, конечно, великий писатель, но не стоит принимать все на веру. Природе Чехов - не указ!

- Полинька! 

Это уже выходило за всякие рамки. Почему любой спор с дочерью должен обязательно...

- Сколько раз просила, - не называй меня так! - раздраженный голос зазвенел на высокой ноте. - 18 лет Полинька! Я уже взрослая.

- Хорошо, не буду, - Нина глубоко вздохнула и примирительно показала мизинец.

- Каждый раз обещаешь и тут же забываешь, - Полина зацепилась за материн палец своим. - И выключи ты этот антиквариат!

- Хорошая песня, красивая.

Нина хотела добавить, что эту песню любила бабушка, что она сама росла, веря мудрости простых слов, что... Она много могла бы рассказать дочери, но... но сегодня была пятница.

- Ну, не сердись. – Телевизор погас, она попыталась обнять дочь, однако, Полина отстранилась. - Не будь такой колючей. Андрей придет с минуту на минуту, а у нас полный кавардак. Пропылесосить уже не успеваем.

- Не сходи с ума, мама. Вытри морду телевизору - на нем пыль заметнее всего, а остальное оставь в покое. Честное слово, надоело, не свидание.

- Какой ты стала грубой в последнее время.

Нина сделала вид, что не заметила презрительной ухмылки на лице дочери.

- Я всегда была такой, - Полина уже забыла, что они помирились. - А если ты будешь смотреть не только в зеркало, но и меня станешь иногда замечать, - еще не такое увидишь, - на последних словах голос девушки сорвался на крик.

- Я и так дома не бываю, - Нина сдерживалась из последних сил. - Могла бы с матерью и поласковее.

- Мамочка! Милая моя мамочка! - Дочь откровенно ерничала. - Мне нужна твоя кредитка и зеленая шляпка, дорогая ты моя!

- Нужна? - Нина резко повернулась. - Она на вешалке. Что за выверты?

- Нет ее там! - дочь даже побагровела от крика.

- Значит, она в шкафу, - Нина стиснула тряпку  в руке.

- Можно посмотреть?

- Сделай одолжение.

Полина мгновенно успокоилась и направилась в соседнюю спальню, там, как ни в чем ни бывало, открыла шкаф и принялась перебирать шляпы. Нина поплелась следом, повторяя про себя странную фразу, которая пришла на ум, когда она вытирала фарфоровую игрушку: “Очень тяжело белой мышке жить в черной норке”.

Шляпы смешно, как разваренные пельмени, валялись на полу. От подобного хамства у Нины перехватило горло, но Полина даже не обернулась на мать. Из глубины шкафа она вытащила зеленую шляпу, томной походкой проплыла к зеркалу и огорчилась: «Она совсем не подходит».

- Разумеется, не подходит, розовое и зеленое...

- Розовое и зеленое, - безапелляционно перебила ее дочь, -  прекрасно сочетаются. Выгляни в окно - зеленая трава и розовые цветы. Да в природе с зеленым сочетается любой цвет. Напридумывали себе.

- Природа - одно, - растерялась Нина, - а мы - другое.

- Вкусовщина, - Полина резко взмахнула рукой. - Эстетские изыски. - Пока Нина думала, чтобы ответить на это, дочь снисходительно промурлыкала. - Уж не хочешь ли ты сказать, что мы - не природа? Мамочка, забудь эти ваши дурацкие правила: можно - нельзя. В жизни все можно.

- Я тоже так думала в твоем возрасте.

- Ты думала, а я говорю, что так буду жить.

- Ну-ну, и куда же это тебя приведет?

- Известное дело - на панель!

- Я не буду с тобой разговаривать в таком тоне! - Все благие порывы мгновенно улетучились, сколько можно потакать выходкам нахалки? - Хочешь уходить? Бери шляпу и иди! - от сдерживаемого крика в висках запульсировала кровь.

- Какие мы нервные, - Полина ловко поймала вырывающуюся мать и обвила тонкими руками. - Мне без шляпы никак нельзя! Да брось ты эту грязную тряпку, помоги мне.

Нина посопротивлялась для вида. Но дочь уже поняла, что мать успокоилась и теперь из нее можно вить веревки.

- Я тебя очень прошу, не наговаривай на себя, - Нина провела рукой по разгоряченному лицу.

- Старушечка ты моя темная, - Полина поцеловала мать и выразительно посмотрела в глаза. -  Как? Ты не обижаешьcя на старушечку? - Нине ничего не оставалось, как обречено кивнуть головой. - Мамулечка, - дочь и сама уже поняла, что перегибает палку с этими поцелуями, но заигралась и не могла остановиться, - мне, правда, очень нужна шляпа.

- Хорошо. - Нина попыталась высвободиться. - А почему я - темная?

- Просвещать тебя и просвещать! - Полина легко оттолкнула мать и закружилась по комнате. - Да у нас все в классе курят, колются и спят с кем попало.

- Ой!

Грузно и некрасиво, мгновенно потеряв форму, Нина рухнула на пуфик, словно набитый куль.

- Ты что, с луны свалилась? - Откровенное, ничем не прикрытое презрение полыхнуло в глазах дочери. - Мам, надо хотя бы иногда читать кроме своей газеты объявлений нормальные издания. Да и по телеку не только про погоду рассказывают.

- Я... я много газет читаю, - от незаслуженной обиды беспомощно задрожали губы.

- Вот-вот. Куплю-продам-познакомлю-приглашу.

Нет, не показалось. Дочь, действительно, презирает ее.

Да! - Нина рывком поднялась, не хватало только разреветься. - Именно! Куплю-продам-познакомлю-приглашу! Мы с тобой живем на это.

Надо же, еще ничего не сделала в жизни, а уже так зажралась! К сожалению, она не может произнести это вслух, потому что привыкла щадить близких.

- И неплохо живем, надо сказать. Я по 15 часов работала, когда создавала эту газету. Вспомни, как мы жили, пока не было стабильного дохода? Теперь ты уже ни в Турцию, ни в Грецию не хочешь - надоело. Экзотику подавай. А про репетиторов забыла? Сколько эти коршуны сжирают? Они ведь по крупному клюют, не мелочатся. А ты по свиданиям бегаешь. Меньше года осталось - и нет школы! Увлеклась бы чем-нибудь серьезным. Что делать будешь? Чем заниматься в жизни? Ты и не думаешь об этом!

К немалому удивлению Нины дочь спокойно присела на кровать и иронично прищурилась.

- А зачем мне суетиться? Ты все решила за меня. Что мне читать, с кем дружить, как жить. Тебе же так нравится. А нравится - плати! Сама же говоришь.

- Да я за все в жизни сама плачу. Что заработала, то и ем.

- Столько никому не съесть.

- Не смей! Ты, ты... - от крика голос сорвался и забулькал непонятными звуками.

- Не ори, пожалуйста, - Полина оказалась рядом и тихо зашипела сквозь зубы. - Мне с детства нравится готовить. Ты мне, что, позволишь стать поваром? А еще я детей обожаю - можно мне пойти воспитательницей в детский сад?

- Ты же моя дочь!!!

Стало нестерпимо больно глазам, - так бывает, когда к близорукому человеку подходят вплотную.

- Смотрите, какие мы столбовые бояре! - Губы сложились в тонкую манерную линию, отчего лицо дочери стало похоже на омерзительную рожу. - Подумаешь! Кровь голубая рязанского розлива.

- Я в люди выбилась не для того, чтобы ты упражнялась в словоблудии, - Нина уже не сдерживалась. - Выбирай любой университет, я в состоянии оплатить.

- Лучше отдай мне наличными, - Безжалостность мгновенно улетучилась, и Полина улыбнулась своей ослепительной улыбкой, которая всегда обезоруживала. - Все-все-все, мама, я пошутила. Ты, как маленькая, с пол-оборота заводишься. Я и так уже опаздываю. Будешь помогать?

Нина устало провела рукой по лицу, забыв про пыль. Широкая грязная полоса пролегла ото лба до подбородка. Полина, смеясь, повернула мать к зеркалу, потом достала свой платок и, глядя на отражение, принялась нежно вытирать. От этой нежданной ласки у Нины перехватило дыхание. 

- Полинька... - еще не произнеся следующего слова, она вспомнила про свою ошибку и виновато всплеснула руками, -  не буду-не буду. Ты меня только не пугай. - Предательские слезы все-таки не удержались. - Мы ведь с тобой одни в целом свете.

- Не преувеличивай, - Полина спокойно сложила носовой платок и бросила его на пол. - Над нами дураки, а под нами - варвары.

- Это я так говорю, а ты не повторяй.

- Но если мы одни, за кем мне еще повторять?

Возразить на это было нечего, и Нине ничего не оставалось как присоединиться к просмотру шляп. Любая женщина, выбор которой не ограничивается лишь сезонной необходимостью, не может не увлечься процессом примерки этих прелестнейших из головных уборов. И не важно, задействована ее голова или чья-то иная, сама процедура настолько занимательна, что способна поглотить безраздельно дамское внимание. Тем более что у Нины была огромная коллекция. Она начала ее собирать давно...

Собственно, к шляпам нельзя относиться как к коллекции. С каждой из них был связан кусок жизни. Именно кусок. Нина усмехнулась, - да как еще можно относиться к ее жизни? Только как к кускам. Там кусок, здесь кусок. Большой. Горя. Или кусок радости - крошечный. Надо же, вот эта черная амазонка, так брезгливо отброшенная дочерью, носилась много лет. Она думала, что давно выбросила ее. Дорогой фетр истерся на сгибе. А ведь с этой старушки все началось. После окончания института очень хотелось выглядеть взрослой дамой. Платки она никогда не носила, а вязаные шапки делали ее маленькую головку еще меньше.

 

- Володька, не обижайся, сам понимаешь, бизнес.

Андрей поморщился, завязывая галстук. Одна встреча - еще куда ни шло, но две? День завершился, впереди – ночь. И ее делить он ни с кем не собирался. Ладно бы еще друг или хороший приятель, а то ведь не пойми что? Итак, он провозился с ним все утро. Понятно, что не случайно свалился на голову из своей тьму-таракании.

- А если…

- В этот приезд не получится, давай отложим до следующего раза, у меня самолет через... - он как бы посмотрел на циферблат, - через пять часов, а я еще душ хотел бы принять. Да, дорогой, и бизнес, и московские темпы. Ну, бывай, не забывай.

Не дожидаясь ответа, Андрей положил трубку. На сегодня «дружбы» вполне достаточно. Он передернул плечами, вспоминая запах грошовых сигарет и желтые зубы Владимира. Лучше бы он, если не врет про деньги, лег бы в клинику приличную, подлечился и портного себе хорошего завел. Так ведь нет ничего, никаких таких денег. Все понты дешевые. Зачем придуриваться? Бедный, но гордый? Только гордость не всем по карману. Однако же, переступил, нашел его зачем-то… Нет, хватит об этом.

«Время над нами не властно, но годы берут свое. Чиз! - улыбнулся он сам себе, - такой вот сыр, и нечего доставлять себе лишние неудобства. - Из зеркала ему в ответ улыбнулся чуть усталый, но приятный мужчина 50 лет. Его внешний вид не оставлял никаких сомнений по поводу стабильности, состоятельности и достатка. - Человек несчастлив потому, что он счастлив. Только поэтому».

Пятница заканчивалась, венчая собой конец трудовой недели с суетой, нервотрепкой, усталостью от недосыпания и ожиданием выходных.

 

Вот ведь какая история! Она и предположить не могла, что помнит забытое волнение, граничащее с ужасом, оттого что все вокруг, глядя, как она примеряет шляпы, смеются над ее нелепым видом. А вот пожилую продавщицу, которая протянула ей изящную шляпку с маленькой тульей и замысловато выгнутыми полями, она не запомнила. Но слова... “Только вас может украсить эта прелесть!” Разве можно забыть такие слова?

А шляпа... А шляпа, даром что “прелесть”, никак не хотела держаться на голове и от малейшего ветерка норовила отправиться в свободный полет. Самое смешное, что это всегда случалось, когда Нина отваживалась надевать туфли на высоком каблуке (иные просто не имели никакого права носиться вместе с такой шляпой). Кроме того, именно в подобные моменты обязательно попадалось что-то необходимое в хозяйстве: упаковка стирального порошка, например, или низка туалетной бумаги, или Нина вспоминала, что дома закончились овощи. Обыкновенно на ходу приходилось решать сложнейшую задачу, за что хвататься - за шляпу или за вилок капусты? Из-за этого пришлось к сутажу подкладки пришивать черную ленту. Конечно, шляпа с лентами выглядела, мягко выражаясь, аксессуаром из прошлого, но зато после этого ее стало удобно носить.

- Как тебе? - настойчивый голос дочери выдернул Нину из воспоминаний.

- Хороша, но она для солидной дамы.

- Дай-ка сюда. Для солидной, говоришь? - Полина отстегнула  брошь и опустила вуаль. - Шик!

- Полька, где твои глаза? - Нина с замиранием в груди вдруг впервые осознала, что дочка уже совсем не девчонка-школьница, еще немного... - А плащ?

- Плащ не подходит, это точно. - В ее голосе, как ни странно, совсем не слышалось сожаления. - Теперь не подходит.

- Не смотри так! И не подумаю даже. Вот! Вот она твоя гнусная сущность.

- Мам, ну, мам, - Полина вся изогнулась словно кошка перед прыжком, - я целый спектакль разыграла. Публика должна наградить исполнителей, ты же воспитанная леди.

- Это, с каких пор я стала леди, да еще воспитанной?

- Для меня ты всегда - леди!

- Леди не дала бы себя провести. Забирай! Что с тобой поделаешь?

Нина была готова разразиться монологом о непристойной хитрости и коварстве, но Полина уже преувеличенно раскланивалась и посылала воздушные поцелуи, так словно находилась на сцене. Нина обречено улыбнулась, она знала, что за этим последует.

И «это» последовало. Полина с радостным визгом дернула следующую дверь, достала двустороннюю накидку – длинную, шикарную, атласную - и небрежным жестом распахнула плащ.

- Поля! - От возмущения Нина чуть не потеряла дар речи.

- Спокойно, мама, - снисходительно успокоила ее дочь. - Это не пояс! Это - юбка!

- Этой же юбкой... ничего не прикрыть!

Что еще можно было сказать в таком случае?

- Молодец, мам, смотришь в корень.

- Вот это, - Нина попыталась опустить кусочек ткани, - не корень.

- Я восхищена твоей проницательностью.

- Прошу тебя...

- Мам, - Полина уселась на кровати, закинув ногу за ногу, - когда я говорила, что у нас в классе все курят, колются и спят, я имела в виду общее положение, но вовсе не свою ситуацию.

Нина ошарашено смотрела на дочь, сидящую в позе ничего общего не имеющую с тем, что всегда понималось под девичьей скромностью. «Только не сорвись, только не сорвись!» - забилось в висках. Ничего хорошего не будет, если они сейчас начнут скандалить, но неужели? Нет, этого не может быть! С ее кровиночкой этого никогда не...

- Это действительно так? - Голос предательски дрогнул. - Правда?

- Не хватайся ты за соломинку, мы не тонем.

Полина вальяжно поднялась и обняла мать. Нина готова была поклясться, что из них двоих в этот миг старшей была не она. От этой шальной мысли тут же вспотели ладони. Неминуемость потери. Потом, вспоминая, она даст этому своему состоянию именно такое определение - неминуемость потери. 

Дверной звонок оглушительно запел “Хабанеру”.

- Ну вот, - Нина выскользнула из объятий дочери, - я ничего не успела.

Она оставила Полину в спальне и, закрыв дверь, подумала, что ей так же хотелось бы закрыть все вызывающее беспокойство в поведении дочери. Но рубеж, когда казалось, что она маленькая, еще ничего не понимает, а вот завтра... Рубеж преодолен.

Это завтра уже наступило. Наверное, оно наступило вчера. От этой пугающей мысли она попыталась отмахнуться, как от назойливой мухи. Ведь сегодня была пятница. В пятницу начинался праздник. И Нина не хотела его портить. Надо дожить до понедельника. Мы ведь все начинаем с понедельника. Так уж у нас повелось. Во-первых, начало недели. Потом, он всегда оказывается тяжелым, пусть уж тогда и оправдывает это свое положение. И нечего посягать на пятницу!

Нина не знала, что будет завтра. И не хотела знать. Глупо заглядывать в календарь на следующий месяц. Всему свое время. Любовь - чувство для молодых и сильных. Она надеялась на это счастье для дочери. Женщины ее семьи выстрадали право на счастье для нее. И, если Полина будет щедрой, то счастье на ней не закончится. Надо уметь дарить, тогда тем, кто придет после тебя, будет не так горько жить. Нина молила судьбу дать ей возможность искупить грехи рода. Все ее мечты были в одном, чтобы в новый век, дочь вошла бы без груза семейных ошибок.

Полина проводила мать долгим взглядом. В нем не было ни малейшего намека на улыбку. Если бы Нина посмотрела на дочь в это мгновенье, то перестала бы считать пятницу счастливым днем.

Большое зеркало отражало прелестную девушку. Все в ней радовало глаз - волосы, фигура, молодость. Только вот глаза... Глаза-то как раз и не радовали. Было в них что-то странное, пугающее - то ли слишком темные, то ли глубокие.

Полина и сама отодвинулась от зеркала - стало не по себе. Хотя, пусть другие опасаются! Она зажмурилась от предвкушения свободы. Полной и безмерной. Не той, как ее понимала мать, а настоящей. Она считала, что свобода жаловаться и требовать - единственная свобода, которую примерили на себя обыватели. Их удел - терпеливое ожидание конца, но их век закончился. И матери придется с этим смириться.

Начинается время молодых! Жестких. Целеустремленных. Свободных от догм и предрассудков. Из наблюдений за материным окружением она поняла, что свобода распоряжаться самостоятельно своей судьбой так, как хочется, а не по воле обстоятельств - удел немногих избранных. И Полина нисколько не сомневалась, что она - из их числа.

Уверенным жестом она поправила макияж и вышла из спальни. На кухне мать гремела посудой, но желания помогать ей не возникло. Наоборот, захотелось вальяжно опуститься на диван. Брезгливая улыбка сделала лицо похожим на бульдожью морду.

Андрей вошел в комнату, по-хозяйски неся вазу с розами. Он аккуратно поставил ее на стол и сосредоточенно принялся поправлять желтые головки. Полина выразительно кашлянула - задело, что ее не заметили.    

 - Привет, суслик! - Андрей радостно поцеловал девушку в макушку. - Я сегодня весь день сам не свой. Вот, в довершение всего, и ключи забыл.

С независимым видом Полина вытянула губы и громко засвистела. Андрей от неожиданности вздрогнул.

- Глуши обороты, а то мама взорвется.

- Уже.

- Что, уже? - он чертыхнулся про себя, уколов палец розовым шипом.

- Снесло ударной волной.

- Опять поцапались, вас и на день нельзя оставить одних.

- А ты и не оставляй, - девушка демонстративно закинула ногу за ногу.

- Полька, нечестно.

- Сколько тебе лет, старый хрыч?

- Да уж 50 скоро нахрыкает, а у тебя никакого почтения нет.

Андрей никогда не комплексовал по поводу своего возраста, но напоминание о годах почему-то было неприятно. Полина внимательно посмотрела ему в глаза и постучала рукой по дивану рядом с собой.

- Давай без церемоний.

- Чем сегодня пугать будешь? - Он напряженно опустился рядом.

- Мне нужны деньги.

- Ты не одинока, и эту новость я давно знаю.

- Не новость это. Просто такие правила игры.

- Ладно. Ты мне назовешь кому и зачем?

- Я тебе честно назову сумму. И еще откровенно признаюсь - мне деньги нужны на совершенно грязное дело.

Андрей сделал вид, что задумался. Полька часто занималась вымогательством, но в последнее время ее карманные расходы росли день ото дня. Нина старалась не потакать, а ему было жаль девчонку. Полина это чувствовала и безнаказанно пользовалась. Да и как не попользоваться добротой мужика, который ходит в дом столько лет, и на глазах которого она выросла?

- Какие на этот счет соображения у закона?

- Закон молчит по этому поводу, но дозволяет.

- Не томи.

Она молча взяла со стола салфетку, старательно нарисовала на ней  цифру и положила ему на колени. Андрей недоуменно уставился на белый квадрат и присвистнул.

- Не по годам аппетит.

- Когда будет по годам - язва замучит.

- И то, правда, в Париж надо в 17 лет ездить. Ты там была?

Он заерзал на месте - диван мгновенно перестал быть удобным.

- Мне 18, - Полина отчетливо выговаривала каждое слово. - Я была в Париже. У меня отменный аппетит. Чего еще ты не знаешь? Не заговаривай мне зубы.

- Мать в курсе?

От неприятного предчувствия вспотели ладони, и он достал платок.

- Набиваешься в посредники?

- Противно быть кредитором.

- И не надейся, - Полина непочтительно хохотнула. - Я ничего возвращать не буду и бумажек никаких подписывать не стану.

Андрей замямлил что-то о правах друга дома, но Полина резко его перебила.

- Права - они денег стоят.

- Дошло, - он поднялся и посмотрел на нее сверху вниз, то ли оценивая, то ли  восхищаясь. - Тебе чеком или наличными?

- Ими, только ими, родными, - Андрей тяжело вздохнул и достал бумажник. Выросла девочка, ох как выросла. - Заныло мое сердце.

- Ты деньги такие с собой не таскай, и на сердце жаловаться не придется.

- Век живи, век - учись.

- Поздно уже, - Полина деловито спрятала кошелек в сумочку. - Да и все равно помрем. - Она легонько толкнула Андрея на диван, положила руки ему на плечи и доверительно, глядя в глаза, зашептала. - Я сваливаю на два дня. На вопросы не отвечаю.

Из кухни вошла Нина. Она успела переодеться и даже сделать легкий макияж. Полина подмигнула Андрею, медленно облачилась в накидку, водрузила на голову шляпу и, сделав пируэт, замерла в ожидании восхищения. В реакции матери она нисколько не сомневалась и была права. Нина следила за ней сияющими глазами. Взгляд Андрея скорее напоминал завороженного кролика перед удавом, хотя сам он всегда был уверен, что все знакомые считают удавом именно его.     

- Я и сама знаю, что хороша. Бай-бай!

- О! - только и смогла вымолвить Нина.

- Не о, а О-О-О! - забасил Андрей, услышав, что захлопнулась входная дверь. - А еще много-много всяких «О». - Он принял позу оперного певца, опирающегося на диафрагму, и обрушил на Нину речитатив, - отлучение-опьянение-откровение-оправдание-обладание-ожидание-омовение-окрыление-одоление-оживление... Отвлекай-не отвлекай, а обед - лучшее из "О". 

Ночью, глядя на безмятежное лицо уснувшего Андрея, Нина  пыталась восстановить разговор с дочерью, - что-то никак не  вспоминалось. И это «что-то» не давало заснуть, бередило, словно небольшая, но болезненная мозоль. Неуловимая суть ускользала, оставляя привкус горечи и потери.

Снова это чувство потери. Мало уже потеряла? Что еще предстоит? Она тихонько выскользнула на кухню и включила телевизор. Размешивая сахар в остывшем чае, она следила за быстрым мельканием кадров - то ли концерт, то ли богослужение - и не разобрать в чем разница? Что могли - разрушили.

Время за окном неустойчивое. И обстоятельства непредсказуемы. Пространство самой жизни зашаталось. Вон сколько ловцов по наши души понаехало! Все торопятся успеть снять шкуру. Попробуй тут не растеряться...

На экране мелькнула девушка, похожая на Полину. Все-таки неправильно она ведет себя с дочкой. Та же еще совсем ребенок. Капризный, своенравный, но ребенок. Только руки вечно до нее не доходят. А ведь у нее проблем не меньше, чем у других. Деньгами отмахнуться, конечно, проще, чем вниманием. И куда деваться, пить-есть надо. Вот так и пролетело время, когда можно было аккуратно воспитывать и ненавязчиво учить. Где уж там!

Нина опустила голову, только сейчас осознав, что слишком часто с самым хрупким и бьющимся  - с детском - обращалась, как с кирпичами на стройке. А ведь многое зависело от ее такта, знаний, профессионализма, понимания, умения, человеческой мудрости и материнской любви, наконец.

Именно в семье, а не в школе, должны растолковать ребенку отличие хорошего от плохого. Ведь от того, как мы сможем объяснить разницу между яркостью и вульгарностью, характером и пошлостью, вкусом и его отсутствием, зависит с какими эстетическими и этическими представлениями дети пройдут по жизни. Не заменяем ли мы собственные проблемы видимостью детских запросов?

Она осторожно приоткрыла дверь в дочкину комнату…

 

Суббота

 

Полина меланхолично бросила камушек в пруд и принялась считать расходящиеся круги. От целого дня беготни гудели ноги, и в голове было как-то пусто. Она даже удивилась - пусто было настолько, что ни одна связная мысль не рождалась. Вдруг ее обдало густой пылью, и запоздало настиг звук. Откашлявшись, она с недоумением увидела, как огромный джип, виляя, пошел на новый виток вокруг пруда. Злость поднялась мутной волной, и Полина топнула ногой - нигде нет покоя!

- Сцепление выжимай, козел!

Крикнула она незадачливому водителю, когда джип вновь поравнялся с ней, и испугалась. Мощная машина остановилась, и открылась дверь.

- Умеешь водить?

Голос оказался тонким, что никак не соответствовало здоровой морде биндюжника. Но именно это несоответствие развеяло страх и развеселило.

- Водить могу, а права еще не купила.

- А я вот его купил, права купил, но водить... Не побоишься?

Полина бесшабашно вскарабкалась на место водителя и протянула тонкую ручку.

- Полина.

- Коля, - смущенно пропищал громила. – Ты, действительно, умеешь?

- Не трусь, Коля, такой бугай сам поедет, - она с неведомой самой себе удалью выжала сцепление. Коля только ошарашено выдул большой пузырь жвачки. Машина, оставляя за собой бурую завесу, понеслась по грунтовке.

- Слушай, иди ко мне водилой, - после недолгого молчания предложил хозяин.

- Еще не время.

- Самое оно, - Коля сделал попытку погладить девичью коленку, но атака захлебнулась на кочке, и Полина беззлобно расхохоталась.

- Не та скорость.

Она без всякого страха укрощала мощный мотор. Машина, конечно, была великовата для девушки – размер на вырост. Но зато, какой восторг ощущать себя укротительницей, тем более что мать разрешала лишь кататься на даче, да и то под присмотром. А уж про скорость и говорить не приходилось! В кураже Полина не заметила, что дорога стала узкой, и не вписалась между двух берез. С хрустом снесло боковое зеркало. Осмотр ничего не дал, - оторванная деталь словно испарилась. Как ни странно, но Полина нисколько не чувствовала себя виноватой.

- Хреновая железяка оказалась, - недоуменно прошипел Коля, ковыряясь в гнезде зеркала. - Вот незадача.

- Смотри, кто нас обгоняет! - Полина кивнула на дорогу, по которой с тракторным грохотом из-за поворота вылезал “запорожец”. - Неужели пропустим?          

- Еще одно дерево, и придется дарить этого коня тебе. На кой он мне такой? - заворчал Коля, садясь на свое место.

- А мне на кой? Да ты его на свои-то покупал?

- Ты чего? - обиделся он и полез в бардачок, - у меня все в порядке, по декларации...

- Давай сюда свою декларацию.        

- Зачем?

-  Для дела, не дрейфь, я не налоговая.

- А я как стеклышко.

Коля гордо протянул ей декларацию. Но Полина не стала изучать бумагу, а перевернула и на белой стороне стала писать что-то губной помадой.

- Плюнь сюда.

Он недоуменно плюнул жвачкой над текстом.

- Женщина, ты все портишь. Я еще подумаю, нужна ли ты мне?

Полина невозмутимо пришлепнула листок к заднему стеклу.

- Чистым море по колено! Пристегнись!

Джип рванул с места, гордо дразня пыль надписью “Не обгоняй - обидно”. Они не увидели, как “запорожец”, натужно чихнул пару раз и остановился ровно на той позиции, где их поймала рогатка из двух берез. Некоторое время Коля молчал. Но молчал он вовсе не потому, что нечего было сказать, просто никогда ему не попадались такие девчонки. На шалаву она не была похожа. На крутую - вроде бы тоже.

- Ты еще раз подумай.

- А думай, не думай - все одно.

- Может, у тебя есть кто-нибудь?

- Может, есть.

- А может, нет?

- А может, и нет.

- Решайся! - Неожиданно для самого себя Коля завелся. - Скажешь “да” до поворота - я весь твой!

- Весь? - Полина окинула его быстрым цепким взглядом.

- От жены до кармана.

- Заманчиво. А “нет”? - она сбавила скорость.

- А нет - только джип.

- Покупаешь? - резко завизжали тормоза.

- Завидую. Мужику твоему завидую.

Полина внимательно посмотрела ему в глаза. Они оказались серыми и совсем мальчишескими.

- И все-таки отдашь тачку незнакомой девчонке?

- Можем познакомиться, - Коля нервно вытер взмокшие ладони о джинсы. - Да ты не боись. С этой тачкой уже все понятно. Жить ей - до рассвета. Бери коня. Он и так уже без ушей.

- Давай я тебя до дома довезу, - непривычным для себя материнским жестом Полина погладила его руку...

Потом она долго гуляла под моросящим дождиком. Ее не волновало, что она одна на пустынной набережной. Быстро стемнело. Темная вода манила к себе, и девушка улыбалась, глядя на бликующие огни. Ночная осенняя Москва шуршала машинами по лужам. Световая архитектура придавала городу живописный и диковинный вид. Еще били фонтаны у Третьяковской галереи. Редкие прохожие складывали зонтики - дождь кончился.

 

Воскресенье

 

Нина не заметила, как пролетела суббота. Честно говоря, она уже несколько лет этого не замечала, потому выходные Андрей проводил у нее. Но в этот раз и не захочешь, а заметить пришлось - в пятницу Полина не пришла ночевать. Такого еще никогда не было. Заканчивались вторые сутки, а дочь не объявлялась.

 - Нет, она даже не сказала мне! Балую? А кого же мне еще баловать? Не ори на меня. Я и так от каждого звука вздрагиваю, - Нина замолчала, слушая взволнованный голос подруги. - Да в том-то и дело, что ничего подобного она не выкидывала. В ее годы я на швейной фабрике за машинкой сидела и уссыкалась от страха, что пальцы пришью.

Вошел Андрей. Нина, глядя на его пижаму, обычно говорила: “Мой заключенный”. Но теперь ей было не до этого. Она не заметила ни пижамы, ни мокрых после душа волос, ни стакана молока. Она и самого Андрея не заметила. И только, увидев его отражение в зеркале, решительно финишировала.

- У Андрюхи лицо потекло от моих речей. Приходи завтра. Целую. Опять ты эту гадость принес.

На молоко у нее всегда была такая реакция, но Андрея это никогда не смущало. Он попробовал завести обычный разговор о пользе козьего молока. Заканчивалась такая беседа, как правило, тем, что Нина в очередной раз соглашалась, что коровье молоко не такое вкусное, как козье.

- Не сердись, родной. Я сейчас ни вкуса, ни запаха не чую. Ну почему ты не спросил, куда она собиралась?

- Она уже взрослая.

- Потребительница! Соплячка! Писюшка!

Раздражение вырвалось наружу и заполнило собой всю спальню.

- Покричи-покричи.

Андрей крепко обнял Нину и прижал к груди. Она, не сдерживаясь, громко разрыдалась. Он молча гладил по голове и ждал, когда она успокоится. Постепенно плач перешел в бормотание. Она говорила что-то несвязное о том, что работает только для дочери, что крутится, как каторжная, с утра до вечера и света белого не видит, что на работе постоянные проблемы, а Полина...

Он расправлял пальцами спутанные волосы, вдыхал ее терпкие духи и ему казалось, что это уже было в его жизни - ее слезы, истерики, беспомощность... Такие редкие и непривычные для теплого красивого тела. Она всегда была... Странно, он не мог бы определить, какой она была всегда?

 - Нинка-Нинка, веревка ты страшная. Сама всех мучаешь. И себя больше всех. Польке отец нужен. Настоящий. А не приходящий на два дня в неделю!

- Ты еще! - слезы мгновенно высохли. - Мало? Опять заводишь?

- Нинуленька! Милая! Ну, давай поженимся, - Андрей поставил недопитый стакан молока на тумбочку, подстелив салфетку. - Сколько же можно жилы тянуть? Десять лет хороводимся. Нам надо доживать готовиться, а мы в свидания играем.

- Нашел время.

Нина яростно метнула в него взгляд. Если бы Андрей был ее подчиненным, он бы знал, что после такого взгляда она обычно увольняла работника. 

- У тебя его никогда нет.

- Разве нам плохо? - она обняла его, какой смысл именно сейчас выяснять отношения? - Посмотри, как другие живут? Кто из наших знакомых за это время сохранил семью? Все давно поразводились. А мы, как в юности, на свидания бегаем.

- Я бегаю, - Андрей вздохнул и горько добавил, - на свидания я бегаю.

- Не будь буквоедом, тебе не идет.

- Редактируй-корректируй сколько хочешь, только суть та же.

Нина соскочила в постели и заставила подняться Андрея, потом она наклонила его голову и поцеловала в губы.

- Родной, ну? Ну, не надо. Нам ведь хорошо. Хорошо? Скажи: "Хорошо".

- Мне плохо, - Он даже физически почувствовал, что ему, действительно, плохо.

Нина взъерошила его мокрые волосы, но это не возымело никакого действия, тогда она встряхнула его за плечи.

- Нам - хорошо?

- Мне - плохо.

Его руки безвольно повисли вдоль тела. Нина растерялась, только этого не хватало, мало того, что Полина, негодяйка, куда-то запропастилась, так тут еще и он.

- Нет-нет. Нам – хорошо, - настойчиво затормошила она Андрея - Скажи: "Нам - хорошо!"

- Ну, скажу я.

- Вот и скажи: "Нам - хорошо".

- Нам хорошо. Нам стало хорошо?

- Нет, ты просто скажи: "Нам хорошо".

- Да. Я просто говорю: "Нам хорошо". И что? Что это изменит?

- Ты только скажи. По-настоящему скажи.

- Я тебе десять лет говорю. "Нам хорошо", - Андрей устал с ней бороться. - Знаешь, я ведь даже перестал понимать смысл этих слов. Просто - сочетание букв. Какие-то эн-а-эм-ха-о-эр-о-ша-о. Звуки. Колебания воздуха. Я бумажки подписываю, а сам думаю, что в пятницу вечером тебя увижу, с Полиной буду болтать. Днем до тебя дозвониться нельзя, не секретарше же поручать? А вечером мне жалко воровать у тебя отдых. Но девчонка-то совсем брошенной растет.

Нина снова заплакала. Заплакала, как маленькая девочка, навзрыд. Слезы горошинами покатились по щекам, а губы опять судорожно зашептали про непослушную дочь, невесть куда подевавшуюся. Нина не знала, что делать, куда звонить, кому? Она уже была готова начать обзвон всех подряд по записной книжке, вызывать милицию, или...

Андрей снова крепко прижимал ее к себе, гладил по голове и говорил, что Полина умная девочка и глупостей совершать не станет. Что она ушла по делу. В 18 лет у девушки могут быть уже свои собственные дела, отличные от родительских. Нина умом понимала, что дочери надо доверять. Но ум находился в голове, и сердце с ним никак не хотело соглашаться. Андрей ощущал себя выжатым лимоном, так подействовали на него слезы. Тогда он попытался заставить ее отдохнуть и уложил.

- Прости, я понимаю, тебе завтра уезжать. А мне на кровать смотреть тошно.

- Глупая ты, глупая, - у него не осталось сил даже на то, чтобы обидеться. - Мы - старые любовники, а ты про будильник.

- Не скажи, - Нина приподнялась на подушке. - Это важно.

- Про физиологию мы с тобой как-нибудь в другой раз поговорим, - Его разбирал смех, - надо же после всего... Но он сдержался. - Если хочешь, сейчас давай лучше о психологии.

- Какая психология? – Нина подскочила. Куда и слезы делись? - Ты хочешь жениться, а я не хочу выходить замуж!

- Фантастика! Сколько ни рассказываю - никто не верит!

- Чему не верят?

- Все считают, что это я тебе голову морочу. Свою свободу оберегаю. Ты хоть понимаешь, что нашему ребенку могло быть уже пять лет.

- Я тебя предупреждала, - Нина принялась драть щеткой спутанные волосы. Она уже владела собой, истерика осталась в прошлом. - Я в честную игру всегда с тобой играла.

Андрей присел на корточки перед ней и заискивающе посмотрел в глаза. Перед таким мужчиной редкая бы женщина не устояла.

- Твоя правда. Только я всегда думал, что это - игра.

Нина хоть и была редкой женщиной, но устояла.

- То есть?

Андрей одним глотком допил холодное молоко и отошел к двери. Сколько раз он проигрывал в голове этот разговор, сколько раз ему удавалось убедить Нину. В своей голове. Но почему-то все доводы ее не убеждали. У этой загадки никак не находилась отгадка. По всем законам такого не могло быть. И, тем не менее, Нина отказывалась выходить за него замуж. Иногда ее упрямство выводили из себя, и тогда ничего не оставалось, как неистовствовать на простынях. 

- Ну, кокетство, что ли, - он никак не мог подобрать слова, объясняющие ситуацию. - Я ведь сначала не хотел жениться, помнишь? - Если бы он был внимательным, то сумел бы заметить мгновенный недобрый огонь в ее глазах. -  А теперь только об этом и думаю. Ниночка, - он подошел к ней вплотную, - родная, нам скоро по 50 стукнет.

- Кому стукнет, а кому - подождет еще.

Она подняла руку и причесала его мокрые волосы.

- Все равно стукнет, не отодвинешь.

Он непроизвольно отдернул голову.

- Андрюшенька, не надо обижаться. Я и тогда была против, и сейчас не хочу больше замуж. Мы с тобой работаем по 10-12 часов в день. А когда не работаем, все равно думаем о работе: куда направить свободные деньги, как спрятать их от налогов, есть ли способ выяснить настоящее положение у партнеров? И все время нужно оглядываться на экономику нашу проклятую. А ее трясет, как в лихорадке. Да еще хорошо бы научиться законы новые предугадывать.

- А мы это пополам разделим, - он закружил ее по комнате. - Вдвоем легче. Я бы всех своих ребят подключил. Какие проекты на горизонте мерещатся, закачаешься!

- Ты присядь, сделай глубокий вздох - и горизонт очистится. Да в нашей стране, как ни дели, все равно государство обманет, обвесит и в карман твой залезет. Или люди добрые найдутся, подсобят.

- Свет мой, Ниночка! Ниточка-веревочка. Какая еще у тебя печаль приключилась?

- Не печаль - обида.

- Прости ее, молодая она, горячая, резкая, гордая. А ты ее все время по самолюбию бьешь.

- Ее, пожалуй, ударишь.

- Не скромничай. У тебя тумаки профессиональные, с ног сшибают вмиг.

- И сшибать не надо - сами валятся.

- Не наговаривай на дочь.

- Как же, не наговаривай! - Нина снова распалилась. Теперь в ней ничто не напоминало женщину, еще несколько минут назад придавленную горем. - Она мне про наркотики и пьянки, а я...

- Не клевещи, еще раз прошу, - Андрей мягко накрыл ее рот рукой. - Полинка слишком расчетлива, чтобы пускать свою жизнь под колеса. –

Зрачки у Нины стали огромными во весь глаз. Он медленно убрал руку и с наслаждением поцеловал ее в губы.

- Одна надежда на это, - прошептала она.

- А ты думай о лучшем. Советуешь другим, так сама и живи, - нам хорошо. А ну, скажи: "Нам хорошо".

- Андрюша, право слово.

- Нет. Давай, говори: "Нам хорошо".

- Ну, ладно. Нам хорошо.

- Без всяких "ну".

- Ладно. Нам - хорошо.

- И "ладно" оставь.

- Нам - хорошо.

- Еще раз.

- Нам хорошо.

- Давай, вместе.

- Нам  - хорошо!

Они шумно выдохнули и упали на кровать.

В окно безучастно смотрела луна. Одна на черном небе.

 

Сеня покачивал головой в такт мыслям и даже не замечал, что тихонько говорит вслух. Впрочем, в этот поздний час до него никому не было дела. На Тверском догуливали выходные поздние парочки. Под фонарем на лавочке два старичка комично спорили - кто кому поставил мат? Что-то обсуждали собачники, пока их четвероногие обнюхивали друг друга.

Легкая прохлада, незаметный ветерок, легкий шепот высоких крон деревьев… Хороша в Москве золотая осень. Еще тепло, но природа в любой момент готова повстречаться с зимой. Так бывало иногда - зеленая трава, желтые листья и ранний пушистый сентябрьский снег. Времена пошли такие, что ни в чем нельзя быть уверенным. “Положим, кое в чем можно”, - Сеня улыбнулся и похлопал себя по карману, прибыльное это дело - репетиторство, только накладно и времени много отнимает.

Он попробовал представить себе время, когда ему не надо будет бегать по урокам к тупым ученикам и их платежеспособным родителям. Ему бы хотелось написать эту желанную картинку маслом, чтобы было солидно и надолго, но что-то никак не получалось. Он упорно рисовал контуры счастливого будущего, а легкие карандашные наброски заполнялись чем угодно - мелками, гуашью, акварелью, но масло из тюбиков, как он ни старался, выдавить не получалось. Он даже вспотел от напряжения. Странно, отчего это воображение пробуксовывает? Обычно вечерами, когда дневная суета заканчивалась, ему легко мечталось.

Сеня чуть было не рассмеялся вслух, как же можно было забыть о Полине? В этом-то, видимо, все и дело - не получалась картина будущего без любимой девушки. Интересно, что она сейчас делает? Он посмотрел на часы - слишком поздно, наверное, уже спит. Надо будет позвонить завтра и спросить, что она делала в это время? Чем она могла заниматься? Конечно обычными своими девчоночьими делами. Вот немного подрастет...

Да... На этот холст никакого масла не хватит! Ночь скрыла густой румянец, который залил его лицо от видения явной и почти зримой картины.

У метро в ярком свете фонаря с независимым видом стояла девушка, похожая на пухлогубую капризную куклу. Милое создание, хорошая фигурка, глубокий разрез во всю ногу. Сеня замедлил шаг, чтобы полюбоваться тем, что было бесстыдно выставлено напоказ. Девчонку можно понять. Принца ждет. Не знает главного правила - принцы появляются в сугубо определенных местах, заранее оговоренных многовековым этикетом. В людных местах водятся простые хорошие парни. Принцы? Ни-ни! Но и без принца вполне можно было оценить все достоинства чистых линий и честолюбивых амбиций.

- Слава яйцам, как всемирной дороге прогресса!

Сеня чуть не споткнулся на последней ступеньке от громкого крика дородной бабенки.

- Чего молчишь, немой, что ли?

- Не твой, это точно, - он потер ухо.

- Ну и ладно, я не претендую. Все-таки, умник, как ты относишься к яйцам, как всемирной дороге прогресса?

Она ткнула пальцем в лоток с яйцами и вызывающе посмотрела на него. Рядом стоящие торговки прыснули от смеха.

- Я - за! - от изумления Сеня не знал, как отвязаться нахалки. - А они не тухлые?

- А ты про какие?

- А ты?

Под дружный хохот женщин Сеня поплелся к входу в метро. Прелестный вечер был безжалостно убит какими-то яйцами. Вроде бы ничего не произошло, но стало так обидно, словно у него отняли дорогую сердцу игрушку. Отняли не потому, что позарились, а просто так, походя, от нечего делать.

Мы уверены, что явились в этот мир в качестве подарка, и надеемся его осчастливить. Но реальность такова, что мы оказывается либо помехой, либо хламом.

Сеня долго ждал поезда. Чем больше проходило времени, тем отчетливее становилось понятно, что произошло нечто, пока неуловимое, но определенно гадкое. В подтверждение этого предположения на руках выступил холодный липкий пот. Все внутри напряглось и прямо зашлось от немого крика - “Быстрей!”  Он был убежден, что ожидаемый поезд увезет его прочь от смутных ощущений. Если сейчас из узкого жерла тоннеля покажется приближающийся свет, то, может, ничего плохого и не произойдет. Наконец, грохочущий состав вырвался из тьмы, и Сеня ринулся в вагон, расталкивая немногочисленных ночных пассажиров. 

 

Минутой позже остановился поезд на противоположной платформе. Полина вышла на середину зала и замотала головой, ей было все равно куда выходить - на Тверской бульвар или через переход - на Сретенский. Обычно в подобных случаях она не испытывала нерешительности. Мимо, не обращая на нее внимания, пробежала ватага цыганят. Они громко ругались на своем языке и кричали: “Пушкин-Пушкин!” Полина облегченно вздохнула, резонно рассудив, что, если немытые мальки пошли к Пушкину, ей лучше выбрать противоположное направление.

На Тверском стало еще малолюднее - парочки, наверное, разбрелись. Только невольные собачники торопливо на поводках растаскивали по домам своих питомцев. Полина с ностальгическим удовольствием присела на пенек у детской площадке. Тотчас появился тощий котяра и беспардонно принялся тереться об ее ноги.

- Ах ты, голь перекатная, а у меня ничего нет, - под рукой доверчиво замерли холодные уши, острый выпирающий хребет и кривой хвост. - А ты, приятель, похоже, не любишь двери.

Откуда ей было знать, что хвост коту не дверь перебила, а мальчишки. В далеком детстве его пытались отправить на воздушном шаре в кругосветное путешествие. Но шарик сдулся, и испуганная киска долго висела вниз головой, оглашая окрестности истошный криком. Так, после целой ночи дрыганья навсегда остался страх высоты и кривой хвост.

“Я бы тебя взяла, но мама не разрешит”, - неожиданно подступили невольные слезы. Кот жмурил свои зеленые глаза и громко урчал. Это был настоящий уличный зверь. К людям он выходил редко, так как давно уже ничего хорошего от них не ждал. Но изредка, по осени, видимо, одиночество и для него становилось нестерпимым, и тогда он решался на такие отважные поступки ради минутной порции ласки. Ткнув на прощанье большой головой в дрожащие девичьи пальцы, он с достоинством удалился.

Полина тихонько заплакала. Так всегда бывает, когда в карманах полно денег, а простого сухарика для бездомной твари нет. Она не знала, отчего лились обильные слезы - то ли от жалости к себе, то ли к коту, а, может, просто в этот теплый осенний вечер на пустынном бульваре у редких прохожих обязательно появляется острое чувство бесприютности. Но совсем не хотелось чувствовать себя одинокой, и она решительно направилась в сторону Арбатской площади.                

 

На экране послушно заполнялся очередной график. Сеня давно усвоил простую истину, если на душе скребутся кошки, надо с головой окунуться в работу. Причем, чем сложнее задание, тем меньше вероятность того, что тяжелые мысли будут терпеливо дожидаться, когда хозяин освободится. Голова должна быть занята обязательно чем-то позитивным. И действительно, постепенно, муть рассеялась.

Тихо скрипнула дверь, и мать поставила на стол рядом с клавиатурой стакан молока.

- Мам, сколько тебя можно просить... - Сеня повысил голос, но тут же взял себя в руки, - ты же мешаешь.

- Сыночка, нельзя же так, - осунувшееся лицо рано состарившейся женщины сморщилось от обиды, - ты совсем не спишь.

- Ты мне лучше кофе принеси.

- Тогда ты точно не уснешь.

- Мне только один график остался. Еще часа два не больше. Мам, ты не сердись. Вот закончу, устроюсь... Ты у меня еще в шелках походишь!

- Мне уже ни к чему. 

- Погоди. Будет к чему.

Мать тихонько выскользнула из комнаты и поплелась на кухню. Слушать россказни сына про грядущую лучшую жизнь было уже невмоготу. Она устало массировала разболевшиеся руки - последнее время они стали сильно неметь. Наверное, придется отказаться от нескольких подъездов и оставить только один - свой. Если его мыть через день, может, рукам будет легче. Все-таки без приработка с пенсии не разживешься. Конечно, сын отдавал ей деньги за репетиторство, но она их не тратила, а откладывала. Кто знает, какой гром прогремит завтра? В России спокойнее жить с заначкой.

Сеня закончил работу, выключил компьютер и с удовольствием потянулся. За окном уже властвовала глубокая ночь. Занавеска мерцала паутиной в лунном свете, и таинственно темнела на подоконнике ваза с засушенными листьями. Он встал из-за стола и подошел к окну. На улице горели фонари, и в просвете домов торопливо сновали машины.

Часы глухо отбили четверть, и он ахнул. Ведь уверен был, что просидел за составлением графиков полночи, а оказалось всего 20 минут. Не прошло и часа с того момента, как он вошел в метро на станции «Пушкинская». И вот! Сеня бодро пощелкал пальцами, - все-таки удалось сбежать на том поезде от гадкого чувства надвигающейся опасности! Нестерпимо захотелось вдохнуть свежего воздуха.   

- Мам, ты еще не спишь? - он заглянул в кухню.

- Ты куда, на ночь глядя, собрался? - всполошилась мать.

- Пойду проветрюсь, а то что-то голова тяжелая.

- Анальгин дать? - она вскочила и потянулась к верхней полке с лекарствами.

- Не-а, я лучше воздухом подышу. Ты ложись...

Когда дверь закрылась, мать подошла к окну. Сверху было видно, как сын вышел из подъезда и направился в сторону Садового кольца. Он редко куда-то выходил так поздно, не иначе, что-то случилось? Нет, уж лучше она подождет его возвращения. Беспокойные мысли, толкаясь, полезли в голову. Итак, она их целый день гоняла, а уж коли нет сна, будь добра обдумывай их. Да что там обдумывать? Денег с гулькин нос, одежда изнашивается, а перспектив...

Нет… не только мысли ее были беспокойные, но и сын тоже. Не к добру это. В последнее время она потихоньку стала подслушивать его разговоры, хотя сердце чуяло - не в разговорах дело. Любовь, будь она неладна! Вот бы закончил с учебой, а потом - влюбляйся сколько хочешь! Не ко времени, да и не к добру. Разве ему теперь по карману эта любовь? За своими невеселыми мыслями мать не заметила, как Сеня прошел Проточный переулок и направился к переходу на Смоленской площади.

Кирпичная махина МИДа сияла, как новогодняя игрушка. Он вспомнил чей-то совет гулять по ночной Москве. И впрямь - красавица писанная. Световая архитектура делала город совершенно иным. Здания словно бы парили в воздухе. Дневная помпезность проспектов и уют старых переулков ночью выглядели таинственно.

Раньше он любил московскую безалаберность и запущенность. Теперь придется полюбить ее строгость и броскость. Бьющий по глазам блеск, естественно, рано или поздно станет слишком дорог таким, как он. Но... у него есть голова, и она прекрасно работает.

И снова, как несколько часов назад, воображение приступило к производству прекрасных картин будущего. В них хорошо вписывались и праздные гуляющие, которых на Арбате полно в любую погоду, и маленькие уличные кафе, и ужасный памятник Пушкину с Натали, напротив музея, и этот ночной оркестрик из пяти музыкантов, играющих старый джаз, и  железный силуэт Окуджавы.

 

Полина заерзала на неудобном табурете, но художник уже снял портрет с пюпитра: “У вас неспокойное лицо. Интересно было бы посмотреть, какая вы во сне?”

- Хорошая, - она без улыбки сунула в его ладонь купюру, - особенно когда сплю носом к стенке.

Портрет был так себе, с минимальным сходством. А художник? Что ей художник? Оглянется - не узнает, да и зачем помнить о мазиле из подземного перехода? Она вынырнула наверх и блаженно зажмурилась. Из кондитерской ресторана “Прага” запахло ванилью и свежей выпечкой.

Воздушный рогалик сам растаял во рту, и она пошла по Арбату, забыв, что хотела посмотреть на ночной Кремль. У витрины книжного магазина Полина достала щетку и зачесала волосы назад. Художнику хотелось, чтобы они струились по плечам, и пришлось распустить. Она прислонила карандашный портрет к стеклу и отошла на несколько шагов. Конечно, деньги были потрачены зря. Ну и ладно! Что за беда?

Звонкие каблучки заспешили вперед. Около уродливого памятника-фонтана, построенного в честь коварной Турандот, она задержалась и вспомнила старый спектакль своего детства - с неподражаемыми Борисовой и Лановым.

Полина улыбнулась, - куда сказочным принцам с их театральной приподнятостью и мишурой до ее загадок? Приятный холодок пробежался вдоль ее спины. Принц Калаф будет вылеплен в точном соответствии с ее запросами!   

Ночные витрины манили роскошью. Она с удовольствием разглядывала их. Какое же это удовольствие - бесцельно бродить по засыпающему Арбату! Когда-то здесь ходил троллейбус, но это было давно - в маминой жизни. В ее - Арбат уже стал пешеходной улицей. Полина не сразу поняла, что придирчиво осматривает жилые дома. 28, 33, 36, 38, 40, 51...

Конечно, она невольно выбирала фасад, за которым хотела бы жить сама. Пониматься по крутым лестницам с ажурными перилами или пользоваться новомодными просторными лифтами, разглядывать сквозь окна пеструю праздную толпу, ощущать простор четырехметровых потолков, тишину внутри толстых кирпичных стен, вызывать зависть гуляющих, выходя из шикарного подъезда...

В ночном кафе бурлила своя веселая жизнь - негромко звучала музыка, сигаретные огоньки выдавали количество посетителей, терпкий запах приятно щекотал ноздри. Ей вдруг захотелось кофе. Но... осень теплая, и все столики оказались заняты. Она тотчас обиделась на молодых людей, которые пили обжигающий напиток, курили, смеялись и совсем не обращали на нее внимания. Где-то впереди послышался джаз. Полина сглотнула невольную слюну и пошла на звук.

Памятник поэта с женой она принципиально проигнорировала - путь на него таращатся приезжие. Около оркестрика стояло несколько человек. Ей снова не повезло. Везде, словно вездесущие мухи, толпились люди. Даже позднее время ничего не значило. Слушать старые композиции она не стала, захотелось побыстрее дойти до набережной.   

В реке дрожали блики уличного освещения. Киевский вокзал на противоположном берегу выглядел чудным замком, а крытый пешеходный мост казался блестящей змеей, висящей прямо в воздухе. От реки пахло прелью и сыростью. Как приятно это, оказывается, бродить по ночной Москве в полном одиночестве. Полина улыбнулась, глядя на темную воду.

 

Понедельник

 

“Не надо мне, не надо было

Любви навстречу столько лет спешить,

Я б никогда не полюбила,

Но как на свете без любви прожить?”

Весь день песня не давала покоя Нине. Она возникала в голове, стоило на мгновенье остаться в тишине. Потом звонил телефон, заходили сотрудники, и песня затаивалась, дожидаясь удобной минутки, чтобы снова заставить вспомнить о себе. Как ни странно, Нина была ей благодарна. Если бы не песня, то, наверное, она сошла бы с ума от мыслей о дочери. Куда эта негодница подевалась? Вдруг ей нужна помощь? Господи, не допусти беды! Нина неловко крестилась и повторяла “Отче наш”.

Успокоения Андрея не слишком действовали. Знает ведь, где Полина, но молчит. Что за дурацкое понимание данного слова? Подумаешь, купец, не проболтался. Она еле дождалась вечера и сорвалась с работы, как в старые советские времена. Вот уж наплачется в верное Лидочкино плечо! Только не забыть купить ее любимые пирожные.

Она прождала у ресторана минут сорок, но подруга не пришла, и ее телефон молчал. Тогда Нина решила ехать домой и ждать там. Она рассудила, что Лида могла застрять в пробках. Час «пик» - он для всех час «пик». А если учесть, что подруга никогда не отличалась пунктуальностью, то с ней произойти могло все, что угодно.

Дома Нина запихнула в холодильник пирожные, быстро нарезала сыр и ветчину, поставила на стол коньяк, ликер и конфеты. Пока она раздумывала в спальне перед зеркалом стоит ли переодеться, зазвонил сотовый телефон: “Я тебя прождала целый час, пока не поняла, что ты уже не придешь. Да ладно. Я не обижаюсь. Все бывает. Просто я так устала сегодня, что цепляюсь к каждой мелочи. Мне нужно с тобой серьезно посоветоваться”.

От сердца отлегло. Слава Богу, здесь все в порядке, Лида дома и ничего страшного с ней не произошло. Нина любила свою нелепую подругу. Она и не смогла бы объяснить, что привлекало ее в этой слабой женщине, может, контраст? Безвольность Лиды словно бы приподнимала ее в собственных глазах. Или дело было еще в чем-то?

За долгие годы дружбы Нина не однажды пыталась это понять, но так никогда ей и не удавалось в этом разобраться. Впрочем, какая разница, почему мы любим наших друзей? Главное, что они у нас есть.

- Все мои проблемы заканчиваются там, где начинаются, ты же знаешь. Нет-нет, теперь дома у меня проблем больше. Я бы даже сказала, что у меня теперь единственная проблема. Конечно, Полина. Что ты мне говоришь про возраст? - Нина фыркнула, словно настоящая кошка. -  Самый замечательный у нее возраст, - морда, ноги и мечты! - Всякий раз, когда они говорили с Лидой о ее дочери, Нина испытывала неловкость, ведь у Лиды не было детей. - Не дай Бог все это еще раз пройти -  институт, замужество, роддом. Я от тех лет только кошмары и помню.   

Кошмары кошмарами, а поговорить о них было делом святым. Нина так увлеклась воспоминаниями, что не услышала, как открылась входная дверь.

Полина прислушалась к звукам в квартире - мать дома. Что-то непривычно рано она сегодня, значит, надо все делать быстро. Она сняла накидку и шляпу. В гостиной обратила внимание на накрытый стол и проскользнула на кухню. Там прислонила к холодильнику тяжелый пакет и осторожно сняла трубку с телефона - свободен, значит, мать разговаривает по сотовому. Она плотно закрыла дверь, чтобы в спальне ничего не было слышно.

- Добрый день. Будьте добры, мне нужно поговорить с Андреем Сергеевичем. Меня зовут Полина. Я по поводу возможной сделки. Он знает. - Какие же секретарши противные. - Девушка, вы сначала ему доложите, - голос начал вибрировать от негодования, - что думаете вы, я уже поняла, сделайте усилие, будьте добры, тем более, что мы с ним договаривались об этом звонке. - Если все получится, Полина не завидовала судьбе этой курицы. - Извините, но вы только секретарша, и вряд ли Андрей Сергеевич посвящает вас во все события своей жизни. - Ну, вот, милая, ты уже и извиняешься, может, тебя стоит и помиловать. - Пожалуйста, я подожду у телефона.

Нина догадывалась, что у подруги и своих проблем по горло, но сейчас ее интересовала только дочь: “Позвонила, и как ни в чем не бывало, прощебетала, что будет к ужину, представляешь? А в доме жрать нечего. Мы все воскресенье с Андрюхой у телефона провели. Да что мне тебе доказывать! Верь, не верь, а мы ночью об экономике разговаривали. Хихикаешь? - Нина понимала, что это звучит глупо, но ведь из песни слов не выбросишь, что было, то было. - Ну, куда он от меня сбежит? Он уже десять лет, как на привязи… Лидка, какая баба пойдет за мужика под пятьдесят... Он же никогда женат не был. Только идиотке такое взбредет в голову. Мне бояться нечего. Андрей умный, а я его всегда устраивала. Польку он любит, как отец родной - вечно балует и защищает от меня. Нет, - голос Нины была сама уверенность, - никуда он не денется. Он человек привычки. Я в нем уверена даже больше, чем в себе. В общем, давай, выпроваживай своих мастеров и приезжай. Просто посидим, выпьем”.

Она устало потянулась. Если Лида прямо сейчас выйдет из дома, то - Нина посмотрела на часы - у нее есть часа полтора. Самое время принять душ.

- Это очень важно, - Полина вся напряглась. - Я бы хотела поговорить с тобой без мамы. Если настаиваешь, да, я впуталась в серьезное дело. И оно касается и тебя. Андрей, это не разборки, не бандиты и не долги. Могу поспорить с тобой на собственную жизнь, что тебе никогда не угадать. Не мучайся. Хотя, нет, можешь немного пострадать от неизвестности. Обещаю - скучно не будет. Ты - человек занятой, но уверяю, ты просто обязан встретиться со мной. - Она отбарабанила текст, который репетировала последние пять часов. - Жду в пятницу утром. Приходи часам к десяти. Постарайся, это очень важно. Вот и молодец. Все. Целую, пока.

Все. Назад дороги нет. Она ступила на тропу войны. И должна победить! Полина почувствовала, что не может сглотнуть набежавшую слюну - так пересохло горло. Она набрала воду прямо из-под крана - чего никогда не делала - и жадно выпила целый стакан. Главное ей удалось! Теперь можно и на диван. В гостиной она с видимым удовольствием сбросила туфли.   

Порозовевшая Нина вышла из ванной и присела к зеркалу. Макияж можно было не поправлять, но неряхой даже перед Лидой выглядеть не хотелось.

Полина, плюхнувшись на диван, принялась набирать новый номер. Но на том конце провода оказалось занято, и ей пришлось набирать снова и снова. Неожиданно в паузе зазвонил телефон. Полина быстро схватила трубку.

- Сенечка, привет, ты где пропадал?

Нина в спальне насторожилась. Из гостиной послышался голос, но разобрать ничего было нельзя.

- А где же мне быть? Я жду моего рыцаря дома. На дискотеке до утра ногами дрыгала, потом по набережным гуляла. Ревновать не стоит, а то в сопромате запутаешься. А по мне, что валентность, что синхрофазотрон - все одним миром мазано. Ладно, не обижайся, я пошутила. Ты, небось, про осень золотую только в сочинениях вспоминал. А я вчера надышалась.

Нина тихонько подошла к двери. Дочь лежала на диване. Не было в ней ни страха, ни сожаления - ничего, что оправдывало бы материнские переживания. Нина прислонилась к косяку, не в силах тронуться с места.

- Кто бы спорил, - Полина рассмеялась, но матери ее смех показался натужным. - Вот-вот, лепота одним словом. Приползай. Нет, все есть, я по дороге все магазины опустошила. Мамаша, - Нина вздрогнула от этого слова, будто получила пощечину, - на кухне появляется только по выходным, да и для того только, чтобы андрюхину стряпню дегустировать. Давай, жду.

Полина бросила под ноги подушку и блаженно вытянулась. Нина тихонько подошла к дивану и присела рядом.

- Привет! - Дочь не испугалась и не удивилась. - По какому поводу пьянка? И с кем?

У Нины словно потемнело в глазах, еще не понимая, что делает, она сильно ударила Полину по щеке и сама заплакала от неожиданности.

- Больно же! - девушка подскочила, как пружина. - Ты чего, с ума сошла?

- Где ты была две ночи? - Нина старалась не сорваться в крик.

- Плясала под всякую дрянь и кормила уток, - Полина стояла гордая, как партизанка на допросе. 

- Доченька, родная, что же ты со мной делаешь? Я места себе не находила, пока ты не позвонила.

- А сейчас?

- Что, сейчас? - не поняла Нина.

- А сейчас место нашла?

- Какая ты бессердечная, - Нина размазала по лицу весь свой макияж. - Мы с Андреем все  выходные просидели у телефонов.

- Нашли, где сидеть, - злобно прошипела Полина, - у вас других занятий нет?

- Поля! - возмутилась мать.

- Ох, мамка-мамка. Ты еще не знаешь, какая я бессердечная.

- Ты на себя не наговаривай, ладно? - неожиданно для самой себя Нина стала заискивать. - Ты не наговариваешь, а?

- Нет, мама, я на себя не наговариваю, - Полина глянула на мать так, словно воззрилась в душу. - Но я не чуткая и бессердечная. Не рассматривай меня сквозь розовые очки, мама. Себе плохого я не сделаю. Все обдумаю, организую и получу в лучшем виде, тут уж будь спокойна.

- Я беспокоюсь о твоем будущем.

Слезы еще клокотали в голосе, но Нина начала успокаиваться.

- Какой синхрон. Я тоже и о том же.

- Не ерничай, я еле сдерживаюсь.

- Что-то не заметно, - Полина потерла скулу. - Посмотри, синяка не останется?

Нина бросилась обнимать дочь, шепча извинения, а потом стала яростно бить себя по рукам.

- Дрянь я. Ты все время одна, а я на тебе срываю свои проблемы. Маленькая, мы все изменим. Все у нас будет хорошо. Я тебе обещаю. Ты веришь? Полинька, ты мне веришь? Ой! - она запамятовала, что дочь не любит, когда ее так называют. - Я не хотела.

- Да пусть уж, - Полина великодушно улыбнулась, - Полинька, так Полинька. Скоро и сама так не станешь называть.

- Я понимаю, ты выросла, - быстро затараторила мать, - вон какая стала взрослая и красивая. А я тебя, как малышку, зову. Ты же для меня все равно - маленькая. И сколько тебе не исполнится, все равно ты - моя маленькая дочурка.

Полина смотрела на мать, как будто видела ее впервые. Все-таки она у нее добрая и хорошая. Битая, но сильная. К тому же, оказывается, неисправимая идеалистка. Еще какая идеалистка. Как в ней это уживается? Бизнес успешный, а романтики хоть отбавляй! Молодец, мамка, так и держи! Она с нежностью посмотрела на ее суетливые жилистые руки и подумала, что надо будет обязательно заставить ее что-то делать с ними - нельзя наводить марафет на лицо, а про руки забывать - вот он где возраст!

- Мне очень плохо, когда мы ссоримся, - Нина все еще сердилась на себя и заискивала. - Давай жить мирно.

- Кто за? Против? - Полина приняла комичную позу ведущего собрания. - Воздержавшихся нет. Принято за основу!

- Ну и хорошо, - Нина физически почувствовала, как упала тяжесть с плеч.

- А не отметить ли нам, - Полина хитро подмигнула матери, -  это событие?

- Как отметить? - не поняла Нина.

Вместо ответа Полина отодвинула коньяк, подняла другую бутылку, отвинтила крышечку и разлила ликер по рюмкам.

- Терпеть не могу запах клопов.

- У этого коньяка, - попробовала было защитить напиток Нина, - прекрасный тонкий запах.

- Нисколько не сомневаюсь. Только клоп, он и есть клоп.

Нина засмеялась громко и взахлеб. Полина сначала недоуменно смотрела на мать, а потом не удержалась и сама расхохоталась.

- Потом ты скажешь, что мать тебя спаивает.

- Мам, мне нравятся ликеры, мартини и токайское. Но пить я не люблю.

- Откуда у тебя такие пристрастия?

- Из твоего бара. Знаешь, мы с тобой на эту тему никогда не говорили, но, можем, восполнить этот пробел. Хочешь?

Нина еще не успела подумать, а губы уверенно выдохнули:

- Хочу.

- Так вот, - Полина удобно устроилась на диване, - я много чего попробовала. Не пугайся, я имею в виду только спиртное. - Нина с удивлением отметила про себя, что алкогольная тема доставляет дочери видимое удовольствие. - Водка противная, коньяк - воняет, от сухого и шампанского меня пучит, красное крепленое или слишком сладкое, или слишком терпкое, всю остальную шелупонь импортную мне пить противно. А ликеры, мартини и токайское я могу выпить немного и не обижать кампанию.

- Но, - Нина старательно выбирала слова, - вы же собираетесь не только выпить?

- Мам, давай с тобой раз и навсегда договоримся. Я тебе верю, ты - мне. - Полина поставила рюмку на стол, взяла ликер снова, но наливать не стала, - Я дорого ценю свою жизнь. И кампании мне интересны только с точки зрения поведения. Мне нравится наблюдать за другими. - Она так резко поставила бутылку на стол, что мать невольно вздрогнула. - Как они себя по-дурацки ведут, как напиваются, как спариваются. - Глаза у Полины недобро заблестели, голос стал грубым отрывистым. - Знаешь, они как животные.

- Господи, - Нина снова почувствовала растущее внутри беспокойство, - что же это?

- Мам, им кажется, что надо побыстрее всего напробоваться. Галопом несутся, как угорелые. Да они и есть угорелые. Только не понимают это.

- А ты? - под ложечкой противно засосало. - А как ты?

- А я, - Полина странно посмотрела на мать, - ухожу тихонько. Они ведь даже не помнят, где и с кем?

- Вы ведь совсем молоденькие, - Нина изо всех сил сдерживала близкие слезы. 

- Ты Катьку помнишь?

- С которой ты дружила в пятом классе? - перемена темы не предвещала ничего хорошего.

- Да, - Полина откинулась на подушку. - Так она уже три аборта сделала и давно на колесах сидит.

Мать резко вскочила с дивана.

- Это же притон!

- Нет, мамулечка, - Нина заворожено следила за тонкими пальцами, которые отвинчивали крышку ликера. - Это обыкновенный класс дорогой частной школы.

- Я срочно заберу тебя оттуда, - она выхватила бутылку из рук дочери.

- Я тебя умоляю, - Полина лениво поднялась и забрала ликер у матери.

- Надо же что-то делать, - бордовая густая жидкость невыносимо напоминала венозную кровь, - спасать вас как-то.

- Мама, спасать надо того, кто этого хочет, - Полина медленно выпила ликер и облизнула губы. - Им нравится тонуть. Пожелаем легкой воды. Мне они не опасны.

- А как же ты с ними общаешься?

- Я у них законченная кокаинистка.

- Нет!!!

Нина даже не предполагала, что может быть так страшно! Да и Полина испугалась, что перегнула палку. Она крепко обняла трясущуюся мелкой дрожью мать, но та смотрела на нее вытаращенными глазами и силилась что-то сказать.

- Мам, ты чего? Успокойся. Я сказала - у них. А есть еще мы с тобой.

Нина устало рухнула на диван. Ее голова отказывалась уже что-то понимать.

-  И кто же ты у нас с тобой?

- Дочка твоя. Умная и изобретательная, - Полина достала из  сумочки изящную металлическую коробочку. - На, понюхай. - Нина инстинктивно отстранилась. - Да не бойся, не отравишься.

- Это ваниль, - она подняла на дочь удивленные глаза.

- Химик из тебя еще может получиться, - Полина торжествующе захлопнула коробочку. - Это сахарная пудра с ванилью.

- И ты ее нюхаешь? - все еще не понимала подмены Нина.

- Я показываю, что нюхаю.

- И никто не догадался?

- Кто будет проверять? - Полина, довольная произведенным эффектом, обняла мать. - Знаешь, они так озабочены собой, что я чувствую себя в полной безопасности. Кроме того, все знают, что я лечусь у гинеколога. - Она предупредительно  подняла палец. - А тебе обещаю обязательно его посетить после первого мужчины. - Нина не заметила, что слезы полились из ее глаз. -  Мамка, ну не надо плакать. Я у тебя умница. Честное слово, ни в какие истории я не вляпывалась. Веришь?

- Доченька... - Нина даже не представляла себе, что можно так хотеть обманываться или верить.

- Хватит, мам, - Полина достала носовой платок. - Чего это ты задождила? Ничего плохого не происходит. Пока.

- Как это, пока? - Нина уже отупела от ощущения американских горок и испугалась, что еще немного и ее сердце, действительно, не выдержит. 

- Мамка, ты точно - темная. Сегодня ничего не происходит. Мы что, за завтра должны пугаться? Лучше уж тогда сразу решаться на экстренные меры.

- Что ты меня все время пугаешь? - от отчаяния Нина взмолилась. - Я и так уже ничего не понимаю.

- Да это я пошутила так, - Полина постучала себя кулаком по голове. - Неуклюже получилось.

- Да что получилось?

- Получилась неудобная штука. Ну, в общем, мы с тобой живем. Живем, правда?

- Живем, - Нина уже ни в чем не была уверена.

- Это наша заслуга?

- В какой-то мере наша.

- А в какой?

- Мы... - захотелось пойти в свою спальню, снять мешавшую одежду, закрыть глаза и заснуть. Крепко-крепко. Чтобы проснуться наутро и ничего не помнить. Забыть этот дурацкий день. - Мы  стараемся никому не делать плохого. Учимся. Работаем.

- А с чего все началось?

- Смешная ты. Господи, опять. Сначала мы родились.

- Интересно, это и есть главная заслуга?

- Я все время путаюсь, - голова мгновенно стала тяжелой, не хватало еще давления. - Ты то шутишь, то ерничаешь. Я не понимаю, - ты говоришь всерьез или балуешься?

- Такими вещами не балуются. Мам, ведь никакой нашей с тобой заслуги нет. Нас не спрашивали. С тобой советовались?

- Когда? - не поняла Нина.

- Когда-когда. - Полина начинала злиться. - Когда решили организовать историческую встречу яйцеклеток и сперматозоидов.

- Поля! - после подобных слов даже ангел и тот возмутился бы.

- Мам, как ты догадываешься, я могу объяснить и доступнее.

- Я не ханжа...

- Еще, какая ханжа, - перебила ее дочь. - Позволю себе продолжить. Эта встреча с тобой не согласовывалась и тобой не визировалась. Как ты соображаешь - со мной произошло то же самое.

- Что произошло с тобой? - Нина потеряла нить рассуждений.

- Мам, ты никогда не замечала, что я у тебя очень терпеливая. До жути. Я просто хотела сказать, что ты меня не спрашивала, - хочу ли появляться на этом вашем свете?

- Как это?

- Просто. Просто, мама. Вы заделали меня без моего разрешения. Только и всего.

- Ты хочешь сказать, что недовольна?

«Вот и дожила», - мелькнула мысль.

- Я этого не утверждаю. Да и кто от даров отказывается. Другое дело, дары могли бы быть и получше.

- Что же тебя не устраивает?

- Пошли! - Полина подняла мать за руки и подтолкнула к зеркалу. - Погляди внимательно.

- Я тебя наизусть знаю.

- Ты смотри не на то, что есть, а на то, что могло бы быть.

- Тебе нос мешает? - Нина облегченно рассмеялась.

- Нет, нос мне не мешает, - дочь была спокойна и рассудительна. - Меня, практически, все устраивает.

- Тогда, в чем же дело?

- Мамочка, дорогая, это все, - Полина ткнула на изображение в зеркале, - могло быть другим.

- Ты хочешь быть мальчиком?

С ума от нее можно сойти.

- Я имею совершенно непроходимую мамашу, - Полина искренне рассмеялась. - У меня мог быть другой возраст, другая внешность, другая фамилия и другое отчество, наконец!

- Поэтому я ничего больше не хочу менять, - Нина резко взмахнула рукой. -  Хватит ошибок.

- Менять буду я!

- Я не сомневаюсь, что ты умнее и лучше меня. Я от всего сердца желаю тебе не повторять моих ошибок.

- А свои делать можно?

- Да кто же знает, что верно, а что ошибочно в 18 лет?

- Вот спасибо, мама, ты даже не знаешь, какое большое спасибо.

- У тебя светлая головка. Только возьмись за ум, пожалуйста.

- Это я тебе обещаю, - Полина убежденно закивала головой, - Сегодня же и возьмусь.

- Вот и отлично, - Неужели этот разговор, наконец, закончился? - Иди делай уроки.

- Не так быстро. Всему свое время. И до уроков дойдет. 

- Знаешь, я так устала, что уже ничего не соображаю. Мне даже немного все равно - пугаешь ли ты меня или успокаиваешь.

- Тогда иди и отдохни, - Полина милостивым жестом отпустила мать.

- Скоро Лида придет. Она обещала.

- Быстро звони и отменяй. Во-первых, уже поздно, а во-вторых, сейчас ко мне Сеня придет.

Нина и рада была бы рассердиться на дочь - зовет людей, а мать об этом узнает в последнюю минуту, но сил уже никаких не осталось. Она сейчас и сама, действительно, никому не рада.

- Звони и давай отбой спасателю, - Нина попробовала было протестовать. - И, пожалуйста, со своего телефона.

- Ладно. Спокойной ночи.

Перед тем, как закрыть дверь, Нина обернулась, какая-то важная мысль появилась на миг и тут же пропала. Ничего не осталось, как произнести дежурное: «Вы тоже не очень засиживайтесь. А чего это он, на ночь глядя?»  

- Ты же хотела, - рассмеялась Полина, - чтобы я хорошо училась, - вот он и поможет мне уроки приготовить.

- Знаю я, какими уроками можно заниматься по ночам. Не морочила бы парню голову. Ему еще семье помогать. Не будь ты моей дочерью, я бы тебе ни за что такого Сеню не отдала.

- Ой, мам, по краю ходишь. Я ведь тоже могу быть не той дочерью.

- Господи, совсем я сегодня запуталась, - Нина тяжело облокотилась на дверь. - Ты, что, решила что-нибудь, что случилась?

- Не надо дрожать раньше времени. Это, как с больным зубом, мочи нет - болит, а страх сильнее боли. Но вырывать все равно придется, чего тянуть?

- Ты про кого это? Про Сеню?

- Скоро, мамочка, ты все поймешь, - Полина ласково подтолкнула мать в спальню.

- Ты что-то сегодня подозрительно ласковая, не к добру это.

- Смотря, с какой стороны глядеть.

- И с какой ты смотришь?

- Я не оригинальна, я, мама, смотрю со своей.   

- И что видишь?

- Пока неясные пятна.

- Не очень обнадеживающе.

- Зато откровенно.

- Я просто хотела узнать о твоих планах, у нас ведь лишних денег нет.

- Не хитри, - Полина настойчиво не выпускала мать из спальни. Теперь уже ей нужно было поскорее закончить этот разговор. - Мам, я про Сеню давно все знаю. Только не мой он принц.

- Тогда зачем? - Нина сделала попытку обойти дочь, но Полина пресекла ее. - А "опыт - сын ошибок трудных"?

- Не все опыты ведут к результатам.

- Все. Все, мама, только каждый - к своему.

- Ты знаешь, чего хочешь? - Нина не была уверена, что действительно желает услышать правду, но было уже поздно, слово - не воробей.

- Теперь - да. Я все сделаю правильно. Пока не бойся. Иди отдыхать. Над нами - дураки, под нами - варвары. Спокойной ночи.

Полина, наконец, усадила мать на кровать и поцеловала.

- Ну-ну...

Нина откинулась на подушки и закрыла глаза. Она попыталась убедить себя, что все в порядке, но никакие “я спокойна”, были не в состоянии обеспечить покой. Снова который раз за день ее обволокло острое чувство надвигающейся беды. 

А Полина, спровадив мать, принялась наводить порядок в гостиной. Она заменила бокалы и занялась бутербродами. Как бы она себя ни накручивала, но предстоящий разговор с Сеней пугал. Да и вообще все задуманное выглядело чистой авантюрой.

Но отступать уже некуда. В конце концов, чья она дочь? Мать сумела сдюжить, а она, что - других кровей?

 

Противно до тошноты гудела в жилах кровь. Нина вспомнила, как ее мать часто жаловалась на то, что гудит кровь, а она над ней смеялась, думая, что необразованная женщина говорит глупости. Вот теперь и сама почувствовала, как гулко стучит сердце прямо у горла, и толчками бежит по венам горячая кровь. Липкий сон обступил мгновенно и придавил к кровати своим до боли знакомым кошмаром, поселив ее в старую коммунальную кухню на двенадцать хозяек.

Вот она входит, чтобы забрать кастрюльку с супом. А они... Огонь двадцати четырех глаз опалил ее всю, кастрюлька выскользнула из рук... Нина проснулась от сильнейшей боли в ногах и не сразу поняла, что ноги не ошпарены, а ноют из-за неудобной позы, в которой она заснула. Да... Кухня на 12 хозяек, это даже не "12 рассерженных мужчин", - там гранаты и без чеки взрывались.

Господи! На том пятачке прошли 15 лет ее жизни, как коту под хвост… 

«От этих мест, куда мне деться?

С любой тропинкой хочется дружить,

Ведь здесь мое осталось сердце,

А как на свете без любви прожить?»

Она и не заметила, что беззвучно плачет. Плачет от жалости  к себе и к другим. Дорогая тушь поплыла, не справившись со слезами, и Нине пришлось отправиться в ванную. Там она долго промывала глаза, но, как только увидела свое отражение в зеркале, снова разрыдалась. Неожиданно ей вспомнилась большая собака, кажется, немецкая овчарка, которую она видела утром, когда стояла в пробке. Потом поток машин увлек за собой, но взгляд большого умного существа - недоуменный и растерянный - такой взгляд не забудешь.

Нина присела на край ванны и громко разрыдалась. Сдерживаться было выше ее сил, да и не хотелось больше. Иногда надо дать волю чувствам и выпустить горечь, иначе она зальет тебя по самую макушку - захлебнешься. Как же страшно устроен мир. Жестоко, безжалостно. Она с пугающей очевидностью ощутила себя частью этого мира. Маленькой деталью в безмерном механизме своих и чужих амбиций. Надо признаться, если бы не слезы... А что они могут - слезы? Остановить кого-то? Разжалобить? Нет, надо думать только о себе и о дочери. Все остальное – факультатив для любознательных.

Хорошо было бы принять ванну, но сил совсем не осталось. Нина еле доплелась до кровати и рухнула одетая. Угасающим сознанием она подумала, что надо закрыть форточку, чтобы не надуло...

“Я сейчас усну. Я обязательно сейчас усну… - Мысли стали вязкими, медленными. Мягкая подушка, тишина, свежий ветерок, машина загудела - это не в счет. Завтра можно устроить себе выходной... поехать в лес... В доме напротив работает телевизор, и кто-то громко ссорится. - Они добрые хорошие люди, эти соседи. Просто, наверное, он пьяница, а она скандалистка… Но я сейчас усну. Сон будет радостным, легким, и голова перестанет болеть. Еще одна машина. Я сейчас усну… Какая завтра погода? А, все равно куда-нибудь поеду... Нельзя есть жирное на ночь, даже если очень злая… Я сейчас усну. Обязательно усну...»

 

Полина раздраженно закрыла окно на кухне. Всем хороша новая квартира, только вот соседи напротив... Она не успела додумать про соседей, потому что раздался звонок в дверь. Пальцы вяло попытались открыть замок, но ничего не получилось - слишком ослабели руки, пришлось резко тряхнуть кистями. Она торопливо перекрестилась. Отступать назад было поздно.

- Какой ты молодец!

- Привет, принцесса.

Сеня протиснулся в коридор с огромной охапкой осенних веток. Запахло осенним лесом. Полина не ожидала этого, и все заготовки вылетели из головы.

-  Знаешь, я каждый год хочу нарезать веток. Так рада, что ты это сделал.

Она восторженно стала перебирать багряные листья. Радостный Сеня, захлебываясь, принялся рассказывать, как собирал их в лесу, притащил домой целый мешок, а самые красивые отобрал для нее.

- Они не опадут?

- Нет, только пожухнут и скрутятся, - он оглянулся в поисках гладильной доски. - Их надо прогладить и тогда они буду стоять всю зиму.

- Как прогладить?

- Обыкновенным утюгом, - Сене стало смешно, что такая большая девочка не знает, чем обыкновенно глядят.

- Как наволочку? - Полина расхохоталась

- Совершенно верно, - он постарался напустить на себя серьезность, - мы каждую осень так делаем.

Полина вспомнила, что в квартире у Сени всегда в вазах стоят такие букеты. Он еще жаловался, что на цветы никогда не хватает денег.

- Мама очень любит осиновые веточки, а мне больше нравится клен и дуб - их гладить удобнее.

- А эти, какие?

Полина потихоньку приходила в себя. Теперь ей нужно не пропустить момент.

- Это дуб,  ясень, - Сеня перебирал веточки, показывая ей, - это - рябина.

- Надо было елок притащить, они - вечнозеленые.

- Двойка по ботанике. Елки вечнозеленые только в лесу, а когда их обрывают, они осыпаются.

- И правда, у нас на новый год елка еле-еле неделю выдерживает.

- Ладно, тащи утюг и газеты.

- Ты, что же, и гладить будешь? - Полина никак не могла поверить, что он говорит всерьез.

- Тебе такую тонкую операцию доверить нельзя.

- Я завтра всем расскажу, что ко мне поздно вечером пришел молодой человек, и мы с ним всю ночь гладили листья для домашней экибаны.

- Иди за газетами, домашняя экибана.

Пока она шелестела газетами, Сеня принялся раскладывать веточки по размеру. Он привык делать все обстоятельно и с максимальным удобством для работы. Полина невольно залюбовалась его долговязой фигурой, склоненной над гладильной доской.

- А ты хозяин, - в ее голосе сквозило неподдельное удивление. 

- Хороший хозяин,  - он искренне не расслышал скепсиса в ее голосе.

- А чего это ты себя хвалишь?

- Я говорю правду.

Сеня аккуратно выкладывал на нижнюю газету сухие ветки, распрямлял шелестящие листочки, накладывал верхнюю газету и бережно проглаживал утюгом. Некоторые листочки были еще живые, и в этом месте газета немного дымилась. Полина осторожно принимала выглаженные веточки и переносила их на диван. Не сразу она вспомнила о цели визита и рассердилась. 

- Сеня, ты даже не спросил, зачем я тебя позвала?

- Я уже привык к тому, что ты сначала делаешь, а потом думаешь, – молодой человек поправил очки и ласково подмигнул. - Сколько тебя знаю, ты всегда такая была, даже в детском садике.

- Ты не заметил, - Полина неожиданно перешла на шепот, - а я уже выросла.

- Я замечаю все! - он патетически потряс утюгом в воздухе.

- Милый мой, Сенечка! - лучше бы он это произнес не так театрально. Теперь уже точно назад отступать было нельзя. Сам того не зная, смешным пафосом, он вынудил Полину все-таки приступить к исполнению плана. - Я тебя пригласила для очень важного сообщения.

- К нам едет ревизор? - он все еще веселился.

- Нет, хуже.

Полина так сжала кулаки, что ногти больно впились в ладони.

- Хуже, это когда тебе вечером приносят повестку из военкомата, а утром ты должен быть на призывном пункте. Вот это - хуже.

- Сейчас тоже будет плохо, - она уже была совершенно спокойна.

- Давай сначала расставим все в вазы, - Сеня выключил утюг и сложил гладильную доску, - а потом ты будешь меня пугать. Дело к ночи - я готов.

- Хорошо.

Пока они составляли букеты и размещали вазы по комнате... еще можно было передумать, еще можно было... Но Полина на мгновенье увидела себя в зеркале не в джинсах и свитере, а в белой кисее...

- А теперь давай выпьем, - она сделала над собой усилие, чтобы голос предательски ее не выдал.

- Чувствую, разговор будет у нас серьезный.

- Нелегкий, Сенечка.

- Я, пожалуй, коньячку, - он протянул руку к изящной бутылке.

- И мне.

- Ты же его терпеть не можешь, - от удивления он разлил коричневую пахнущую жидкость мимо бокала.

- Сегодня стерплю.

Сеня внимательно посмотрел на девушку. Теперь он увидел то, что мог давно заметить, - ее напряженное лицо, скованную позу и совершенно взрослый пугающий взгляд.

- Я хочу замуж.

- Ночь - самое время, - то ли коньяк вошел не в то горло, то ли просто кашель. Сеня ожидал чего-то странного, но такое...

- Ох, Сенечка, я не на ночь тебя пригласила.

- Прости, я неловко пошутил, - он поставил бокал на стол и заметил, что пальцы подрагивают.

- Сегодня все неловко шутят. Одна надежда, что этот день скоро финиширует.

- Полька, тебе осталось несколько месяцев - и школа закончится. Мы сразу поженимся, хочешь, на следующий день после выпускного бала? Не надо так торопиться, успеем.

- Дружочек ты мой, единственный, - Полина погладила его по голове, как маленького несмышленого пацаненка. - Самый дорогой и близкий дружочек.

- Только дружочек? - он резко отстранился.

- Сенечка-Сенечка.

- Поля, я не понимаю, - он резко встал с дивана. Игривое настроение, словно ветром сдуло. - Мы же все давно решили.

- Ты решил, - она некрасиво указала на него пальцем. И он невольно обратил внимание, что лак с него почти слез. - Ты все давно решил.

- Нет, неправда. Мы вместе строили планы.

- А теперь все изменилось.

- Что могло измениться за неделю? - Сеня даже не заметил, что закричал.

- На нашей стройке поменялись заказчики.

- Ты решила пойти учиться дальше? - Господи, как же он раньше не догадался, вот молодец! - Да я только рад буду. Мы все сможем преодолеть. Я тебе помогу.

- Я тебя и позвала сегодня за помощью. Помоги мне.

- С радостью, моя крошка, - успокоенный Сеня крепко обнял ее  и почувствовал, что она дрожит.

- Ты, правда, обещаешь мне помочь?

- Правда.

Как же он не догадался, что она мучительно размышляла о своем будущем, об их будущем, а он... Какой же он все-таки остолоп бесчувственный...

- Ты мне поможешь в любом моем деле?

- Правда.

- Даже, если оно будет нелепо?

- Правда.

- И не обидишься на меня?

- Правда.

- И не станешь проклинать меня?

- Правда.

- Тогда я должна сказать тебе правду.

- Правда.

- Я хочу замуж  за другого.

- Правда, - восторженная “правда” споткнулась и повисла над пропастью, -  то есть, как, за другого?

- Ты обещал.

- Нет-нет-нет, погоди, - он отстранился, но цепко схватил Полину за плечи. - О чем ты говоришь? Мы вместе двенадцать лет.

- Садик не считай, не мелочись.

- Я ничего не понимаю.

В ее глазах не было ни искорки надежды на ошибку.

- Сенечка, я знаю, как тебе сейчас трудно, но постарайся меня понять.

- Ты любишь другого?

Ноги стали противно ватными, и что-то произошло с голосом.

- Нет, я не люблю другого.

- Я тебе надоел?

- У меня никого нет.

- Начинаю понимать, - Сеня напряженно присел на край дивана, чтобы не упасть. Вот они, материны догадки. - Я тебе не пара.

- Сеня, ну зачем ты такое говоришь?

- Это же, правда. Твоя мать - богатая женщина. И она вполне может предположить, что ты для меня - выгодная партия.

- Не унижай меня, пожалуйста, да и себя.

- Ну, если это не так, то, что случилось, что произошло за эту неделю? - Сеня попробовал встать с дивана, но ноги его не слушались.

- Я решила выйти замуж за Андрея.

- За кого?

От потрясения так гулко ухнуло сердце, что Сене показалось, оно совсем остановилось.

- Ты не ослышался, - Полина нависла над ним и медленно стала проговаривать каждое слово. - Я хочу выйти замуж за маминого любовника. За Андрея.

Красивая картина радужного будущего начала распадаться сначала на небольшие фрагменты, а потом и вовсе потеряла цвет – стала черно-белой линялой тельняшкой.  

Что было дальше, Сеня запомнил с трудом, он порывался встать, налил полный бокал коньяка, потом стал пить просто из бутылки, и в его горле клокотало... - то ли коньяк, то ли воздух, то ли слова или нечленораздельные звуки, отдаленно напоминающие что-то похожее на “я-ты-он-она...”

 

Вторник

 

В голове отчаянно крутились все мыслимые и немыслимые ругательства, а глаза неотрывно смотрели на мигающий экран телевизора в кабинете мужа. Там под нехитрую ритмичную музыку бесконечно долго мужчина ублажал женщину. Она лежала в позе, которая была не просто неудобна, но опасна. Наконец, появилась первая связная мысль: “Неужели это ей, действительно, нравится?” А потом пришла вторая: “Как теперь с этим жить?”

И не то, чтобы Лида была маленькой девочкой и ничего о жизни не знала, и ханжество здесь было вовсе не при чем. Просто она прожила в браке почти четверть века, а теперь... А теперь, похоже, совсем не понимала, зачем? Зачем столько лет терпела, боялась рожать ребенка. Все казалось ей не ко времени: сначала не было места в квартире, лишних денег, карьеру делали, потом они с мужем защищались. Кому теперь нужны и ее диссертация, и ее карьера? Все надеялась – успеет... потом.

Если бы она поехала сегодня к Нине, ничего бы этого ей не пришлось видеть. Нет, все случилось, как и должно было случиться, рано или поздно... Как же это она не понимала? Муж приходил со службы злой, усталый, с ног валился. Ночами цифры все бормотал. Настоял, чтобы она с работы ушла. Как поначалу она радовалась! Отоспалась, по салонам стала ходить, шмотки и украшения скупала...

Чего же ему надо-то? Ведь у нее ни одной пылинки в квартире не найдешь. Меню ресторанное на выбор - под настроение. Травки всякие заваривать приспособилась, запахи пряные распустила... Сегодня целый день носилась по комнатам. Как же, позвонил в обед, что собирается к ужину пораньше вернуться. Она забыла все обещания, к Нинке не поехала, жарила-парила, пирог любимый с черникой испекла.

Белая скатерть лежала на столе в гостиной, призывно хрустя крахмальными заломами от легкого сквозняка. Лида машинально смахнула тряпкой пыль со стопки журналов на нижнем ящике. От неловкого движения к ее ногам посыпались глянцевые журналы. Она нагнулась, чтобы поднять их, и... дернулась всем телом от брезгливого ужаса - со всех обложек ей бесстыдно улыбались девицы в похабных позах...

Она сидела на полу и плакала. Плакала горько, навзрыд. Много лет она учила себя сдерживаться и не поддаваться на обиды. Но это была не обида. Она почти физически чувствовала, как то, что называла для себя всегда стеной семейного счастья, разваливалось, оглушительно грохоча прогнившими кирпичами. Где же были ее глаза? Как получилось, что она ничего не замечала? Или не хотела замечать? Ведь не вчера все началось?

Она попробовала вспомнить, но обида рвалась наружу и не давала сосредоточиться. И, хотя она не могла сейчас определить точное время, но одно стало определенным. С момента переезда на новую квартиру муж запретил ей убираться у себя, говоря, что она может какую-нибудь бумажку потерять, а потом у него сделка сорвется. А теперь... Она чувствовала, как горит кожа. Господи, за что? За что ее так жестоко и бессовестно обманывает самый близкий человек? Она вставила обратно в видик кассету с циничной надписью  “Заседание №8”, запихнула на полку журналы и отправилась в ванную. Зеркало отразило пунцовое лицо с опухшими от слез глазами.      

Так всегда бывает, когда лезут, куда не просят. И ведь не вчера он стал собирать эти кассеты с порнухой и кипы таких же журналов. Не вчера им стало не о чем говорить. Она горько усмехнулась. Все опасения по поводу возможных любовниц мужа, эти страхи, которые мучили ее одинокими ночами, улетучились. Они падали, как вода из крана, и вместе с мелкими брызгами стекали по трубам канализации.

Раньше не было возможности уединиться, чтобы писать научные статьи, - сидели по очереди вечерами на кухне. А теперь у них спальни разные. Он у себя компьютер поставил, «чтобы мысли умные по ночам не пропадали даром». Неожиданно для себя она громко рассмеялась, когда представила себе то самое место, которое у него рождает умные мысли. Он же теперь только “мыслить” и может... Лида хохотала, как сумасшедшая. Смех переходил в слезы, после рыданий она снова начинала смеяться...

Спустя некоторое время, с трудом справившись с желанием посыпать пышный черничный пирог солью поверх сахарной пудры, она бежала к метро. Ключи от машины остались дома. Но она даже не подумала о машине, тем более что в ее состоянии за руль лучше не садиться. Нина ее поймет. Она всегда ее понимала и поддерживала. Кто лучше любимой подруги может ее выслушать и посоветовать, что делать дальше?    

Метро оглушило своими запахами. Она и не знала, что теперь в подземке можно не только ездить, но и купить все - от газет до шуб, да и тут же плотно закусить и выпить кофе. Кофе был в самый раз - такой горячий, что Лида даже не поняла его вкуса, но зато напиток ее взбодрил и согрел. Рядом со стойкой вертелась смешная белокурая девчонка. Она была слишком маленькой, чтобы самой достать до столешницы, и потому теребила мать. Та заботливо подливала ей в стаканчик сок и украдкой вытирала глаза. У нее тоже что-то случилось.

Господи, помоги этой женщине и ее дочке! Лида еще не осознала, но жалость к себе уже потихоньку отступала, растворяясь в шуме подземной жизни. В вагоне сначала было тесно, а потом она увидела напротив мужчину… похожего на принца.

Ей показалось, что она долго-долго смотрела на его лицо, даже скорее не на лицо, а только на губы и просила: "Поцелуй меня". Когда-то в молодости у нее получалось внушать другим простые желания. Она не однажды проверяла эту свою способность. Мужчина был так хорош, как может быть хороша мечта юной девушки. Его хотелось полюбить без всякого внушения, но...

Поезд дергало, вагон качался, и Лида истово заклинала. Мужчина как-то по-доброму взглянул на нее и сказал просто и тихо: "Не хочу". Она смутилась, ответить было нечего, спорить глупо, а оправдываться бессмысленно. На душе снова стало муторно. Принц поднялся и вышел.

Говорят, в пустыне трудно без воды. Она вытерпела. И никак не могла понять, что ошибалась и принимала мираж колодца за источник. Оглянулась и нашла, где напиться. Не стоит гоняться за миражами. Обманули - ищи в другом месте, но с фантомами больше не связывайся. Так и с принцами, тем более чужими. Темная пасть метро проглотила ее...

 

Всю вторую половину дня Нина провела в тур фирме, оформляя путевки. Она представляла себе удивление подчиненных, когда будет объявлять о совместном круизе по Средиземному морю. Внутри у нее все пело и радовалось. У них был сложный год. После обвального кризиса, который подкосил всю страну, они все-таки выстояли. И не просто выжили, а смогли укрепить свои позиции, открыли несколько новых сопутствующих изданий. Теперь она уже подумывала об организации профильного издательства. А там глядишь - с нового года можно приступить к расчетам по открытию своего издательского дома...

Она остановилась у светофора. Сверху надвигался большой рекламный щит какого-то строительного магазина. Нина вспомнила постоянное беспокойство Лиды по поводу ремонта новой квартиры. Ее бесконечные изматывающие переделки, расстройства. Нина никак не могла понять, зачем подруге это нужно? Квартира у них замечательная – большая, красивая, уютная.

Почему она ее все время переделывает и никак не может остановиться? Неужели не понимает, что все равно всего не предусмотреть, и мелкие недочеты обязательно обнаружатся. Это нормальное явление. Тут надо железной рукой взять себя за горло и сказать: "Хватит, остальное можно изменить во время следующего ремонта". Но Лиду убедить никак не получалось. Она панически боялась, что этот ремонт - последний. Другого не будет.

Нина впервые подумала о том, что, может, подруга боится смерти, ведь у нее нет детей, а возраст уже... Нет. С этими настроениями надо бороться. Надо постараться доказать ей, что все временное уже прошло. Нина вспомнила, как сама три года после коммуналки выходила на кухню в ночной рубашке и Бога благодарила. Тоже первое время дурью маялась, перестраивала, пока соседи не взмолились. И успокоилась. И Лидии пора. Ее бы энергию...

 

Под стук колес Лида проводила душевную инвентаризацию и пыталась понять, куда делась ее кипучая энергия? Не на ремонт же? Ей надо перестать хныкать, взять себя в руки. Собрать остатки жизненных сил,  взять их и... Она наморщила лоб, в поисках способа приложения... Да вот хотя бы  растратить на мужика приличного. Конечно, с принцем придется... Не те годы уже. Но и просто мужиков по земле много ходит. Да ее муж и не заметит ничего. Он и так на нее внимания не обращает. Правда, если украшения блестят... Ну да, попробуй бриллианты не заметить. А вот ее саму внутри этих бриллиантов он разве видит? Надо угомониться. Так, с этой стороны понятно.

Теперь с ремонтом. Как там Нина советовала? Когда буду дом строить, тогда все сделаю, как хочу. И сразу, чтобы не переделывать. Какая же у нее умная подруга. Ай, да Нинка! Надо дать соседям отдохнуть, они ведь, небось, ее лютой ненавистью любят. Лида улыбнулась, как просто, оказывается, можно вылечить строительный зуд. Теперь бы  хлебнуть валерьяночки и в коечку с чувством хорошо выполненного долга.

 

В гостиной разоряется телефон. На последних его звонках вбежала Нина, но телефон уже умолк.

- Где ты там застряла? - Нина повернулась в сторону коридора.

- Искала у тебя тапочки, - Лида вошла в комнату, оправдываясь, - а потом вспомнила... 

- ...что я не держу лишних.

- Нехорошо как-то. К тебе же люди ходят.

- Знаешь, с детства ненавижу эти церемонии – «разувайтесь, пожалуйста, у нас паркет, ковер и еще черт знает что».

- Ногам нужен отдых, - Лиде совсем не хотелось спорить с подругой.      - Ко мне приходят люди - в гости, а не ноги - отдыхать.

- Не зверей, я пришла в гости.

- Смотри, - Нина изумилась, - никак не могу успокоиться.

- Я, пожалуй, останусь у тебя. Так мы успокоимся. Чувствую, если не напиться, то добром это не кончится.

- Добром никогда ничего не кончается, - Нина рубанула в воздухе ладонью. - Я уже отчаялась

- Я включу? - Лида направилась к телевизору.

- На кой он тебе?

- А погода?

- Ну, конечно, - Нина усмехнулась. - В поход собралась, надо выяснить, будет ли дождик?

- Смейся-смейся, а посидишь месяцами одна дома - ящик родным мужиком станет.

- Кто про что, а пьяный о бутылке.

- Напрасно смеешься.

- Мне только осталось – смеяться.

На экране мужественный парень обхаживал симпатичную девицу.

- Вот, смотри, они выбирают безопасный секс с презервативом. Ну и я выбираю презерватив. И что мне теперь с этим выбором делать?

- Надевать.

Нина устала от рефлексии своей и чужой.

- Да на кого?

- На мужа. У тебя, слава богу, муж есть.

- Что слава, то слава, - Лида со страхом почувствовала, что все ее правильные метрошные мысли начали отступать. - Только у него на меня ничего нет, и времени тоже.

- А выходные, а отпуска? - Нина внимательно посмотрела на подругу. - Вы же с модных курортов не вылезаете?

- Мы туда ездим отдыхать друг с другом.

- Попробуйте отдыхать друг от друга.

Нина хотела резко объяснить, что любая задача имеет три решения: одно - правильное, другое - неправильное, и третье - противоположное.

- Не отпускает одну, боится, что пойду на сторону.

- На сторону можно ходить и дома, для этого не нужны такие сложности: визы, билеты, поездки. Пошла с мужиком на час, и все дела.

- Да ты что? Я не в том возрасте, чтобы по углам перепихиваться.

Про принца из метро и свою готовность, как минимум к поцелую, Лида уже забыла.

- А в каком таком интересном возрасте ты находишься, что это тебе не нужно? – Нина грозно нависла над гостьей.

- Господи, подруженька, как я мечтала о собственной квартире, чтобы своя кухня, своя спальня. И чтобы мама не входила с нелепым вопросом, который можно задать в любое время, но ей он приходит в голову исключительно, тогда, когда муж с меня трусы стаскивает.

- А я думала, у тебя хорошие родители.

Оказывается, она зря столько лет завидовала подруге, живущей в так называемой отдельной квартире.

- Все мы хорошие, - Лида печально покачала головой, - когда спим зубами к стенке. Да что говорить? Я всегда ужасалась твоему существованию: с любовником волынишься, десять лет его мурыжишь, отец родной дочку забыл, не помогает, вечно по квартирам мыкаешься, работаешь ишаком…

- И давно я в ишаках?

- А сколько тебя помню, - Лида сбросила туфли и пошевелила затекшими пальцами. - Ты же безотказная, надо - будешь вкалывать до посинения. Правда, теперь ты на себя пашешь.

- В этом вся и разница, - Нина воодушевилась, взгромоздясь на своего любимого конька. - На себя можно работать сколько угодно. Я ведь не бессребреница, ты не думай.

- А чего мне думать? Мне мой по этому поводу часто повторяет: «Не напрягай зря кочан - листья облетят».

- Ну и сволочь он у тебя.

- А где они, другие? К этому я за столько лет притерпелась. Хотя бы знаю, чего ждать?

- Вот потому я и замуж больше не хочу, - Нина даже выкрикнула это, словно выплюнула, - надоело терпеть.

- И не страшно?

Вот оно, то, в чем Лида сама себе боялась признаться. Страх. Жуткий страх одиночества.

- А чего мне бояться? Я деньги надежно распихала - и правнукам хватит, если с умом жить будут. И себе ни в чем не отказываю.

- А старости, одиночества не боишься?

- Ох, Лидочка, чего мне бояться? Старость все равно придет, ее ведь ни с какими деньгами не обскачешь. А одиночество... Так я всю жизнь одинока. Ты, что же, думаешь, если в койке рядом кто-то сопит, то вас уже двое?

- Это, смотря, кто сопит.

Лида хотела произнести это кокетливо, но получилось жалко.

- Да кто бы  он ни был, - Нина, казалось, не заметила ее неловкости. - Все равно -  двое по одному.

- И не горько, подруга, с этим жить?

- Поначалу трудновато было. А потом притерпелась. Я в юности все про великую любовь мечтала. Замуж пошла - угорала от страсти. Да и он вроде с ума сходил. До сих пор его мат в ушах колом стоит. Знаешь, как только я о чем-нибудь просила, он тут же посылал главный предмет своего мужского достоинства измерять расстояния между углами. И тот летал со сверхзвуковой скоростью по самым немыслимым траекториям. Год мы так в сумасшедших поиграли и разбежались. Правда, на голове до сих пор отметины остались. Хочешь, погляди.

Она наклонила голову и подняла волосы. Прямо по макушке проходил широкий неровный шов, и на этом месте волосы не росли. Лида осторожно провела пальцем и заплакала.

Нине очень хотелось рассказать подруге, что там была дырка. Поплакаться, как она полгода по больницам мыкалась, а Полька по знакомым скиталась. Спасибо добрым людям, - и ребенка спасли, и ее выходили. Месяц в коме... Но не сейчас, как-нибудь потом она обязательно расскажет.

- Да что там, все прошло. Просто, про одиночество... Ты только пусти мужика в дом, он сразу хозяином станет. Да не тем, кто за домом будет следить - чинить, ремонтировать, он твоим хозяином заделается. На шею сядет - подай, принеси, не мешай. Думаешь, чего Андрей так долго продержался?

- Да любит он тебя.

- Конечно, любит. По-своему. Как ему удобно. Мы ведь только и делаем при встречах, что любим друг друга.

- А я всегда о таком мечтала.

Лида устроилась на подушке и сладко потянулась.

- Могу поделиться, - Нина присела рядом на диване. - Приходит он ко мне на три ночи в неделю. С цветами, подарками. Ублажаем друг друга. А потом он уходит. Ну, как?

Лида утвердительно покачала головой.

- Пока все нравится.

- Ты дальше слушай, - Нина распалилась, глаза заблестели. - Понимаешь, нет ни грязных носков, ни соплей от простуды, ни безденежья к концу месяца, ни скандалов по поводу футбола. Нет этой бытовой разъедающей грязи. Сплошная романтика. И я за здорово живешь ее должна менять? На что?

- Да на то, что это у тебя будет постоянно, когда вы поженитесь, - Лида чуть не вскочила с дивана. - Его ведь и отбить можно.

- Вперед! - Нина громко рассмеялась. - Я даже факел могу поджечь.

- Нинка, я же серьезно.

- И я. Когда мы поженимся, мне придется покупать трусы, чистить ботинки, стирать рубашки и возиться с грязной посудой.

- У тебя чертова уйма приборов, наймешь домохозяйку, наконец, - Лида искренне ничего не понимала.

- Нет. В эти игры я уже в молодости наигралась. Меня устраивает приходящий мужик. И чтобы без всяких претензий ко мне. Не нравится - разбежимся. Слишком много крови жизнь у меня выпила, чтобы я еще в любовь играла. На любовь в моем возрасте никакого здоровья не хватит. Только кошелек. Расплачиваться душой - мне уже не по карману. А деньгами - пожалуйста. Это я могу себе позволить. Заплатила, и точно по чеку получила.

- Гадости какие говоришь, - Лиду даже передернуло от омерзения. - Да я за любовью хоть на край света готова ползти!

- Собирай рюкзак и отчаливай, - Нина не могла поверить, что подруга, действительно так думает. В ее-то годы. Но на лице у Лиды была такая решимость, что она испугалась. - Не будь дурой.

- Господи! - Лида прижала диванную подушку к груди и запричитала, - Я так хочу быть дурой. Только бы по-настоящему. Чтобы язык немел, и коленки подгибались. Я всю жизнь ждала, ну вот, наконец, все у нас получится, построим, разбогатеем, мешать никто не будет.

- А кто теперь мешает?

- Мне говорит, что боится щекотки. Это, чтобы я его по голове не гладила. Про другое я уже давно забыла.

- И на кой ты, - возмутилась Нина, - все это терпишь?

- Вот мне и врачи так говорят, - Лида заметила укоризненный взгляда Нины. - Да, я теперь по врачам часто бегаю. То одно болит, то другое.

- Да он же из тебя инвалидку так сделает.

- Наверно, уже сделал, - она сказала это тихо и просто, так, как говорят о давно свершившемся. - Ты не поверишь. Он в молодости, когда мы без копейки лишней жили, меня цветами забрасывал. На танцульки бегали, по ресторанам ходили, комнаты у друзей снимали на несколько часов, чтобы вдвоем побыть. Потом неделями зубы по полкам лежали и корочку сухую жевали. Но весело было!

- То-то я смотрю, вся заходишься от смеха. Дожевалась.

- Уже поздно, - Лида посмотрела на часы. - Я позвоню? А то скандал устроит.

- Звони.

Нина махнула рукой - учи, не учи никакого прока - и пошла на кухню готовить ужин.

Лида попробовала позвонить мужу на работу, но номер был занят. Сотовый оказался “вне пределов досягаемости клиента”. Ей ничего больше не оставалось, как пообщаться с собственным автоответчиком: “Привет, это я. Не волнуйся, пожалуйста, я у Нины. Мы сегодня случайно встретились и решили немного посидеть. Выпили. Если ты не против, я останусь у нее с ночевкой. Ужин на плите, закуски в холодильнике, пирог на подоконнике. В микроволновку нельзя ставить железную посуду. Накладывай сразу на тарелки и разогревай. Все оставь на столе. Я утром уберу. Да, если ты против, можешь заехать за мной. Целую, родной, спокойной ночи”.

- Ну и сладко же ты щебетала.

Нина укоризненно смотрела на подругу. Лида расплакалась и, захлебываясь, стала рассказывать про кассету, журналы с девицами, запрет убираться в кабинете.

- Вот гад! Плюнь, лучше выпей, - Нина протянула полный бокал коньяка.

- Ничего не понимаю, - Лида выпила залпом обжигающую жидкость. - Вот я рядом, живая, у меня все есть. Зачем ему эти бабы силиконовые?

- А на них не надо тратиться.

- Так ведь это все денег стоит?

- Какая же ты глупая. Их не надо ни целовать, ни гладить, они уже все сами делают - только смотри. Зачем, думаешь, они по проституткам шляются, - чтобы самим ничего не делать. Ты только сердце не рви, Дерьмо они все. Посмотри лучше на себя - молодая, красивая, умная.

- Вот-вот, а я, - снова сами собой полились слезы, - счастливой хочу быть…

- А ты мне покажи, - рассердилась Нина, - кто не хочет?

- Он со мной совсем не разговаривает.

Нина принялась вытирать ей лицо, словно маленькой девочке. От этого себя стало еще жальче, и плакать захотелось больше.

- Ну, перестань.

Я где-то прочитала, что в среднем супруги в день общаются 27 минут. У нас столько и за полгода не набежит.

- Найди себе мужика и не мучайся, - Нина высморкалась так, словно это она только что заходилась в плаче.

- Легко тебе говорить - найти. А где мне его искать? Они же не валяются? Да и страшно.

- Могу совет дать, - Нина решительно выпила свой бокал, - только обещай спокойно выслушать.

- Я ко всему уже готова.

- Есть у меня знакомая, правда, постарше нас. Ходит она в один салон. Подобрали ей там мальчика.

- Стыд-то, какой, - Лида закрыла лицо руками.

- Ладно тебе, не маленькая, - Нина развела ее ладони в сторону. - Он каждую неделю у врача осматривается - ни опасности, ни угрызений совести. Заплатила -  все по таксе тебе предоставят.

- Но... - Лида беспомощно замолчала, не зная, что сказать.

- И полная конфиденциальность.

- Вот и дожила я до альфонсов, - во рту стало так горько, как будто она проглотила перцовую настойку.

- Жизнь, подруга, - Нина плеснула еще коньяка, - она вообще штука очень противная. И то только, пока не приспособишься. А лучше, - она резко опрокинула коньяк одним глотком, как водку, - уходи от своего благоверного.

- Куда я от него уйду? - испугалась Лидия. - У меня ни денег, ничего своего. Шмотки - он, брюлики - он, да и все остальное - он.

- Тогда научись относиться к этому спокойно, - коньяк приятно ударил в голову, - в этом состоянии уже можно было и философствовать. - Не обращай внимания, действуй, как он. Он тебя покупает, а ты - для себя приобретай. Имеешь право. Только молчи и улыбайся глупо.

- Нинка, - возмутилась Лида, - все у тебя просто.

- А чего усложнять? - Нина теперь не была склонна драматизировать положение. - Большие все любители из выеденной скорлупы айсберги городить, да чтоб под водой побольше наворочено было. Надо жить просто. Тебе хорошо делают - ответь тем же. Гадят - не спускай. Хватит утираться да щеки подставлять. Времена нынче не те. Жесткие времена. Они слюнтяев не терпят.

- А тебе не страшно?

- Страшно, подруга. Еще как, страшно. Только волков бояться - в койке не валяться. Меня ведь никто ждать не станет. На первом же повороте обойдут. А я еще должна буду скалиться и поздравлять того, кто меня обставил. Правила такие. А нарушишь - вообще с дорожки вылетишь и костей не соберешь. Так и бегаем по кругу - кто кого?

- Где же силы брать?

- Вот тебе, - рассмеялась Нина, -  курс молодого бойца. Мотай на ус. В общем, мотай, на что мотается. Пока щенки бегают по главной дорожке, я на свою дистанцию пристроилась. Все время ищу что-то новое, и быстро запускаю. Пока я в одиночестве - я и в выигрыше. Как только кто-то подстраивается, я его в дело беру, и мы вместе какое-то время несемся. А потом опять я новенькое должна изобретать.

- А что дальше?

- Думала Польку пристроить. Да она пока мне не помощница. И боюсь, что никогда на нее я не смогу рассчитывать. Потребительницей выросла кровиночка моя.

- Она еще молодая, перебесится.

- Она так бесится в последнее время, что я подумываю о контроле.

- О каком контроле?

- Знаешь, хотела организовать слежку.

- За родной дочерью? - Лида мгновенно протрезвела.

- Мне о наследнике думать пора. Я должна быть уверена.

- Все равно ей еще учиться и учиться.

- Она вообще, - Нина в сердцах ударила кулаком по столу, -  не хочет учиться.

- А, может, тебе так кажется?

- Чего уж там кажется, весь ее интерес - на танцплощадках.

- А ты свои годы вспомни.

- В мои годы, - Нина повысила голос, - я с матерью ходила убирать подъезды и пряталась, чтобы никто не узнал. А ей все легко достается.

- Ты ведь этого сама хотела! - Лида примирительно обняла ее за плечи.

- Тут ты права, я хочу, чтобы у нее все было по-другому.

- Вот у нее все и по-другому. А тебе опять не нравится.

- Ой, запуталась я совсем, - Нина склонила голову Лиде на плечо. - Ты права, я ее тороплю. А она еще ребенок. И то правда, пусть погуляет за меня. Хотя, знаешь, шалая она какая-то стала. Глаза изменились. Что-то с ней происходит. Боюсь я.

- Кончай тень на плетень наводить.

Незаметно для себя теперь Лида перехватила учительскую позицию.

- Быстрей бы она перебесилась. Одной трудно дело мое ворочать.         

- А Андрей?

- Я уже много раз думала ему предложить. Но в последнюю минуту что-то останавливает. Опасаюсь. Постель - одно, а бизнес... Не стоит мешать, постели не останется... Но и разрядка нужна. Я ведь не машина.

- Жалко мне твоего Андрея.

- Если бы ты знала, как мне самой его жалко. Я - злая баба, - Нина налила себе еще бокал, но Лида забрала его и заставила съесть бутерброд. - Вначале очень хотела за него замуж. - В глазах полыхнул недобрый блеск. - А он и не говорил на эту тему. - Лида замерла с открытым ртом. - Потом как-то я случайно разговор подслушала. Он со своей матерью болтал. И объяснял ей, что ему хорошо со мной без формальностей. Сладко. Главное, без всяких обязанностей. Я тогда всю ночь проревела. А утром пошла на аборт.

- Он знал об этом? - Лида почему-то прошептала и оглянулась, словно их кто-то подслушивал.

- Нет. Я очень хотела родить ему мальчонку, - Нина, не обращая внимания на протесты подруги, выпила. - А после этого разговора, как отрезало. И для себя решила, чтобы там ни случилось, но я сдохну, а добьюсь, чтобы ему этих самых обязанностей захотелось больше жизни.

- Ребеночек мог быть... - по щекам Лиды привычно потекли слезы, но тут же высохли. Сознание обожгла догадка. - Так ты ему все эти десять лет мстила?

- Сперва, конечно, мстила, - подруга и не думала отпираться. - Зубы сжимала и радость изображала. А потом успокоилась. И стала получать удовольствие. Я к нему отношусь, - Нина нервно вышагивала по комнате и бросала взгляды на предметы, ища подходящее определение, - как... как к шоколадке в красивой фольге, - она улыбнулась, найдя правильные слова. -  И сладко, и руки легко потом мыть. Мне дочку надо было поднимать и башку пробитую лечить. Знаешь, иногда такие боли бывают, что света белого не захочешь. А о ребенке я не жалею. Я вообще никогда после принятия решения ни о чем не жалею. Раз сделала, - так тому и быть. Да и двоих мне бы не поднять, а нищету плодить...

- Неужели он ничего не почувствовал? Ничего не понял?

- Ну, павлины хвост только спереди показывают. Они даже не допускают, что кто-то может знать про их грязную задницу. А  представить, что с тобой борются твоим же оружием, - на это уже бабские мозги нужны. Когда я в гору пошла, он даже испугался. Но я веду себя всегда одинаково - спокойно и ровно, - она нервно засмеялась. - Одно время он даже следил за мной.

- Да ты что? - не поверила Лида.

- Да, ходили месяца четыре мальцы за мной. Я проверила - его заказ. Потом перестали, видно, угомонился, решил, что у меня никого нет, кроме него. А у меня и нет. Только, когда мне понадобится, я знаю, куда идти. Заплачу, и меня будут ублажать по первому разряду, даже пальцем шевелить не надо. Так-то, подруженька.

Нина устало присела на диван и уставилась на почти пустую бутылку.

- Нин, он уже свое давно получил. Пожалей его, - попросила Лида. - Сколько воды утекло. Вы молодые были. Сейчас-то, что делить?

- Нет, Лидок, - Нина упрямо тряхнула головой, - те гвозди из меня никто не вынимал. Он тогда не захотел. Все считал - дебет с кредитом сводил. А теперь мне это и не нужно. С бухгалтерией у меня - полный порядок.

- А, если ему надоест и он уйдет?

- И не обернусь. Скажу  - спасибо. И закрою эту страницу навсегда.

- Завидую я тебе. Ты - сильная.

- Я битая, Лидочка, меня очень сильно били. Может, это голова моя треснутая о себе беспокоится, может, сердце запасные редуты выстраивает, только я к душе больше никого не хочу подпускать. Самая большая любовь - все равно расчет. А я привыкла жить по своим формулам. Так как-то и спокойнее, и надежнее.

- А дочка твоя по, каким формулам живет?

- Это ты прямо в яблочко попала, - Нина решительно отодвинула от себя бутылку. - Ничего не понимаю. Я ее даже боюсь даже. Нет у нее формул. Понимаешь, никаких формул. Как трава живет. Куда ветер - туда и клонится. У меня вчера чуть инфаркт не приключился.

- Она хоть объяснила, где пропадала?

- Ничего не знаю. Весь вечер пугала меня. Про наркотики рассказывала, про аборты.

- Господи, - Лида опять была готова расплакаться, - она  же еще школьница.

- В том-то и дело, что говорила про других - про класс, про подружек - и обещала после первого мужика обязательно гинекологу показаться.

- Серьезное заявление. И ты ей поверила?

- А что мне остается? - Нина закричала в полный голос, напрягая жилы на шее. Они вздулись, словно канаты. И Лида испугалась, что от усилия кожа может разорваться. - Поверить, что она такое - про себя? Зачем тогда все это? - Нина стала тыкать на предметы в комнате. - Тогда, вообще, все неважно! Только внутри, понимаешь, - она громко постучала себя по груди, - внутри у меня все орет, что она не врет. Что она меня к чему-то готовит. К чему-то важному. Только я этого еще больше боюсь. - Без сил Нина, словно подкошенная, рухнула на диван.

- Чего же бояться? - Лида не знала, как успокоить подругу, и стала перечислять то, что обычно говорят в подобных случаях мужчины, доказывая свои положительные качества. Три спасительные “не”, - дочка не пьет, не курит, не бегает по мужикам.

- Это еще не все страсти в мире.

- Может, она влюбилась? - попробовала предположить Лида, - и замуж хочет.

- Я была бы рада. Но я знаю, как выглядит любовь. Нет, не влюбилась она. Задумала она что-то. И задумала нехорошее, сердце чует беду.

- Хоть какие-то предположения у тебя есть? Надо же что-то делать.

- Что делать? Что? Я только денег опасаюсь. Уж больно считает она их плохо.

- Не ворует?

- Зачем ей воровать? У нее свой счет. Я проверяла, траты большие, но покупки все дома, налево ничего не уходит. И все равно сосет что-то под ложечкой.

- Поговорить не пробовала? - как-то не очень получалась с успокоением.

- Мы вроде, как подружки, но по глазам вижу, скрывает что-то. Ладно, боевой товарищ мой, хватит кукситься, давай клюкнем по маленькой, а потом повторять будем до лежачего непотребства. Я очень хочу сегодня напиться.

Нина, в который уже раз разлила коньяк по бокалам.

- Давай, - Лиде было все равно, - хотя мне это не помогает. Только голова болит.

- Ты не знаешь, что такое - голова болит. Но все равно это лучше.

- Лучше чего?

- Лучше больной души.

Они выпили, потом снова налили. А еще через некоторое время нестройными голосами громко выводили песню про то, как можно на свете “без любви прожить”.

 

Андрей недовольно поморщился – на кухне сестра гремела посудой. От усталости глаза начали слипаться, но на завтра было назначено подписание договора, и он снова углубился в чтение документов. Никаких подводных камней не просматривалось, но что-то настораживало. То ли слишком гладкое изложение, то ли… Он никак не мог определить, что вызывает смутное беспокойство? В ноздри ударил пряный запах корицы. Так и есть – любимое печенье.    

- Когда уже ты женишься? – Света расставляла грязные тарелки в посудомоечной машине, - вот заарканит тебя какая-нибудь свистушка, сам не рад будешь, а петля уже затянется. Ну, когда?

- Тогда, сестренка, у тебя не будет повода меня есть поедом.

- Плохо ты нашу сестру знаешь. Была бы плешь, а все остальное – дело техники.                    

 - Я хотел сегодня пораньше лечь, завтра трудный день, а мне еще надо бы все проверить, тебе еще долго?

- Садись, все почти готово. Уборку закончу, и домой, - Света шумно вздохнула.

- У тебя все в порядке?

Сестра присела на табурет и печально сложила руки. Андрей уже знал, что за этим последует. Нина много раз учила его не поддаваться, но каждая встреча с младшей сестренкой заканчивалась одним и тем же. Только суммы имели тенденцию к постоянному росту.   

- Спустила? – сестра, не поднимая глаз, кивнула головой. – Ты еще задаток не отдала.

Добавил он укоризненно и разозлился. Как можно быть такой транжирой? Если решила дом покупать, так хотя бы на время обходи ювелирные лавки стороной. Очень хотелось резко отчитать, а может, и устроить небольшую порку, но сестра давно выросла, и потом…

- Я еще не выбрала дом...

Света уморительно нахмурила брови, и он засмеялся - девчонка, совсем девчонка!

- Главное, определиться в цене, остальное - мелочи.

- Ничего себе мелочи, - в нем заговорил здравый смысл - тысячи в одну сторону - тысячи в другую.

- Я имела в виду стратегию, - она ловко достала противень, - когда ясна общая картина, дальше идет только перебор вариантов.

- Чем все-таки тебя квартира не устраивает? Прекрасный район, отличный вид, в подъезде все блестит, свет горит, охрана у дверей, лифт работает исправно…

Светлана набрала побольше воздуха в легкие. Странный брат, простых вещей не понимает. Нет, надо его быстрее женить.

- Мне надоела ненависть соседей. Чего им не хватает?

- Милая, им не хватает, им - мешает.

Сестра замерла с протянутым чайником.

- Что? Что им мешает?

- Как плохому танцору. Только на том месте ты болтаешься.

- Ничего не понимаю. Все сделала, денег не беру, любые неполадки мгновенно устраняю...

- От этого, - Андрей рассмеялся непонятливости сестры, -  им еще гаже становится.

- Плебейство какое-то.

Света едва не промахнулась, и если бы Андрей не отскочил, то плеснула бы кипяток ему на колени. Сестра вскрикнула и бросилась в ванную комнату за половой тряпкой.

- Да… - Андрей потянулся за печеньем, - патриции в этой стране появятся лет через сто, никак не раньше.

Сейчас сестра снова будет пытать его на тему «радости окружающих». Странно, почему она не понимает простых вещей? Ей кажется, что соседи должны быть довольны тем, что ей хорошо живется. А они совсем не обязаны этого делать. И дело даже не в том, что она им не мешает жить лучше. Во-первых, не у всех это получается, а во-вторых… Чтобы жить хорошо, надо менять жизнь.

- Андрюша, я тут хотела с тобой посоветоваться?

- Сколько? – рука привычно потянулась к бумажнику.

- Ты не понял, - она засмеялась, - совершенно не понял. Хочу  найти достойную работу.

 - Достойная работа, - он опешил, - точно что-то с сестренкой произошло, может, влюбилась? -  на улице не валяется. За ней, ох как побегать придется.

- Значит, придется побегать.

- Мне иногда, кажется, что в доме с пятью этажами, ты живешь на шестом.

- Что за странные сравнения?

- Это не сравнения, родная. Видишь ли, говоря газетным языком, сегодняшний рынок работы, извини за прямодушие, очень специфичен.

- Чушь, - Света резко тряхнула головой, - профессионал всегда найдет способ остаться у дел.

- Сегодня профессионал, - Андрей не стал даже углубляться в обсуждение «профессионализма» сестры - бездельницы по призванию, -  для дел не пригоден.

- Как это?

- Ты встречала объявления: "Приглашаются продавцы обязательно без опыта работы"?

- Кто пишет такие глупости?

- Это не глупости, - Андрей понял, что вечер безвозвратно потерян, и ему придется разбираться с договором ночью, - а тактика, реалии сегодняшней ситуации. В первом приближении это выглядит так. Хозяин магазина не хочет, чтобы у него работали продавцами злые тетеньки, которые вечно кричали: "Вас много, а я - одна".

- Что же в этом плохого? - не поняла Света.

- На первый взгляд, ничего, кроме хорошего. Только раньше та тетка тебя обвешивала, а теперь эта - обманывает. Подсовывает просроченный товар, выдает одну фирму за другую, но при этом обязательно улыбается. Когда магазин был государственным - тетеньки жульничали в свой карман. Сегодня - и за этим следят очень строго - разница попадает в кошелек к хозяину.

- Ну, в этом случае все равно, - сестра явно не видела разницы. - Меня и тогда дурили, и теперь я при таком раскладе - лицо пострадавшее.

- А вот тут ты не права. У тебя есть выбор. Всегда можно найти место, где твои потери будут минимальные.

- Ладно, я поняла, - Света стала нетерпеливо потирать ладони, - только при чем тут работа?

- А при том, - Андрей начинал выходить из себя, - что новые хозяева хотят и новых лиц. И нового обслуживания своей персоны.

- Спать, что ли, с ними надо? – она опустилась на высокий табурет.

- Иногда, и спать, - Андрей с сожалением посмотрел на сестру. - Но в основном, не лезть со своими умными замечаниями, что вечный двигатель изобрести нельзя. По аналогии, когда Сталин говорил, что город надо освободить такого-то числа, уже не важно, сколько похоронок придется выписывать писарю.

- Это же совсем разные вещи! - возмутилась она.

- К сожалению, нет, - он обнял сестру за плечи. - По стране развелось огромное количество хозяйчиков, не хозяев, а именно, хозяйчиков. И им важно именно сейчас освобождать города. Потери не имеют значения, это не их потери. Разницу возместят покупатели - им просто вздернут цены.

- Андрюшенька, для меня это все мудрено.

- Нет же, нет! – он вскочил и нервно направился к окну. - Это, как раз самое простое. Хозяин всегда думает о будущем, заранее готовится к проблемам, делает запасы, рискует только в крайнем случае. А хозяйчик рискует постоянно, потому что он не знает, что его ждет завтра? Закон напишут, по которому он будет должен, тому, кто числится в его должниках, или, наоборот, решат, что с него сегодня можно взять в десять раз больше вчерашнего.

- Да... Я сделаю тебе сок?

Андрей усмехнулся и полез за соковыжималкой. Прочел лекцию по экономике момента, дурак старый, как там Полина его назвала? Хрыч, что ли? Света сосредоточенно резала апельсины на половинки.

- А помнишь, как я машину перегонял? – сменил он тему.

- Когда это было? – вяло поддержала она. - В прошлом веке?

- Как ни смешно, но именно в прошлом веке. Странно, а ведь и, правда, словно было сто лет прошло с тех времен…

Андрей улыбнулся, вспоминая советское житие. Перед глазами возникла картина бесконечной – в никуда – очереди. Потом бандитские девяностые, когда… он пересек границу, зная, что придется платить на таможне определенную сумму. Но когда через два дня возвращался, оказалось, что должен заплатить пошлину в размере самой машины… Да, короткая у нас память. Это и спасает от неприятностей. Наверное. Впрочем, он в этом не был уверен.

- Я уже почти ничего и не помню из тех времен.

Под веселый щебет сестры пришлось вернуться из прошлого.

- Твое счастье. Только это - персональное счастье. Таких, как ты, в стране, очень мало.

- Ты меня, что, упрекаешь?

- Боже спаси, - он очень хотел рассердиться, но как можно было гневаться на любимую младшую сестренку, которую сам всегда защищал, и старался баловать, - я тебе завидую. Как же я тебе иногда завидую! Ты может себе позволить входить исключительно в парадные двери.

- Но ведь ты тоже – хозяин! - Света неподдельно удивилась горечи в голосе, которую брат даже не смог скрыть от нее.

- Я очень хочу быть именно хозяином. Только часто веду себя, как хозяйчик.

- Почему?

- В общем, - он неловко отвернулся, - не забивай себе голову.

- Нетушки, - она повернула его за плечи, - говори.

Он спасительно посмотрел на часы, но сестра накрыла циферблат узкой ладонью.

- Ладно, - вздохнул он обречено, - попробую объяснить тебе, как это происходит. Понимаешь, ко мне сегодня пробилась женщина.

- Как это «пробилась»? Ты что – папа римский?

- Я – президент крупнейшей компании в стране, но… это к делу нее относится.

Он вспомнил неприятную дневную сцену, когда его секретарша не смогла задержать просительницу – сорокалетнюю интеллигентку, бывшего редактора с двумя высшими образованиями - техническим и гуманитарным. Она протягивала ему два красных диплома и нервно повторяла, что ей неприятно хвалить себя самой, но другого выхода нет.

Потом последовал путаный рассказ о том, как научно-популярное издательство, в котором она прослужила 15 лет, почило в бозе. Как ей обидно, что так случилось. Было много планов, интересные серии стали выпускать, выправились после кризиса... Женщина вынимала из папки рекомендации от издательства и от авторов, с которыми работала…

Про семью ничего особенно рассказывать не стала. Да и что могла рассказать интересного мать-одиночка с двумя детьми? По новому закону ее лишили 11 лет - учеба и время по уходу за детьми не входили теперь в стаж. Их как бы не было. Да еще куча всего... Там... Муж давно слинял... Но никаких льгот ей не положено, пока она сама его не разыщет или не выяснит, что он отошел в лучший из миров... Бедная женщина, одним словом...

- На работу ее нигде не берут, хотя работник она, судя по всему, превосходный.

- Нелепость какая-то, - сестра недоверчиво посмотрела на него. - Ты ничего не преувеличиваешь?

- Нет. Я тоже ее не принял.

- Почему? – Света возмущенно сжала кулаки.

- Все по той же причине. Ей больше 40 лет.

- Прямо, как преступление.

- Вот тебе наглядный пример того, что сегодня называется безработицей. Эта женщина уже не так молода, как ей бы хотелось. Нет, не улыбайся, мне еще больше, просто ей не повезло. Дети еще не выросли и обязательно будут болеть. Их придется отвозить и забирать, значит, являться на работу попозже и уходить пораньше, сидеть на больничном. То есть, я буду платить ей и еще кому-то, кто в это время будет работать за нее. Мне это надо? Она станет жаловаться, что у меня девчонки в 20 лет получают вдвое больше.

- А почему у тебя девчонки получают вдвое больше?

- Они знают языки, умеют строить глазки клиентам, работают столько, сколько нужно фирме. Но и это не главное. Они из кожи лезут, чтобы сделать карьеру. А я использую это их стремление и выдавливаю.

- Выдавливаешь? – у сестры перехватило горло.

- Именно, - жестко отрезал Андрей. Мне выгодно выдавливать работника. К тому же, сорокалетней женщине я не посмею указывать в какой одежде приходить на работу. У нее нет лишних денег. А мои длинноногие свистушки все тратят на наряды. Приходи как-нибудь в рабочий день, не  фирма - дом моделей. И никто не знает слова - нельзя. Если я сказал, значит, можно. Ими очень легко управлять. За деньги они буду делать, что угодно. А профессионал не станет. Зачем мне такой работник? Даже если он отличный специалист, я ведь все равно сделаю по-своему, к чему мне их постные укоряющие рожи?

- Братец, - Светлана растеряно посмотрела ему в глаза, - это же страшно. Как же так можно? Женщине, наверно, необходима работа.

- Без вариантов. Но у нее большой опыт беготни по магазинам в рабочее время, вязания каждую свободную минуту и неумение угождать дураку-начальнику. Ты не смотри укоризненно. Я не дурак, просто в 40 лет работу можно найти только на уличном рынке.

- Значит, - сестра почувствовала неприятный холод на спине, - если я захочу пойти работать, мне...

- У тебя все будет по-другому, - заверил ее Андрей.

- Мы же с ней почти ровесницы.

- У тебя есть одно несомненное преимущество, ты - не специалист.

- Это и все мои достоинства? – сестра принялась шутливо боксировать его.

- Еще, - он поймал ее руки и прижал к своей груди, - ты самая замечательная женщина. Чуткая, нежная, внимательная...

- Вот, а соседи меня не любят, - снова пожаловалась она.

- А им-то с чего тебя любить?

- Они со мной никогда не здороваются, - Светлана была готова расплакаться, -  а, если что-то и говорят, то обязательно гадости.

- Лапушка, им всегда было плохо, но точно также плохо было и всем остальным. Это замечательный повод для объединения нации, ты не находишь?

- Какой у тебя жестокий юмор, - ей отчего-то стало неприятно.

- Это не юмор, - Андрей грустно улыбнулся, - это наша история.

- Но ведь теперь все иначе. Все изменилось.

- А я про что? И такое вот солнышко у соседей, как бельмом на глазу, - холеное, сытое, праздное, – он легонько похлопал сестру по спине. - Они ведь понимают, что сегодня ты одна приехала, а завтра другие такие же их из этого дома повыбрасывают в черту на рога. У них ведь есть своя правда - они жили тут десятилетиями. Другое дело, что там крысы на кухнях, и стены ремонт последний раз видели при царе Горохе. Всем хочется, чтобы Ванька-дурак их содержал, а они семечки лузгали.

- Помнишь, какой дом стоял закопченный, вечно протекал. Я все отремонтировала.

- А им надо, чтобы ты и исправила, и вон пошла. 

- Тогда все бессмысленно, - Светлана обречено покачала головой, - их не переделать.

- А мы и не будем. Мне не нравится, что ты все время на жильцах заводишься. Надо быстрее построить собственный дом. В соседи пригласи белок и соек. Идет?

- Хорошо бы поскорее, а то я устала жить под злобными взглядами. Ой, - она случайно взглянула на часы, - мне давно пора дать тебе отдохнуть. Извини, совсем забыла, что у тебя завтра трудный день.

Андрей шутливо поцеловал ей руку и подтолкнул к дивану.

- Не приставай, шалун, - она приняла его игру. - Я еще вернусь.

- Я буду, как верный пес, смиренно ждать возвращения прелестницы-сестры.

- Отлично. Вымой посуду, перебери фасоль, посади розы под окнами.

- А ты на бал поедешь? – грозно нахмурил он брови.

- Обещаю рассказать, какое там было мороженное.

- Мороженное?

- И разрешу постоять под окнами королевского дворца, - сестра шаловливо погрозила ему пальчиком.

- Замолкаю и повинуюсь, - Андрей упал на одно колено.

 

Среда

 

В открытое окно доносился шум улицы. Внезапно шторы заколыхались, - это открылась входная дверь. 

- Хороша золотая осень. Век бы так гуляла.

Сене хотелось ответить что-то вроде «гулять ты горазда», но он промолчал, потому что после этих слов надо было бы доказывать Полине, что она красивая, и что это он заметил давно. Очень давно. Но теперь ему только и остается, что замечать, ведь они договорились. Хотя договорилась она, а он ничего не обещал.

- В чем дело?

Полина принялась тормошить Сеня. Он слабо отбивался, и с удивлением отметил про себя, что хочет разреветься как девчонка. Единственное, что в состоянии удержать от этого, - любые физические действия. Если бы не дурацкая ситуация, в которую попал, то… Он живо представил себе, как от его мощного движения Полина падает на кровать с расширенными от ужаса глазами, как он властно…

- Долго я тебя буду пытать? Неужели так трудно пообещать? 

- Да ты хоть понимаешь, - Сеня вынужден был резко вернуться в реальность, - чего от меня требуешь? Взять вот так любимую девушку и старику отдать. И при этом еще улыбаться.

- Ох, как трагично, - она театрально заломила руки и прикрыла глаза...

- Тебе самой, как это?

- Очень интересно.

- Что же тут интересного, - разозлился на себя и на нее Сеня.

- Во-первых, - Полина начала загибать пальцы, - мне интересна его реакция.

- Ну, ты даешь! – он развел руки.

- Ни-ко-му!

- Что - никому? – он приблизился в ней вплотную.

- Никому я не даю, - Полина больно ткнула кровавым ногтем под ребро.

- Ну и пошлячка же ты.

- Вот-вот, - она лихо обернула его вокруг оси, - давать не пошло, а говорить об этом пошло.

- Ты же говоришь, - он почувствовал себя дураком, - что не даешь.

- Да я так сказала, для прояснения вопроса.

- Расскажи, растолкуй мне, наконец, - начал заводится он, - как же тебе такой вопрос вообще в голову пришел? Проясни, зачем тебе нужно отбивать мужика у собственной матери? Да я о таком даже не слышал.

- В этом-то и самый кайф, - Полина мечтательно улыбнулась, - ты не только не видел, но и не слышал. Не история - конфетка.

- Не конфетка, а дерьмо, – он был готов отстегать ее. - Грязное и вонючее дерьмо. Да еще и старое.

- Дурак.

«Тоже мне, новость», - горько ухмыльнулся он.

- Поля…

- Удивил, дерьмо таким и бывает. Где ты еще видел не грязное и не вонючее дерьмо?

- Мы и дерьмо теперь будем обсуждать?

- Ну, если мой поступок - дерьмо, то лучше обсуждать его, чем запах самого дерьма.

Сеня закрыл руками уши. Он ругал себя последними словами и никак не мог понять, что теперь здесь делает? Если он – лишний, то зачем теперь все это выслушивать? Или он еще надеется? На что? Как с таким можно смириться, ведь все было на мази? Он не замечал, что наматывает круги по комнате, пока не налетел на Полину.

- Сядь, я тебе все по порядку объясню.

- Мне от тебя, - не хватало еще разреветься, - не объяснения нужны.

- Знаю я, - Полина властно подняла его голову, - чего тебе нужно.

Сеня мгновенно этим воспользовался и опрокинул ее на диван, как недавно в мыслях. Ни объятие, ни поцелуй нисколько не походили на нежность – только злость и отчаяние.

- Ты знаешь, ты знаешь, - он  задыхался от отсутствия воздуха, - маленькая испорченная дрянь...

К его большому удивлению, она не отбивалась, хотя и отвечать тоже не собиралась. В ее глазах, если бы он в них заглянул, было удивление, да, может быть, еще и жалость. Она мягко погладила его по щеке и жарко дыхнула в ухо:

- Знаю, Сенечка. Тебе этого всегда хотелось, только ты научился сдерживаться. Можно поинтересоваться, зачем?

- Зачем сдерживаться? – он был так ошарашен ее вопросом, что даже не заметил распахнувшейся блузки.

- Именно, - Полина спокойно стала застегиваться, - зачем ты все время держишь себя в узде, когда тебе хочется меня обнять, поцеловать, про остальное я уже  молчу.

- И правильно делаешь, - он отошел на безопасное расстояние и заворожено уставился на ее пальцы, перебиравшие перламутровые пуговички. - Ты еще ребенок. – Он сглотнул слюну и глухо добавил. - Как я могу тебя подталкивать?

- А! Так ты от меня ждешь сигнала? Зеленый свет - проезд свободен!

Сеня поднял руку, чтобы ударить, но сдержался и отошел в сторону.

- А ты сучка.

- А ты не знал? – ее лицо мгновенно стало злым. - Мы все - сучки. Только с кобелями проблема. Перевелись настоящие кобели. Пока найдешь что-нибудь стоящее - седина появится.

- Ты лучше меня не заводи, - Сеня в один прыжок оказался рядом и схватил  ее за руки, - а то я за себя не отвечаю сейчас.

- Это тебе только так кажется, - она резко оттолкнула его.

- Что ты знаешь? Кажется? – он заставил себя посмотреть ей в глаза. – Что? Что мне кажется?  

- Я много раз пыталась понять тебя, Сенечка, - Полина безжалостно решила высказать все, что думает. - Когда рядом со мной сидят пацаны-одногодки, я их чувствовать начинаю. Даже тех, которым я противна. Понимаешь, они меня ненавидят, но рядом - дрожь унять не могут. А ты... не знаю, как это сказать, ты, как автомобиль, у которого сел аккумулятор. Вроде все в порядке, а сам завестись не можешь.

- Да у меня рядом с тобой рацио работает! – отчаянно завопил Сеня.

- Что? – изумилась она.

- Рацио! – ему казалось, что от крика рухнут стены.

- Посмотри на меня, - Полина медленно двинулась навстречу. - Внимательно посмотри! У тебя в другом месте должно работать.

- Придет время, и заработает, - он не узнал свой голос.

- Вот дурак, - она громко рассмеялась. - Какой же ты дурак! Нельзя быть такой рыбой. Да у тебя внутри не кровь течет, а интегральные решения перемещаются.

- Ошибаешься. Я очень тебя люблю. И я очень тебя уважаю. Мне казалось, что ты это понимаешь.

- А как я могу это понимать, - теперь уже орала Полина, - если ты даже не удосужился мне об этом сказать?

- Я думал, - он искренне удивился, - ты все видишь.

- Я хочу еще и слышать!

Она отчаянно стала молотить кулаками по его плечам. Сеня не уворачивался, а только пытался поймать ее руки.

- Я не знал, что это так важно.

- А теперь знай! – она вырывалась и снова била его. - Это важно! Очень важно. И запомни на будущее - пригодится - женщине надо говорить, что она тебе дорога, и, желательно, почаще. Мы должны быть уверены, что нужны.

- Это же ничего не меняет, - промямлил он обречено.

- Смотря для кого, - она тяжело дышала, - как видишь, для меня меняет, и очень сильно.

- Ты хочешь сказать, - он с надеждой посмотрел на нее, - что если бы я вовремя тебе сказал, что люблю, ты бы не решила выходить замуж за Андрея?

- Нет, Сенечка, я этого сказать не хочу. Теперь разговор вообще не об этом.

- Это точно, теперь все не об этом. У меня такая радость была... Мы бы с тобой... Эх...

Он безнадежно покачал головой и двинулся к выходу. Она бросилась наперерез.

- Постой-постой. О чем это ты?

- Теперь это уже не важно, - он отворачивался от нее, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы.

- Глупец. А ну, выкладывай.

- Я грант выиграл, - вяло протянул он. - После нового года на четыре семестра могу ехать в Принстон.

- Какой же ты молодец! – Полина радостно обняла его. - Получилось! Я так и знала, что у тебя получится! И у тебя получилось!

- Порадуйся за меня, - он нашел в себе силы поиронизировать. - Это щедро, это великодушно!

- Сенечка, - она поцеловала его, - милый, как это здорово! Ты сейчас все поймешь. Спасибо, судьба, не подкачала, старуха!

- Чего ты радуешься? – теперь он точно ничего не понимал. - А... как вовремя меня от тебя убирают? Как удачно...

- Ай да мы! Ай да молодцы! – Полина включила громкую музыку и поскакала по комнате молодой ланью.

- Совсем ребенок, - Сеня глупо улыбался, глядя на нее. - На тебя даже обижаться нелепо. Ты же ничего не понимаешь. Дали тебе игрушку - любовь называется, а ты ее сломала. Глядишь на обломки и радуешься. Чадо несмышленое.

- А теперь, - Полина внезапно остановилась, - Сенечка, слушай и не перебивай. Сядь, пожалуйста, а то ты - существо нервное, шишек, не приведи господи, набить можешь ненароком.

- Да, уж, пожалуй, я лучше посижу, - он плюхнулся в кресло. - На дальнюю дорожку.

- Молчи, - фыркнула она, - Мне 18 лет. Тебе - 23, маме - 45, Андрею - 47.

- Глубокомысленное начало.

- Я, - она не обратила внимания на его сарказм, - взбалмошная молодая дуреха, ты - подающий большие надежды ученый, мама - обеспеченная бизнесменша, Андрей - богатый и могущественный человек. Врубаешься?

- Не очень.   

- От меня никто не ждет никакого толка. Ты - будешь нарасхват, правда, может, не сегодня и не в этой стране, но так обязательно будет. Только пока я живу на мамины деньги, а у тебя - вообще никаких. Это так?

- Ты же знаешь, - он никак не мог взять в толк, куда она клонит? - если я начну подрабатывать, с наукой придется завязать. Тяжелые физические нагрузки мне не вынести, а работать головой, - я потом ни о чем думать не смогу.

- Не оправдывайся, Сенечка, - Полина быстро затараторила. - Ты ни в чем не виноват. У нас жизнь такая - сволочная. Поверь мне, я бесконечно рада за тебя. Ты добивался этого гранта и получил его достойно.

- Я его выиграл честно! 

- Нисколько в этом не сомневаюсь. Только это все была присказка. Ты готов услышать сказку?

- Мне кажется, что...

- Так, готов?

- Наследство? – предположил Сеня.

- Не совсем, - она внимательно посмотрела на него. - А ты не только цифры складываешь, это уже обнадеживает. 

- Поля, может, не стоит?

- Стоит. Точно, стоит. Надо только правильно все рассчитать. Поэтому ты мне и нужен.

- Можно, я выпью? – он почувствовал, что еще немного и голова разлетится, как разрывная пуля.

- Сейчас.

Она соскочила с места. Сеня тоже встал. Он попробовал сосчитать, сколько прошло часов с тех пор, как… А что «с тех пор»? Или он забыл, в какое живет время? Сегодня у всех головы работают, как калькуляторы – выгодно не выгодно. Вчера – было выгодно, а сегодня – исторический курьез. Обочина. Абракадабра. Что там прокричала продавщица, та самая у метро? Он так напрягся, что на лбу выступила испарина.

Чемпионы, чемпионы.

Мяч по полю катится.

Расцвели вокруг пионы

Рядом с каракатицей.

Так кто же он, Сеня? Чемпион? Каракатица? Пион? Или мяч, который катает по полю всякий, кому придет охота? Он забегал из угла в угол, словно загнанный зверь: «Мяч по полю катится…»

- Чего наливать?

Полина толкала перед собой столик на колесах. На нем зазывно расположились закуски и бутылки – с водкой, шампанским и минералкой.

- Водки, пожалуйста.

- И я поем заодно, - она налила ему полную рюмку, а себе взяла бутерброд с рыбой.

- Странно, - Сеня удивился, - я даже ничего не почувствовал.

- Это понятно. Давай, дальше, - она налила ему еще и подвинула блюдо с нарезкой. - Так вот. Я у мамы - единственная наследница. Все ее - мое. Ну, не сейчас, конечно, но все равно по всем законам - мое. А  миллионы Андрея кому достанутся?

- А ты тут при чем? – приятное тепло разливалось по телу и мешало думать.

- Не скажи, - Полина внимательно посмотрела на него. - На матери он не может жениться.

- Почему? – Сеня протянул руку к шампанскому, но Полина налила ему еще водки. - Мне казалось, что он ее любит и вполне в состоянии...

- Он-то в состоянии. Да ей не надо.

- Почему же?

Сене постепенно все происходящее начинало казаться каким-то далеким, чужим. Хорошая выпивка, отличная закуска… Ему нет никакого дела до чужих проблем, женитьб, миллионов…

- А потому, что когда-то не захотел на ней жениться, а теперь он ей в таком качестве и не нужен.

- У нее другой есть?

Зачем она этот глупый разговор? Если все закончилось… Ему страшно захотелось спать, сейчас…

- У нее никого, кроме меня, нет, - она тряхнула его за плечи.

- Совершенно ничего не понимаю, - от резкого движения, хмель отступил. - Ты же ему - родней собственной дочери.

- А нет у него собственной дочери, - Полина почувствовала, что ее терпение подходит к пределу, - и сына собственного тоже нет. Во всяком случае, никто не объявлялся пока. Но в глазах закона, я ему - никто. Понимаешь? Мы даже не родственники какие-нибудь дальние.

- Ну и что? – Сеня еще больше запутался.

- Вот дурак ученый! – она не на шутку рассердилась. - Ты словно бермудский треугольник, сколько в тебя не вкладывай - все пропадает без следа.

- Да не ругайся, пожалуйста, - он попробовал налить минералки, но неверная рука дрожала. 

- Пожалуйста, - Полина забрала бутылку, сама наполнила стакан и протянула ему. - Я должна выйти за него замуж и стать его наследницей! Теперь ты понимаешь?

- Теперь понимаю, – газовые пузырьки приятно защекотали небо. - А я где буду?

- Непроходимый! – зло зашипела Полина. - В Америке ты будешь! В принстонском университете. Наукой своей замечательной заниматься будешь четыре семестра.

- Как же я там без тебя буду, - он развел руками, - один?

- Ты там без меня будешь, - она отчетливо выговаривала каждую букву. - Один. Включишь рацио свое, - теперь она уже кричала, - и будешь щелкать задачки!

- А ты? – он не понимал, почему она так беснуется.

- А я буду замужем за Андреем, - Полина была готова растерзать его.

- А потом? – миролюбивая улыбка разгладила его лицо.

- Суп с котом! – она уже не кричала, а орала во весь голос. - Ты мне надоел. Не пей больше, совсем перестал соображать.

- Я ведь через два года вернусь.

Хмель, кажется, не собирался возвращаться. Жаль, пьяному хотя бы не так больно.

- И возвращайся себе на здоровье, - Полина сбавила громкость.

- И что будет?

- Где?

- У... у нас.

- За это время я перекачаю его денежки, - нет, он все-таки непроходимый тупица, хоть и хороший математик, - построю  дом для нас и обеспечу будущее.

- Это же нечестно! - он чуть не упал на пол. «Ничего себе поворот», - промелькнуло в голове. - Все это как-то грязно.

- Ничего, - успокоила его Полина, - мы бассейн большой построим, отмоемся.

- Можно задать тебе вопрос?

- Смотря какой?

- Ответь, пожалуйста, только искренне, - он взял ее за плечи. - Как такое тебе в голову пришло?

- Я еще пять лет назад так решила.

Она выглядела усталой, решительной, какой угодно, только не лживой.

- Пять лет назад? – он был потрясен. - Тебе  тогда 13 было.

- К нам бабушка приехала, мамина мама.

Полина совсем не собиралась рассказывать об этом, но так даже лучше. Пусть он узнает все, во всяком случае, у нее должен быть запасной выход. За два года многое может измениться, а Сеня ее действительно любит, а там… Краем сознания она отметила Колю, но вспомнила, что у его джипа уши отлетели…

- Ну? – Сеня нетерпеливо теребил ее за рукав. – Что потом случилось?

- Нас с очередной квартиры выгоняли за неуплату. Бабушка как раз деньги привезла. Они думали, что я сплю, и всю ночь разговаривали. А я соплями обливалась, но не пикнула. Мама объясняла, почему не выходит за Андрея замуж. Он над ней посмеялся вначале. Говорил, что любая рада за него на ринге сражаться, только он - сокол вольный, летает, где хочет. А мама беременная была.

- Он был против ребенка? – Сеня отказывался верить в то, что Андрей мог отказаться от ребенка.

- Он о ребенке так ничего и не узнал.

- Ничего не понимаю! Почему?

- Потому что мама - гордая. Она никогда никому не навязывалась. А если бы она рассказала ему о ребенке, он бы решил, что она его словила. И оставлять ребенка было нельзя. Андрей же знал, что у нее никого, кроме него нет.

- У тебя мог быть брат или сестра.

Он искренне огорчился за любимую, ведь сам тоже вырос без братьев и сестер. И хорошо понимал, как в детстве хочется иметь рядом родную душу – чуть постарше или помоложе. 

- Я в ту ночь еле сдержалась, - Полина даже не подозревала, как мучительна была для нее эта взрослая тайна, и какое облегчение получила она, наконец-то, поделившись ею, - чтобы не попросить оставить этого ребенка, но побоялась. Знаешь, что было самым страшным? Мама очень так тихо и спокойно сказала бабушке, что он когда-нибудь пожалеет, что не захотел сделать ее своей женой. Понимаешь, пять лет прошло, а она с этим живет.

- Откуда ты это знаешь? – Сеня с тревогой смотрел на дорогое лицо, залитое слезами, и мучительно понял, что не знает, как помочь. - Ты хочешь отомстить?

- Да, Сенечка, я хочу отомстить ему.

- Но он же любит твою мать! Как же...

- Я не буду тебя посвящать, как. Погоди.

Она резко мотнула головой, как бы отгоняя жуткое видение прочь, и вышла из комнаты. Он проводил ее взглядом. Бедная девочка, как же она жила с этим? Он даже содрогнулся от жалости, но тут же вспомнил, как гнев искажал лицо Полины, когда она говорила про Андрея. Может, она права? Женщины, они, вообще, лучше ориентируются в жизни.

Он налил себе еще рюмку водки и медленно выпил ее. В этот раз он почувствовал, как алкоголь обжег горло. Полина вернулась с большой сумкой и стала доставать из нее разные свертки.

- Смотри, - она открыла изящную бархатную коробочку, - это обручальные кольца. А это, - зашелестел объемный пакет, - мое свадебное платье.  Ну, это, - строгая упаковка не оставляла вариантов для выбора, -  ты догадываешься - костюм жениха. И, - на стол упал красивый конверт, - свадебный круиз.

- А... школа? – пролепетал Сеня беспомощно.

- Школа подождет, - Полина рассмеялась громко и искренно. - Все подождет. У нас с тобой есть два года.

- Я не хочу тебя делить с ним! – Сеня порывисто отбросил сверток с костюмом.

- А, может, и не придется.

- А-а? – он рывком развернулся к ней.

- Это уже детали. Нам надо договориться в принципе. Ты согласен?

- Я так сразу не могу, - он тяжело вздохнул и пошел к столику. - Мне надо прийти в себя. Подумать.

- Э, нет, Сенечка. Думать не придется. Придется решать!

- Я еще выпью, - он потянулся к бутылке с водкой.

- Сначала ты мне дашь ответ, - Полина перехватила его руку, - а потом я разрешу тебе напиться до поросячьего визга.

- Да! Да! – закричал он. - Да! - Неожиданно слезы полились у него из глаз. - Господи, какой же я мерзавец. Мы с тобой оба - подонки.

- Хорошо, Сенечка, - она погладила его по голове, как маленького. - . Хорошо, милый. Конечно, мы подонки. А кто нынче свят? Все гадят потихоньку.

 

Четверг

 

В маленькой кухне над раковиной, полной грязной посуды, склонилась худенькая женщина. На ней старый халат, замусоленный передник, волосы собраны в пучок на затылке, в глазах тоска. В соседней комнате слышна громкая музыка и мужские голоса. Что-то упало, женщина вздрогнула и замерла, но раздраженный крик: “Это еще что за дрянь?” - заставил ее повернуться. В кухню кто-то вошел.

- Что ты купила? Я сколько раз тебе говорил, что покупать и сколько! Ты совсем тупая?

Женщина виновато пытается улыбнуться.

- Ах, ты еще и лыбишься?

Она поднимает руку, чтобы заслониться от удара, - бутылка разбивается над раковиной. По белой стене расплывается красное пятно...

«Нет! Нет! Нет! - Нина проснулась от крика и почувствовала, что все ее тело в холодном поту. Потом она долго не могла успокоиться, глядя в потолок и заново переживая давний кошмар, который иногда возвращался во сне. - Господи! – заплакала она, - ну когда же это кончится?»

Ей хотелось убедить себя в том, что ее кошмару, который был пережит в недолгом браке, давно пришел конец. Что она просто утомилась и забыла, что ей нельзя рано засыпать. Надо ложиться далеко за полночь, тогда от усталости уже ничего не снится. Но ничто не успокаивало. Страх, что где-то совсем рядом притаилась беда, разрастался. Она почти физически ощутила, что непременно должно случиться что-то ужасное.

И сильно до боли захотелось прижаться к теплому боку Андрея...

Утром Нина проснулась позже обычного. Голова немного кружилась, но она отнесла это на смену погоды. На дорогах властвовали пробки, и на работу она приехала с сильным опозданием. Проходя мимо буфетной, где народ уже обедал, ей нестерпимо захотелось ворваться и объявить о предстоящем круизе. Она остановилась, чтобы придумать торжественные слова и услышала…

- Вот еще! Если по справедливости, то это относится только к нам. Мы здесь уже 5 лет, а вы - без году неделя – и туда же. Не выйдет!

- Но ведь в прошлом году она всем одинаковые подарки дала, значит, и в этом так же будет.

- Надо, пока еще ничего не ясно, выставить свои требования. Я, например, на отечественное «железо» не согласен. Пусть плохонькая, но иномарка. Возьму и трехлетку, но не старше.

- Да откуда же у нее такие возможности?

- Не беспокойся, она наворовала – выше крыши, пусть платит, эксплуататарша доморощенная…

Сотрудники живо продолжили обсуждение возможных вариантов давления на хозяйку. Нина даже не смогла пошевелиться, казалось, эти грязные, липкие слова пригвоздили ее к полу и обездвижили. Она хотела убежать и разрыдаться от несправедливости и подлости, но против в воли осталась и выслушала до конца все, что о ней говорили подчиненные.

На негнущихся ногах она дошла до своего кабинета и рухнула без сил в высокое кресло. Несколько минут ушло на то, чтобы прийти в себя. Но когда она обрела способность оценивать ситуацию, холодная ярость уже просчитывала ответные меры.

Звонок очень огорчил  тур фирму – пришлось аннулировать целый пакет дорогих путевок. Но Нина была выгодным клиентом, и ей согласились оставить два комплекта с прицелом на будущее. Потом она  позвонила в ближайший цветочный магазин и заказала 60 больших кактусов. Там удивились, но заказ выполнили и уже через полтора часа горшки сгружали у дверей. Когда их перетащили к кладовку, к Нине заявился управляющий и, ухмыляясь, доложил, что прибыла машина с кактусами.

Дальнейшие ее указания были просты. Она велела передать поздравления с пятилетием фирмы коллективу. И добавила, что каждый может выбрать себе в подарок по кактусу. К прошлогоднему компьютеру. Помогает от экранного излучения.

 

Солнечные пятна плавно перемещались по полу от движений шелестящих штор. Телевизор, захлебываясь, рассказывал очередной сладкий, как прошлогодняя патока, «звезданутый» сюжет. Американцы – лихие пройдохи, не имея собственной настоящей, уходящей в века, истории, творили иллюзорную на кино– и видеопленке – эфемерную и химеричную. Очередной из бесконечных пафосных и шумных выставочно-музейных фарсов предлагал насладиться аукционом распродажи одежды жен бывших президентов и их любовниц.    

Вошедшие Полина и Лидия некоторое время молча смотрели на экран, потом Полина выключила телевизор.

- Полиночка, что же все-таки случилось? Мама?

- Тетя Лида, все в порядке. Просто мне надо с вами очень серьезно поговорить, - Полина подвела подругу матери к дивану. - Спасибо вам, что так скоро приехали.

- Я так испугалась, что два раза на красный свет проскочила.

- Как же? – Полина изобразила удивление на лице.

- Не волнуйся, - улыбнулась ей Лидия, - завтра я заплачу штраф.

- Много?

- Перестать, - отмахнулась она.

- Извините меня, тетя Лида, я перестаралась.

- Так что же случилось?

- Я все расскажу, - Полина опустилась рядом с Лидией. - Только прошу вас, - мама ничего знать не должна.

- Да кто же я такая, - засмущалась Лидия, - чтобы...

- Мамина лучшая подруга. А мне вы, - Полина обняла женщину, - как родная тетя.

- Спасибо тебе, доченька, - Лидия смахнула невольную слезу. - Не обращай внимания, это я... это у меня...

- Тетя Лида, ну, не надо, тетя Лида.

- У меня ведь только вы и есть, - она растроганно поцеловала девушку. Без тебя и Нины мне совсем крышка.

- Я сейчас, - Полина выскочила на кухню и быстро вернулась со стаканом воды. - Выпейте, я немного валерьянки накапала. Это успокаивает.

- Спасибо, - Лидия жадными глотками выпила воду. - Сейчас все будет в порядке, - жалкая улыбка растянула губы. - У меня между смехом и слезами теперь короткая дорожка. Все уже. Не обращай внимания. Говори.

- Вам, правда, лучше?   

- Правда, моя хорошая, спасибо тебе.

- Тогда я, пожалуй, начну.

- Ты так торжественна.

- Дело такое, - Полина вышла на середину комнаты. Тетя Лида, я не знаю, рассказывала ли вам мама про свое отношение к Андрею. Если рассказывала, то вы должны знать, что она не собирается замуж.

- Полинька, я тебе этого не могу  говорить, это мамина тайна, но я даже знаю, почему она не хочет выходить за него замуж.

- Это для меня не тайна. Она ему так мстит за отказ.

- Откуда ты знаешь? – Лидия испуганно посмотрела на дверь спальни.

- Я слышала, как мама об этом говорила бабушке.

- Но... как ты... – она нервно достала из сумочки носовой платок. - Ничего не понимаю. Ты его...

- Я ненавижу его, тетя Лида. С тех самых пор и ненавижу. Я помню, как мама ночами плакала, и бабушка очень скоро после этого умерла.

- Бедный ты ребенок, - Лидия прижала к груди Полину. - Сколько же ты пережила, Бедная ты моя, бедная.

- По иронии судьбы, - Полина подняла голову, - я теперь богатая.

- Ну, это... – смутилась Лидия. - Да-да-да, именно, по иронии.

- Мне нужна ваша помощь.

- Ты только скажи.

- У меня есть парень.

- Сеня, - она испуганно закрыла рот, невольно проговорившись. - Извини.

- Это не тайна, - рассмеялась Полина. - Так вот. Сеня уезжает в Америку.

- Он тебя бросил, негодяй! – Лидия гневно вскочила с дивана.

- Нет, что вы, - Полина силой усадила ее обратно. - Он выиграл грант и поедет на два года в университет.

- А ты?

- Во мне-то все и дело. Я выйду замуж на Андрея.

- Ты за... – Лидия с ужасом посмотрела на девушку. - Зачем?

- Я хочу отомстить за маму. Хочу сделать его нищим и несчастным. Хочу отнять у него все.

- Поля-Полиночка-Поленька! – Лидия взяла ее лицо в руки. - Заклинаю тебя, - не делай это! Ты молодая, красивая, не надо портить себе жизнь.

- Не могу, - Полина мягко отстранилась. - Мне надо вылить эту ненависть. Если я этого не сделаю, - она меня разорвет.

- Господи, помоги! – прошептала Лидия.

- Я должна это сделать. Обязательно должна. Я его пять лет папкой называла, любила, ждала каждой пятницы, как новогоднего праздника. А потом узнала правду.

- Как же ты жила с этим, девочка? – слезы обильно потекли по лицу, смывая дорогую «штукатурку». 

- А я не хотела жить, - запальчиво выкрикнула Полина. - Как вспомню, что мама должна была ребеночка убить, все во мне закипало, - сама хотела удавиться.

- Господи!

- А потом соображала, что тогда мама совсем одна останется.

- Почему, почему мы все такие несчастные, - всхлипывала Лидия. - Даже дети. За что же это?

- За жизнь, тетя Лида. За жизнь.

- А мама, мама догадывается о твоих планах?

- Нет. И я  не знаю, как ей это сообщить.

- Подожди, - медленно соображая, испугалась Лидия, - но ведь тебе придется с ним жить?

- Это ему придется со мной жить! - убежденно заявила Полина.

- Это – улыбнулась подруга матери, - существенная разница.

- Сеня вернется через два года. Этого срока мне достаточно.

- Ох, разорить человека можно и за меньшее время. Только как ты заставишь его  жениться?

- Это я беру на себя. Есть варианты. Не буду вас этим мучить. Мне нужно, чтобы вы были рядом с мамой, когда это случится.

- Я должна ей это все сказать?

- Нет, ни в коем случае. Вы должны молчать. Потом я  расскажу, как надо действовать, а пока,  я очень вас прошу, не думайте, что я - самая последняя дрянь.

- Я думаю, что ты несчастная, запутавшаяся девочка. Может, ты решила это под грузом той давней ненависти. А поразмыслишь хорошенько и откажешься.

- Нет, я не просто все решила. Я... – Полина показала коробочку с обручальными кольцами. - У него не будет выбора. Я загоню его в угол.   

 

Сеня бесцельно бродил по бульварам. Город отгораживался от зимы последними теплыми осенними днями. Но ни высокое небо, ни ласковое солнце, ни медленное кружение золота опадающей листвы не радовали сердце. Он не помнил, кто из великих советовал при виде опасности поворачиваться к ней лицом. Рекомендация была хорошая, но устаревшая. В какую сторону теперь ему поворачиваться? Еще неделю назад жизнь представлялась такой понятной.

Впереди маячили заманчивые горизонты – научные перспективы, карьерный рост, будущее с любимой. Из славного списка исключалась только любимая, но Сене казалось, что закончилась собственная жизнь. Мир вокруг потерял свои краски, запахи и звуки.

Он ощущал внутри странную пустоту – полнейшее отсутствие каких-либо чувств. Наверное, его организм замер, затаился, впал в спячку. Ничего не хотелось – ни есть, ни пить. Ноги не гудели от усталости, глаза не болели от яркого света, мысли роились мелкими осами и ничего не выражали поодиночке. Какие-то обрывки фраз выплывали хаотично из сознания и тут же проваливались обратно, так ничего и не сформулировав…         

 

Вечером Лида хозяйничала на кухне у подруги. Она с тяжелым сердцем готовила ужин уставшей и измотанной Нине. Разговор с Полиной привел ее в ужас, приходилось следить за каждым словом, чтобы ненароком не проговориться. Вот она беда, которую предчувствовала подруга. Пришла, не спросясь, оттуда, откуда должна была появиться радость… За этими невеселыми мыслями Лида чуть не проворонила вскипевшее молоко.

Нина лежала на кровати и, не отрываясь, смотрела на дверь. Лида вошла с подносом.    

- Как же я не люблю молоко, - Нина брезгливо скривилась, - да еще и кипяченное.

- Не говори так, это очень полезно.

- Вид этой пенки у меня вызывает приступ тошноты.

- А ты закрой глаза, и вид исчезнет, - посоветовала Лида. - Давай, не капризничай, пей.

- Гадость! – она, морщась, выпила молоко.

- Вот умница.

- Что ты прыгаешь вокруг меня, словно я заболела, - Нина села на кровати. - Просто давление подскочило, а Полька сразу тебя призвала со мной бороться.

- Погода стоит прекрасная, - Лиде изо всех сил хотелось оттянуть неизбежное, - с чего это у тебя давление так подскочило?

- Если я тебе расскажу, ты не поверишь!

- Я всему поверю, - Лиде показалось, что грохот ее сердца слышен даже на улице.

- Пора тебя, мужняя жена, к жизни приобщать. Ты совсем  от одиночества ошалела.

- Приобщай, - улыбнулась подруга, - я только рада буду.

- Как тебя приобщать, если ты ведешь себя, словно у постели умирающего. А я нынче не покойница, а именинница.

- Как же это? – всполошилась Лида. - Я и не знала, без подарка пришла.

- Светлый ты человек, Лидушка, сегодня фирме моей пять лет!

- Поздравляю тебя, - заохала подруга. - Это же какой праздник! Юбилей. Ниночка, ты молодчина. Нет, не молодчина. Такой праздник утаила.

- Вот и причина моего давления.

- Упилась на работе? – захихикала Лида.

Нина откинулась на подушки и принялась рассказывать, как спустя год после начала работы, она со всеми сотрудниками пошла в ресторан. Гуляли они тогда собственные деньги. Сами за себя заплатили. На следующий год помещение редакции затопило, и они ничего не отмечали. Трехлетие ей захотелось отметить ценными подарками. Доход уже был приличный, и она могла себе позволить немного роскоши - всем купила по телевизору. В прошлом году - дарила компьютеры. А в этом -  планировала поехать всей газетой на новый год в круиз - все равно ведь две недели никто не работает.

- Вот это да! – восторгу Лиды не было предела. - Тебя, наверно, все любят в газете.

- Ну, все не все, но я надеялась, что ко мне относятся хорошо. – Вдруг лицо Нины исказилось, и она выкрикнула зло, - суки поганые!

- Что с тобой, Ниночка? – испугалась Лида.

- Над нам дураки, а под нами - варвары. Знаешь, они решили, что я перед ними заискиваю. Что я их подкупаю. Я после обеда хотела объявить о круизе, а утром поехала по делам в издательство. Возвращаюсь, иду мимо буфетной, а там...

- Не хочешь, - Лида замахала руками, - ничего не рассказывай. 

- Ну, уж нет. Дудки! Они обсуждают, что бы с меня потребовать. Они, дескать, на меня пашут, а я за это их машинами должна всех обеспечить. Нет, ты понимаешь! Три раза в день кормежка, медицинская страховка, проездные билеты, половину стоимости путевок туристических во время отпуска я им выплачиваю, каждый месяц премиальные... Им все мало. Я своими руками фирму строила, мне никто не помогал. Мы с Полькой телеграммы по утрам разносили и школу ее вечером мыли, чтобы собрать деньги на открытие фирмы. А они за просто так живешь меня обдирать собираются. Разозлилась я, ты даже представить себе не можешь, - как!

- Глупые люди, - подруга успокаивающе погладила Нину по голове. - Жадные и неблагодарные. Вот еще, внимание на дураков обращать!

- Нет, ты представляешь, я им - должна! – Нина никак не успокаивалась. - Плебеи! Ну, я им праздник устроила, аж самой стало приятно!

- Чего же ты придумала? Ушла?

- Вот еще! Очень надо мне бегать, прятаться, сопли морозить. Я отменила круиз, но тут же забронировала места для нас с тобой.

- Ниночка! – образовалась Лида, но тут же удрученно добавила, - меня муж не отпустит!

- Отпустит, - уверенно сказала Нина. - Я организую. Но это еще не все.

- А что еще?

Циничная усмешка запрыгала на губах. И Нина в красках поведала придуманную каверзу с кактусами.

- Кактус... к компьютеру... – Лида даже зашлась от смеха, - после ожидания машины... Ну, ты и стерва. Нинка, ты гениальная женщина. Так набить морду - уметь надо. Не выдумка - лавровый венок. Так тебе после этого не в постели валяться надо, а куда-нибудь на прием званый загреметь.

- Не поверишь, - Нина допила холодное молоко, не почувствовав его вкуса, - только мне так  нехорошо стало. Как представлю их злобные лица - вся радость от выдумки пропадает.

- Тебе теперь на работу дня два лучше не ходить, - задумчиво посоветовала Лида.

- Знаешь, я решила, потихоньку сменить всех сотрудников. Пусть знают свое место. Они - наемные работники. И в друзья ко мне пусть не набиваются. Они работают, я - плачу. Не устраивает - скатертью дорога!

- Это ты сгоряча так решила.

- Нет! Я уже и объявления составила. Путь думают, что фирма расширяется. Они ведь сами себе смену будут выбирать и готовить.

- Нина, зачем ты так! – подруге стало жалко незнакомых

- А только так и надо! – Нина яростно обрушила кулак на подушку. - Я для них, оказывается, коварная и жадная акула, - так пусть почувствуют зубы.

- Ниночка, давай не будем принимать поспешных решений, - Лида незаметно отодвинула пустой стакан из-под молока от края тумбочки. - Ты переутомилась, обиделась, у тебя голова болит, давление...

- Хранительница ты моя, - Нина смахнула невольную слезу, - вечно меня выручаешь. Если бы не ты, у кого бы я деньги до зарплаты занимала бы, кто бы Польку мою пас.

- Я тут как-то  альбомы с фотографиями листала, мы ведь необъявленные родственницы с тобой.

- Точно, - согласилась Нина, - хотя говорят, родных не выбирают.

- А кто у нас остался? – Лида быстро-быстро заморгала, чтобы не заплакать. - У тебя - Полька, а у меня где-то в Сибири тетка - одинокая и старая. Давно писать перестала. Лет семь уже. И, что интересно, деньги и посылки не возвращаются, а в ответ - молчание. Я даже не знаю, кто их получает.

- А ты бы поехала, посмотрела, - предложила Нина.

- Когда мы стали хорошо жить, я собралась однажды...

- Он не отпустил, - догадалась она.

- Такой скандал закатил, - подтвердила Лида. - Кричал, ногами топал, слюной брызгался, - я испугалась. С тех пор тайком гостинцы посылаю. Тетку я эту никогда не видела. Адрес нашла в мамином блокнотике после смерти. А, - махнула она рукой, - может, мамочку кто добром вспомнит?

- Ты хоть кошку бы себе завела.

- Что ты! Он никого не любит! Я собаку себе купила. Большая такая, коричнево-белая. А ухо одно - черное. Смешная. Гуля, - Лида почувствовала, что слезы сами собой полились по лицу, но она не стала их вытирать. - Это я так в детстве гулять просилась. Гуля и Гуля, - меня даже ребята так дразнили до самой школы. Знаешь, я, когда спать укладываюсь, Гуле глазки ушками прикрываю, чтобы утром солнышко не разбудило, - она отвернулась, хлюпая носом, в поисках салфетки.

- Собаке?

- Плюшевой… - всхлипнула Лида.

- Подонок! – гневно выкрикнула Нина. - Вот погоди, я с твоим мужем разберусь! У меня давно руки чешутся!

- Что ты? – испугалась подруга. - Что ты. Я сама виновата, - добавила она горько. - Ты же меня предупреждала. Надо было тогда рожать. Сейчас бы тоже школу кончали с твоей... Что об этом теперь говорить! Как с учебой у Полины? Куда ты ее определять решила?

Лида чуть не прикусила себе язык, но было уже поздно – имя названо, а значит, до развязки осталось совсем немного, но может, еще...

- Пусть закончит сначала. Английский у нее скверный. И не торопится она. Да и я подумала и решила, что настаивать не буду. Пусть сама решает.

- Ты ей доверяешь? – она уже не знала, зачем спрашивает?

- Она умная, глупостей не сделает.

- Ты днями в этом сомневалась.

- Нет, я в ней уверена, она меня не подведет.

- Не подведет, - Лида закрыла глаза и попробовала вспомнить хотя бы одну молитву. - Поля тебя не подведет.

 

Пятница.

 

Утренняя прохлада приятно щекотала кожу. Полина прихорашивалась перед зеркалом под тихую музыку. Ей понравилось, как сидит на ладной фигуре короткое черное платье с большим вырезом на спине. Она ритмично покачивала бедрами, тренировала взгляд - очень хотелось придать ему томность и загадочность.

Неожиданно в поле зрения попала низкая ваза с осенними листьями, которые гладил Сеня. Как давно это было? В другой жизни, хотя прошла всего неделя. Она недовольно убрала напоминание о прошлой жизни на подоконник за штору: «Надо будет потом выкинуть».     

Резко зазвонил телефон.

- Слушаю. Привет. Нет. Ты очень не вовремя. Мы же договорились, что я сразу тебе позвоню. Ты, наверно, думаешь, что для меня все просто. Сеня, я сама очень волнуюсь. Спасибо тебе за поддержку. – Дверной звонок запел «Хабанеру» - Все, -  это он! Я пошла. Да к черту, к черту!

Она бросила трубку, оглянулась на зеркало, сделала неуловимое движение по волосам и побежала в прихожую. Через некоторое время в  гостиную вошел Андрей. Он не снял плащ, явно не собираясь задерживаться.

Полина выглянула из темного коридора, придерживая букет роз. Андрей оглянулся на нее и громко засвистел, но она не подхватила. Он удивился.

- Ты чего? Мама дома?

- Нет. Мне просто не хочется свистеть.

- Как знаешь.

- Как работа?

- Полька, зачем этот политес? - он начинал сердиться. - Я отменил сегодня важную встречу. А теперь хочу получить вразумительное объяснение, почему это нужно было делать?

- Я ведь предупредила тебя за неделю, все можно было уладить.

- Не всегда. Эта встреча была необходима только мне. А теперь придется ждать, когда все опять сложится.

- Сложится-разделится-простыней постелится, - она небрежным жестом бросила розы в кресло.

- Что-то ты игривая с утра, - он проследил глазами за полетом цветов. - С чего бы это? А? В школу, как обычно, не пошла. А ну, давай, выкладывай.

- Сколько ты меня знаешь? - Полина медленно приблизилась к нему.

- С десяток годков, а что?

- И как я тебе?

- Вот так, сразу? – рассмеялся Андрей.

- Да, вот так, сразу, - с непонятным ему напором ответила она.

- Наповал!

- Врешь!

- Век водки не пить! – заверил он ее.

- Принимается, - она медленно повернулась вокруг своей оси. - А где повал больше?

- Где вырез, - искренне оценил он. - Только мне больше по душе вырез на груди.

Полина резво метнулась к ящику с вязанием и вытащила ножницы.

- Вырезай!

- Ну и шуточки у тебя с утра, - опешил он.

- Какие шуточки? - она подошла вплотную к нему, - платье стоит полтыщи баксов.

- Тем более, - отступил Андрей. - Тебе тренироваться не на ком?

- Мне нужен совет специалиста, - Полина улыбнулась своей самой лучезарной улыбкой.

- Какой совет может дать столетний пень?

- А пусть пень не придуривается. Тем более что он не пень, а хрыч. И сто лет ему будет не скоро.

- Да, дела пошли, - Андрей с тоской подумал о сорванной встрече. - Кончай дурака валять. Что случилось?

- Прямо вот так сразу и говорить? – наступала Полина.

- А чего тянуть.

- Без подготовки, без пристрелки? – не унималась она.

- Я же не мишень, - ему уже начала надоедать эта непонятная игра. - Не финти, девка. Я догадываюсь, дело в деньгах. Обещаю, ругаться не стану и помощь организую.

- Любую?

- Бетон!

- Я должна быть уверена, что ты от слова своего не отступишь.

- Я должен кровью расписаться? – расхохотался Андрей.

- Расписаться еще успеешь, - заверила его Полина.

- А ну, распахивай потемки черной души, - он подошел к ней вплотную и взял за плечи. - Что, что я не так сказал? Не ешь меня глазами, я тебе не враг. Нет... – он легко повернул ее к свету, - тут что-то не так. Полина, ты дрожишь вся, - привычным движением он прижал ее к себе, успокаивая и защищая от неведомой беды. - Девочка моя, кто тебя так напугал?

Полина резко выпрямилась, поцеловала его в губы и отступила на несколько шагов. Некоторое время они стояли друг против друга. Зазвонил телефон, но никто из них к нему не подошел. Телефон долго не умолкал. Потом наступила гнетущая тишина. Первой ее разорвала Полина.

- Понятно, - она зазывно облизнула губы, - тебе в детстве прививку против столбняка не делали.

- Тут дело инфарктом попахивает, - он чувствовал, как звуки с трудом выталкиваются из горла.

- Скажите, какие мы хрупкие! - иронично пропела она.

- Зачем ты это сделала? – Андрей подскочил к ней и затряс, как дерево. - Кто тебе разрешил так с людьми поступать? Что! Что ты себе вообразила?

Полина снова быстро поцеловала его, потом чуть оттолкнула от себя и бросила с вызовом:

- А я должна еще и разрешение просить? У кого? У твоей мамы  - так ты вроде бы совершеннолетний.

- Я тебе в отцы гожусь! – отчаянно закричал он.

- Ты мне не отец! – так же отчаянно закричала она и близко подошла, глядя в глаза. - Ты мне не отец. Я тебе не дочь. Мы взрослые люди.

- Поленька, доченька...

- Доченьки под столом гуляют, - она закрывает ему рот ладонью. - Поленьки в школу ходят, а я  - Полина. Аполлинария.  Принадлежащая Аполлону. Аполлону! Понимаешь?

- Сбесилась девка, - он отлепил ее руку. - Ты ко мне лучше не подходи, я ведь и высечь могу. Не посмотрю, что ты принадлежащая Аполлону.

- И не жалко? – она вызывающе сделала несколько шагов, словно манекенщица на подиуме. - Тело девичье нежное калечить.

- Ты не больно-то телом верти. Напридумывала себе черт знает что! Дурище! А мать тебе не жалко?

- Мать мне жалко! – резко бросила она ему в лицо. - Но ее здесь нет. Тут только ты и я. И я тебя люблю! Могу еще определеннее - хочу! И даже больше - давно!  Ты слишком любил играть со мной, чтобы замечать, как я на самом деле к тебе отношусь.

- Прости меня, ребенок, я ничего такого не хотел, - Андрей рухнул на диван – ноги перестали держать. - Поверь, я не виноват, я...

- Слова это все, Андрюшенька.

Полина подошла к нему, но не села рядом, а прижала его голову к своим ногам. Он замер и перестал дышать. Потом она опустилась на колени и положила его руку на свое сердце. От закрыл глаза то ли от страха, то ли от…

- Слышишь, как бьется. Оно всегда так гремит при тебе, только ты другие волны принимаешь.

- Поля-Поля... –  воздух с силой вырвался из легких.

- А теперь, послушай внимательно эти сигналы. Неужели ты не в состоянии их понять.

Андрей медленно отстранил ее от себя, встал с дивана и сделал несколько шагов к выходу. Если бы он, не оглядываясь, пошел к двери,  Полина бросилась бы извиняться, уверять, что пошутила… Она была готова так сделать… Он резко вернулся, поднял ее, стиснул руки и усадил рядом собой, но в глаза посмотреть было для  него невыносимо.

- Я тебя вырастил, -  Андрей надолго замолчал, и она уже готова была повиниться. Но он вдруг отчаянно непривычным тонким голосом  взвизгнул. - Я маму твою люблю!

- Не отворачивайся, - у Полины отлегло от сердца. - Не укушу. Давай спокойно поговорим.

- Давай, - согласился он радостно, надеясь на шутку.

- Только не заблуждайся, - она победно улыбнулась. - Это не ошибка.

- Поля, я все понимаю, - он суетливо попробовал убедить ее, - девочки всегда влюбляются в седых немолодых мужчин. Да и чего греха таить, в моем возрасте лестно внимание молоденькой красотки. Многие на этом попадаются. Нет, поверь, я ничего плохого сказать не хочу. Десять лет дают мне право не сомневаться в твоей искренности. Мне просто тебя очень жаль. Ты хороша, ты невозможно хороша. И будь я помоложе...

- А кожа у тебя, - она провела своим пальцем от виска к воротнику его рубашки, - гладкая. – Потом повторила тот же маршрут его пальцем на себе. - И у меня кожа гладкая.

- Безумие какое-то, - Андрей прижал руки к вискам.

- Я знаю, ты свыкся. Мама за десять лет тебя приучила.

- Твоя мама - прекрасная женщина! – он метнулся в сторону спальни, словно бы ища там защиту.

- Мама - прекрасная женщина. Я - прекрасная женщина. И я, в отличие от мамы, хочу за тебя замуж.

- Ты еще в школе учишься! – он уцепился за этот аргумент, как за соломинку.

- Эту беду можно поправить, - она легко отмахнулась от его довода. -  Я так учусь, что никто не мешает сегодня заплатить, а завтра получить на руки аттестат о среднем образовании. И под страхом смерти я пообещаю никогда им не пользоваться по назначению.

  - Да, - натужно рассмеялся он, - не в той школе ты училась!

- Первое совпадение! – похвалила его Полина.

- Не понял.

- У нас совпали взгляды на обучение.

- Кто-нибудь, помогите! - он беспомощно рванул на себя оконную фрамугу, - я не знаю, как надо вести себя в подобных ситуациях?

- Мы одни, - Полина рассудительно стала загибать пальцы. - И в подобные ситуации не надо попадать. Но, коль скоро попал, то плыви по течению.

- Я не могу последовать за тобой, - от готов был выть от отчаяния.

- А я и не хочу, чтобы бы последовал за мной.

- Как же? – Андрей обескуражено отошел от окна. - Я так понял...

- Ты не так понял. Я хочу выйти за тебя замуж. Я хочу, чтобы ты меня забрал отсюда. Я хочу жить с тобой. У тебя. Я хочу иметь от тебя ребенка. Если мы с тобой не полные козлы, то можно успеть наладить выпуск приличного потомства.

- Ты... – он набрал воздух, но ничего не смог добавить.

- Не пузырись! Я не пошлячка. Я хочу, чтобы мои дети были здоровыми, красивыми, умными. Нам нужен сын. И я хочу, чтобы он был похож на тебя.

- Это тяжелая артиллерия, - Андрей не узнал свой голос – такой безжизненный и глухой.

- А ты думал, я буду тебя щадить? Это война. И ты - моя добыча. Я тебя пять лет пасу. И ты будешь моим. Уверяю тебя, даже посопротивляться для вида я тебе не позволю.

- Я взрослый самостоятельный мужик. А ты со мной, как с вражеским дотом.

- Самостоятельный, говоришь? Вот поэтому решение должен принять ты сам. И так в нашей семье будет всегда: ты решаешь, а я - только подчиняюсь. Вот увидишь, я очень хорошая исполнительница.

- Раньше ты играла на нервах, - Андрей изо всех сил сдерживал дрожь в коленях, - теперь спустилась пониже.

- Фу, какая гадость, - от Полины не укрылся мелкий тремор брюк, она готова была праздновать победу, но для уверенности надо бы дойти до конца. - Могу документально подтвердить, что на инструментах этой группы тебе придется меня учить играть.

- Не сомневаюсь, ученицей ты окажешься способной.

- У меня достойный учитель. Итак, ты готов?

- К чему? – он с тоской подумал о том, что сегодня - пятница.

- Мы тут не в подкидного играем.

- Да ты сумасшедшая! – неожиданно к нему вернулись силы и решимость, она даже сел на диван, закинув ногу на ногу. - Ничего не будет. Я могу тебе обещать, что ничего не скажу матери, но это все, на что я способен в данной ситуации.

Полина пристально проследила за Андреем, потом сорвалась с места, опрокинула его, как кошка добычу, на подушки и впилась в губы. Он попытался вырваться, но она не намертво сомкнула объятия. Он еще немного посопротивлялся, но потом потихоньку затих и прижух, как мышонок.

- Если этого мало, - она приподнялась над ним, - я просто не дам тебе дышать.

- Отпусти, - попросил он глухо. - Встань, пожалуйста. Я прошу тебя, Полина, встань.

И еще, - она поднялась. - Я не приму отказа. У меня, может, нет маминого романтизма, но я устала жить без тебя. Предупреждаю по-хорошему.

- Ты угрожаешь? – он боялся открыть глаза и посмотреть на нее.

- Все ошибаются в жизни. Если это - ошибка, я хочу ее сделать. Если мне не дадут ее совершить, я сотворю другую ошибку. Но постараюсь, чтобы уж ее-то исправить никто не смог.

- Поля, Поля, что ты говоришь? – он сделал попытку встать с дивана, но она оказалась рядом. - Одумайся! У тебя впереди - вся жизнь.

- Только в одном случае -  если ты будешь рядом.

- Но я... я, - он нелепо крикнул, - не люблю тебя!

- Ты любишь меня, - заявила она безапелляционно. - Просто ты этого еще не понимаешь. И очень боишься себя. Неужели тебе не надоело ходить и умолять женщину, которая не желает выходить за тебя замуж? А я - желаю. Неужели тебе не хочется иметь собственного ребенка? Я могу тебе его родить. Неужели тебе не хочется ласки каждую ночь? Я буду самой ласковой женой. Неужели тебе не хочется после трудного дня рассказать о своих  проблемах близкому человеку? Я буду всегда рядом. Неужели тебе не хочется во время простуды капризничать и вредничать? Я буду поить тебя горячим молоком с утра до вечера...

- Все! – закричал он во весь голос. - Да! Да! Да! Я хочу! Я хочу, - в горле что-то странно забулькало, и он прошептал, - всего этого. А ты не обманешь меня, девочка? – Он стиснул ее голову и заглянул с глаза. - Я старый, я буду ревновать тебя и бояться потерять. Я буду следить за тобой и проверять, я буду подсылать к тебе сыщиков, приходить внезапно домой.

- Я люблю тебя, глупый, - она постаралась быть предельно искренней. - Ты можешь делать со мной, что угодно. Только, - добавила она кокетливо, - не бросай меня, братец кролик, в терновый куст.

- Как же ты догадалась? - Андрей засмеялся тихо и счастливо. - Как ты смогла догадаться?

- У меня было мало времени, - охотно стала объяснять она, - поэтому приходилось быть очень внимательной. Тебя легко вычислить.

- Вычислить? - изумился он. - Меня вычислить? Как это?

- Очень просто, когда ты задумывался, то следил за мной, а не за мамой. А в последнее время перестал меня обнимать.

- Ты выросла, и мне, казалось, что поцеловать тебя в макушку, - безопасно.

- Это меня и убедило окончательно.

- Женщина! – воскликнул он восхищенно.

- Но держался ты стойко. А теперь я тебе кое-что покажу.

Полина стала вытаскивать из большой сумки пакеты, а ему протянула конверт. 

- Сначала изучи это.

Андрей недоуменно принялся перебирать бумажки.

- Какие-то чеки. Что это?

- А ты попробуй подсчитать.

- Это, это... – он быстро складывал в уме цифры. - Я тебе дал эту сумму. Ты...

- А теперь смотри сюда, - она протянула ему бархатную коробочку.

- Обручальные кольца...

- Это - твой костюм, - она подвинула к нему пакет. - Надеюсь, что все совпадает.

- Тебе взяла деньги на... – он был потрясен.

- Я все купила. Свое платье я тебе показывать не буду, но оно в этом пакете. А сумку ты увезешь с собой. В доме ее оставлять опасно. Я не хочу рисковать. Только обещай, что ты не будешь любопытничать и не станешь смотреть на мой наряд - плохая примета.

- Да-да, конечно, я все сделаю, как ты  скажешь, - Андрей порывисто обнял ее. - Ты - великая женщина!

- Мне нравится твоя отметка, - Полина была явно польщена, но если бы он знал… - Я, пожалуй, сделала правильный выбор, остановившись на таком учителе.

- Негодница, милая моя негодница, - он ненадолго замолчал. - А как же мы маме все расскажем?

- Из этого следует вывод, что вы, хрыч Андрей, делаете мне официальное предложение руки сердца.

- Пожалуйста, - попросил он ее, - не называй меня хрычом.

- Пожалуйста, - согласилась она, - не буду называть тебя хрычом и торжественно в том клянусь.

- А предложение мое ты принимаешь?

- А предложение твое я, так и быть, принимаю. Не могу смотреть, когда мучаются хорошие седые люди!

- Я тебя люблю! – Андрей подхватил ее на руки и закружил по комнате.

- Еще! – потребовала Полина.

- Я тебя. Люблю!

- Еще! Еще! Еще! А теперь мы пойдем в спальню.
       - Это же, - он остолбенел, -  мамина спальня!

- Исполнение желаний! – она настойчиво поцеловала его.

- Если так, - он еще крепче прижал Полину к груди, - то пошли в спальню!

 

Сеня бессмысленно следил за падающими листьями. Они медленно кружились от ветра и собственной крохотной тяжести. Звуки долетали до него, словно сквозь плотный слой ваты. Машины тарахтели, дети смеялись, воробьи ссорились из-за корочки хлеба, а он ничего не слышал. Тучи быстро овладевали небом, но Сене было все равно – дождь, ветер? От него остались только глаза и боль…

Боль начиналась где-то в районе макушки и заканчивалась в мизинце. Тело потеряло всякую чувствительность, казалось, его можно было колоть, жечь, резать…

 

Тяжелые шторы держались как хорошие пограничники - не впускали день. Она позволила себе еще немного понежиться, потом досчитала до сотни, встала с кровати, выключила торшер и дернула за шнур. Нестерпимый свет солнца ворвался в комнату. Все свершилось!

Полина набросила на голые плечи мамин халат и внимательно осмотрела спальню. Конечно, теперь можно было и не прятать следов, но мама – не враг, с ней таким образом поступать нельзя. Она порылась в шкафу, потом с сожалением сняла простынь и скрылась в ванной комнате. После этого ей пришлось вооружиться утюгом. Видел бы ее сейчас Сеня! Покрывало снова придало большой кровати девственный вид, и халат занял свое место в ванной.

В гостиную Полина вошла в своей привычной одежде, но на голове царил большой беспорядок. Она этого не замечала и внимательно осматривала комнату: поправила гардины, положила на место диванные подушки, сменила воду в вазе с розами. Раздался темпераментный призыв «Хабанеры».

- Ну, рассказывай, что у вас произошло, - Сеня стремительно вошел в комнату и обернулся. - Ты где?

- Здесь я, - Полина уже успела причесаться, но была не уверена и все еще опасалась, что что-то может быть не в порядке, - не кричи, пожалуйста, - добавила она медлительно.

- Я думал ты сзади, - Сеня старался заглянуть ей в глаза.

- Я там и была, - она лениво прошла мимо.

- Поля, не томи, что произошло? У тебя получилось?

- Я очень устала. Голова просто раскалывается.

Сеня быстро приблизился к ней и развернул в свету.

- Только да или нет.

- Да, - сказала она безразлично.

- Нет?

- Да, Сенечка, да!

- Не могу в это поверить, - он обошел ее, внимательно осматривая и боясь упустить даже незначительные изменения, но ничего не заметил. - Я до последнего надеялся, что у тебя ничего не получится.

- Мы же договорились, что тебе это ничем не грозит, - она легко опустилась на диван и поджала ноги, -  и нам очень выгодно.

- Так-то это так, только боязно. За два года все может случиться.

- Вот мы и проверим.

- Ты так легко об этом говоришь.

Он тяжело вздохнул. Вот и все. Она – чужая. Больше не будет детских игр, романтических мечтаний…

- Не так легко, как бы мне хотелось.

На большом диване Полина казалась маленькой испуганной девочкой. Ему стало ее нестерпимо жаль. Господи, она же еще совсем ребенок, глупый, капризный, вздорный, но ребенок.

- Прости, - он нежно обнял ее и почувствовал, как глухо забилось сердце, - я догадываюсь, в каком ты еще напряжении.

- Думаю, не догадываешься.

Она не сделала попытки освободиться, и его пронзила сумасшедшая надежда, может, не поздно…

- Конечно, я не могу почувствовать. Но представить, какая колоссальная концентрация сил тебе потребовалась, я могу.

- Ладно, Сеня, мне очень плохо. Я бы хотела отдохнуть, если ты не против.

- Что ты, как я могу быть против? - он усилием воли подавил надежду. - Я рад буду помочь. Ты только скажи, что надо сделать?

- В ванной комнате на полочке возьми пузырек с валерьянкой и накапай мне в воду.

Сеня мгновенно соскочил с дивана и бросился в двери, потом выбежал обратно.

- А сколько накапать?

- Капель 20-30, думаю, хватит. Я прилягу тут, - она вытянула ноги

Едва за Сеней закрылась дверь, Полина быстро встала и набрала телефонный номер.

- Тетя Лида, это я. Все. Я все сделала. Получилось. Не могу больше говорить. Теперь ждите сообщений от мамы. Спасибо.

Она торопливо положила трубку и приняла прежнюю позу.

- У меня ничего не получается, - стакан с водой дрожал в руках Сени, он беспомощно показал ей пузырек с темной жидкостью. - Я сбиваюсь на 15 капле, три раза пробовал.

- Садись, Сенечка. Давай, я сама, - Полина спокойно отсчитала капли и протянула ему стакан. -  Выпей.

- Это же для тебя! – вскрикнул он, машинально проглотив противную настойку.

- Я  вижу, что и тебе не помешает.

- Я, действительно, как на иголках, - согласился он.

- Все кончилось. Все. Можно теперь успокоиться. Отдыхать. Теперь отдыхать.

- Ну, хотя бы в двух словах, - попросил он нетерпеливо.

- Сделал предложение, - лаконично уступила она.

- И все?

- Нет, - Полина иронично усмехнулась. - Нам было трудно, но мы преодолели все сложности и победили. – Она пристально посмотрела на него. - Я просто засыпаю. Сеня, давай отложим. Я приду в себя, а после выходных мы обо всем поговорим. Ладно?

- Я не доживу, - уверенно сказал он.

- Пожалей меня. Давай созвонимся в воскресенье.

- Мне будет трудно, но я буду учиться терпению.

- Сенечка, я верю, у тебя все получится.

- Он к тебе не приставал? – Сеня подозрительно бросил взгляд в сторону спальни.

- Сеня! Приставала к нему я.

- Я всю ночь не спал, - пожаловался он. - Представлял, как вернусь к тебе в Москву, и мы заживем. Станем дом украшать, детей растить. Потом под утро уже задремал. И во сне увидел тебя на каком-то необыкновенно красивом острове. Там полно необычных цветов. Мы плавали в бассейне, а по воде медленно перебегали блики. Сказка. А на бортике стояли бокалы. Мы подплывали и отпивали по глоточку. Я проснулся со вкусом шампанского во рту. Надо обязательно выпить шампанского.

- Потом, - заверила его Полина, - мы выпьем шампанское потом.

- Все. Ухожу. Не вставай, я захлопну дверь.

Он медленно попятился к выходу, с сожалением глядя на то, как она уютно умащивается на диване. Через мгновение с легким стуком захлопнулась входная дверь.

«Давай-давай, - подумала Полина. - Это хорошо - поплавать с шампанским». Он легко вскочила с дивана и запрыгала по комнате, словно играла в дворовые «классики».

 - Добрый день. Будьте добры, мне нужен Андрей Сергеевич. По личному. Мое имя Полина. Да, спасибо, я подожду… Это я. Привет…  Не может быть? Я не нашла. Хорошо, подожди, пойду проверю. – Она побежала в спальню, заглянула под кровать и, довольная, вернулась к телефону, размахивая золотым браслетом с мужскими часами. - Ты был прав. Я нашла их под кроватью. - Ее лукавая улыбка не оставляла сомнений, но Андрей был на том конце провода, поэтому пришлось заверить. - Я не обижаюсь. Знакомое место, у тебя просто сработал рефлекс: пришел, разделся и положил часы под кровать. А дома, как поступаешь? Учту. Не волнуйся, я все успела. Нет, простынку не заменить, оказалось, что такая у мамы одна… Что-что? Пришлось потрудиться, - я не хочу, чтобы она поняла. Все остальное я и так скажу, а про постель ей знать не обязательно. – Она выгнула спину, как довольная кошка. - А я всегда была умницей… Ничего особенного. Просто как-то необычно, я бы сказала  - не комфортно… Я не хочу об этом по телефону. Ладно, мне еще много надо успеть… Правда? Я очень рада. А рукава не короткие? Мне они показались сомнительными? Тогда остался последний рубеж - мама… Нет, давай, как договорились. Мне проще действовать по плану… Хорошо. Я постараюсь. Все. Пожалуйста, только точно в срок. Целую.

Полина неторопливо подошла к зеркалу и придирчиво принялась осматривать себя. Ей хотелось найти внешние признаки перехода девушки в женщину. Но сколько она не всматривалась, ничего нового в себе не заметила, хотя тело немного ломило от непривычного состояния. «Ай да Андрюшенька! – подумала она. - Прости, мама! Я чуточку просчиталась. Все должно было быть иначе. Но так мне нравится больше!»

Она бесцельно блуждала по квартире, боясь себе признаться в том, что старается запомнить ее. Внутреннее чувство подсказывало, что вечером эта жизнь – беззаботное существование под маминым крылышком - безвозвратно закончится. Она нагадила в родном гнезде, нагадила сознательно, и вряд ли мать ее простит, хотя… Полине показалось, что комнаты заполнились удушливым запахом горелого. Стало нестерпимо оставаться дома, и она вышла прогуляться на улицу.

Машины жили своей собственной жизнью – торопливо срывались с места. Едва начинал мигать зеленый глаз светофора. Мимо неслась чужая жизнь – манящая и загадочная - взрослая. Резко завизжали тормоза. Она оглянулась. Из двери с опущенным стеклоподъемником кто-то энергично махал рукой.              

- Привет, шалая!

- Ты чего без ушей? – Полина узнала Колю и его джип с оторванными зеркалами, - надо починить.

- Практикую новую моду. С такой прической, - он похлопал по дырке от бокового зеркала, - ему удобнее – ничего не цепляется. У тебя как?

- Как в танке! – уверенно сказала Полина.

- Жаль.

- Лучше порадуйся за меня.

- Я о себе переживаю. Такая девка – и не моя! Достанешься какому-нибудь старому хрычу.

- Где практикуешь? – удивилась она.

- Просто опытный глаз, - Коле стало неприятно от собственной догадки. - Но ты его поскорее обдирай, как липку, и ко мне! Держи, - толстые пальцы протянули аляпистую визитку, – буду ждать.

- А ушей хватит? – расхохоталась она.

- С моим карманом, мы и хвосты с тобой крутить будем. Подумай!

- Подумаю, - пообещала Полина и опустила визитку в сумочку.      

 

Нина вернулась с работы совсем без сил. Она еле дотерпела до окончания работы и ехала домой на автопилоте. Никогда еще пятница не казалась ей такой трудной. Косые взгляды подчиненных и их хмурые лица доконали ее окончательно. Она даже в какой-то момент пожалела о своей выходке с кактусами.

В гостиной было темно. Нина осторожно приблизилась к дивану и откинулась на подушки. Тотчас же с криком подскочила и включила свет.

- Полька, ты меня напугала! Лежишь в потемках. Что случилось? Ты не заболела?

- Ой, мама, ты уже пришла, - дочь протирала глаза, словно, спала. - А меня сморило.

- День был трудный?

- Что-то вроде того.

- А у меня просто невозможный. Ты не забыла, сегодня нашей газете пять лет. Вот тебе подарок, - она достала небольшую продолговатую коробочку, - и кактус.

- Смешной, - Полина поставила горшок на пол и занялась коробочкой. На бархотке блестел изящный кулон на золотой цепочке. - Ой, как красиво. Спасибо, мамулечка, - она искренно обняла мать и чмокнула ее в щеку. - А как на работе все прошло?

- В этом году праздника я не устраиваю.

- И правильно, нечего их баловать каждый год.

- Я тоже так решила. Тем более что они уже и на голову стали садиться. Ладно, чего это я? Очень хочется есть. Я там по дороге бутербродов накупила, принесешь?

- Тебе чаю или кофе?

- Я бы чего покрепче хлебнула.

- Идет. И я присоединюсь.

- Только я в спальню пойду, ноги не держат.

- Хорошо, я все туда принесу.

Полина отправилась на кухню. Пальцы заметно дрожали, когда она вынимала из пакета бутерброды. Все, что случилось до этого момента, четко происходило по плану.  И Сеня, и тетя Лида, и Андрей сравнительно легко плясали под ее дудку, но с мамой… Она даже приблизительно не знала, как приступить к самому последнему барьеру?

Нина с видимым удовольствием сменила деловой костюм на уютный домашний халат, сняла часы и украшения, в ванной избавилась от макияжа и быстро освежилась под душем. Теплая вода смыла с тела дневные заботы и усталость, холодная - взбодрила и подняла настроение. Теперь можно было и перекусить перед приходом Андрея. Она не стала сушить голову феном и вышла с влажными волосами.     

Навстречу ей Полина везла сервировочный столик на колесах. Они забрались с ногами на кровать и устроились по-турецки.

- Удобно как, - Нина подложила себе под спину подушки. - Я раньше не замечала. Как интересно. У тебя природное чувство цвета. Ты так раскладываешь еду, что ее хочется быстрее съесть.

- Это всегда приятно - открывать новое в известном.

Полина не выглядела польщенной, что-то в ее голосе зацепило слух неестественностью.

- Ты странно говоришь.

- Давай выпьем, мама, за все хорошее, что у нас было, - дочь, пряча глаза, разлила алкоголь по бокалам.

- С радостью, - присоединилась Нина, ничего не подозревая. - Отличное вино! – Она протянула руку к бутылке. - А, это Андрюха принес, вот мы и попробовали.

- А теперь, - Полина снова наполнила бокалы, - давай за все, что у нас будет.

- Не части. Так и захмелеть недолго.

- Нет, мамочка, - убежденно кивнула головой Полина, - мы с тобой не захмелеем.

- Я себя знаю, на голодный желудок мне достаточно и десяти граммов.

- Ты еще не знаешь себя, мама, - медленно выговорила дочь.

- Что произошло? – Нина поставила бокал на столик.

- Я выхожу замуж, мама, - Полина подняла голову и отчаянно посмотрела на мать.

- Ну, вот, - расстроилась Нина, - как чувствовала, что ты не засидишься! Пыталась тебя к учебе приобщить, - она махнула рукой. - А как же школа? Впрочем, какое это теперь имеет значение? У тебя серьезно?

- Очень, - выпрямила спину дочь.

- Спасибо, что предупредила. Вы уже обо всем договорились?

- Не совсем, - Полина мучительно старалась выдержать вопрошающий взгляд матери. - Но главные вопросы мы решили.

- Это Сеня? – Полина покачала головой. - Нет? Я его знаю, ты мне его покажешь?

- Да! Да!

- Что, да-да? – повысила голос Нина.

- Первое да - ты его знаешь, - загнула палец Полина. - Второе - я тебе его покажу.

- Вот и поздравление с пятилетием фирмы! Нет, ты не думай, Поленька, я не обижаюсь, просто это так внезапно, мне нужно привыкнуть.

- Придется, - дочь быстро посмотрела на часы.

- Он из хорошей семьи? Предупреждаю, я ни на чем не буду настаивать. Как вы захотите, так и будет. Просто... Просто я не могу в себя прийти от этой новости.

- Ты ведь очень хотела, чтобы я чем-нибудь увлеклась по-настоящему.

- А, знаешь, - Нина удивленно улыбнулась, - ты права - это не самый плохой вариант.

- Это точно! – убежденно сказала Полина.

- Как же будут величать моих будущих внуков?

- Андреевичами, - едва выдохнула дочь.

- Одобряю, - засмеялась Нина, - вся в меня!

- Не торопись, - язык еле ворочался во рту.

- Я уверена, что ты плохого человека не выберешь. Но мне нравится твоя осторожность. Правда, давай, пока повременим с оценками. Значит, его зовут Андрей. А сколько ему лет?

- Он, - Полина уже обрела голос, -  не студент.

- С мальчиками очень сложно, тут я тебя одобряю. Молодец, не делаешь моих ошибок.

- Он солидный человек, мама.

- Ты еще совсем молоденькая, - насторожилась Нина. - Доченька, надо же думать о будущем.

- Я о нем только и думаю.

- Ничего не могу вспомнить, - она потерла лоб, стараясь представить окружение Полины. - Кроме Сени ты никого в дом не приводила.

- Я  - нет.

- Андрей-Андрей, - повторяла Нина, - Нет, прости. Я только одного знаю.

- А больше и не надо.

- Ты же не захочешь, - предположила Нина, еще ничего не понимая, - чтобы я перестала встречаться с Андреем?

- Я захочу, - резко сказала Полина.

- Ты же не против того... Ну, хорошо, пока не определимся, вам нужна будет комната. Ладно, я буду уезжать на выходные к Андрею. Так тебя устроит?

- Туда поеду я.

- Куда? К жениху?

- К Андрею.

- Ну, и прекрасно, ты поедешь к своему Андрею, а я...

- Он – мой, - Полина перебила мать.

- Кто твой?

- Андрей!

- Да, - засмеялась Нина, - поняла.

- Нет, мамочка. – Полина встала с кровати и отошла к стене. - Это не так. Прости, меня, пожалуйста. Я буду надеяться, что ты когда-нибудь меня сможешь хотя бы понять.

- Нет, - прошептала Нина после долгой паузы и тотчас страшно закричала, -  Нет!

- Да, – у Полины не дрогнул ни один мускул. - Мы говорим об одном и том же Андрее. Мама!

Полина бросилась к матери и обняла ее, но Нина в ужасе разжала руки дочери и отодвинулась на самый край кровати, словно перед ней была пропасть.

- Зачем? Зачем это тебе нужно?

- В двух словах, - Полина стиснула зубы, чтобы не разреветься, - я хочу ему отомстить.

- За что? Что он тебе плохого сделал?

- Он не хотел на тебе жениться! - отчаянно крикнула Полина, - и ты страдала.

- Это было в незапамятные времена, - Нина устало вздохнула, - и мне самой давно уже безразлично. А ты, выходит, все знала? Бедная ты моя, бедная, - она печально посмотрела на дочь. - Я прошу тебя, не губи себя. У тебя только начинается жизнь.

- Ты позволила мне делать собственные ошибки, помнишь?

- Как глупо, - Нина горько улыбнулась. - И что же он?

- Достаточно того, что он согласен.

- Неделя, всего неделя, - она налила себе полную рюмку и выпила, не почувствовав вкуса. -  Когда свадьба?

- Ты ни о чем больше не хочешь узнать? – изумилась Полина.

- Нет, доченька, не хочу. Ведь не только ты замуж выходишь, но и он - женится. Значит, все правильно. Он давно хотел иметь семью.

- Мама, - Полина напряженно следила за лицом матери, - если ты сейчас скажешь, что любишь его, - я отступлюсь.

- Нет, родная. Не скажу, - Нина медленно опустила ноги на пол и придвинула к себе столик. - Ты, пожалуйста, побыстрее реши с датой свадьбы. А я с Лидой на это время в круиз поезду, - а то получится какая-то двусмысленная ситуация. – Она положила большую ложку горчицы на ветчину и наполнила бокал. – Еще в салон, пожалуй, загляну...

-. Мама, не надо пить, - беспомощно попросила ее Полина. - В какой салон?

- Есть тут недалеко один салон, - она хотела улыбнуться, но не смогла. - Мне его когда-то порекомендовали. Видимо, настало время посетить…

В наступившей тишине резко взорвалась «Хабанера» звонка. Нина дернула рукой и пролила коньяк. Полина вздрогнула и подалась вперед.

- Это…

- Пойди сама открой, мне на сегодня достаточно. И еще, знаешь, - она глотнула остаток из бокала, - не забудь посетить гинеколога.

- Я же обещала.

Полина, чтобы не расплакаться выбежала из спальни. Нина медленно поставила бокал и негнущимся пальцем стала набирать телефонный номер.

- Лида, это я, - она не узнала свой потухший голос. - Нет, просто у меня... Лидочка, приезжай скорее, мне очень плохо… Нет, нет, родная, не сердце. Хотя, наверно, и сердце. Врач мне не поможет, мне нужна ты. Спасибо. Спасибо.

Без сил она откинулась на подушки. В проеме двери показались Андрей и Полина.

- Мама, это к тебе.

- А-а! – приподнялась Нина. - Пришел... Ну, как же, пятница. Проходи. Куда ты, Поля?

- У нас нет хлеба в доме, - дочь быстро выбежала из спальни...

- Точный расчет, все по науке. Ладно, иди, - Нина подложила подушки под спину и спрятала дрожащие руки в полах халата. - Извини, что в спальне. Не я выбирала, но это для тебя привычнее.

- Нина... – Андрей мучительно подбирал слова.

- Я бы не хотела ни о чем говорить, - остановила его она, - но видимо, у Полины свои планы, так что, давай покороче.

- Нинулечка, - ее лицо исказилось, как от сильной боли. -  Да, конечно. Даже не знаю, что говорят в таких случаях.

- В такие случаи не попадают, - криво усмехнулась она, - на моей памяти такой случай - единственный. О таком можно только специально где-то прочитать.

- Да, да, я знаю, - он стал нервно жестикулировать и кивать на дверь, в которую вышла Полина. - Она призналась, что давно меня любит. Я, честное слово, ничего не знал, ничего. Она сказала... у нее были... я спрашивал... так не делают... мне показалось... В общем, я хочу детей.

- Моих внуков, - повторила отрешенно Нина, - будут величать Андреевичами.

- Не надо, Нина, - попросил он, - не рви сердце.

- Это я оставлю тебе, - сказала она жестко.

- Я никогда не думал, что...

- Это должно было случиться. Рано или поздно, ты все равно бы ушел. Просто нелепо, что к Полине.

- Она замечательная девушка.

- Что да, то да! Твой выбор я одобряю. А вот она - ошиблась.

- Я все сделаю для ее счастья! - убежденно вскрикнул Андрей.

- У тебя впереди очень трудная жизнь. Придется соответствовать молодой жене. – Нина безжалостно посмотрела ему в глаза. - Ты готов? Мне грустно, ох, как мне грустно.

- Если бы ты согласилась, этого бы никогда не случилось. Я ведь столько тебя просил. Мы могли быть отличной семьей. Сколько всего хорошего здесь было.

- Больше не будет, - отрезала она.

- Ты все-таки  странная женщина. Мы обманули самих себя. Мы все упустили.

- У тебя появилась возможность кое-что наверстаешь. Только почаще оглядывайся, - Нина мучительно сглотнула горькую слюну. - Там сзади неумолимо идут годы. Не советую забывать.

- Мне только 47, - запальчиво выкрикнул он. - У меня прекрасное дело, замечательно успешная карьера, деньги. И все - в никуда. А теперь у меня появился шанс передать все собственному ребенку. Да, она хочет родить мне сына!

- Я рада за вас, - голос Нина стал совсем безжизненным.

- Я буду его учить всему, что знаю сам, - еще больше воодушевился Андрей. - У меня много идей, планов. Полина прелестное создание. У нас будет чудесный дом. Я уже распорядился о каталогах, - он вдохновенно грезил на яву. - Мы выберем самый лучший проект. В лесу, с бассейном, с теннисными кортами, с детскими площадками.

- В Париж, - скорбно проронила она, -  надо в 17 лет.

- Да, все надо успеть, - он с увлечением взмахнул руками. - А почему ты так сказала?

-  Когда я тебя любила, - тоска навалилась на голову и сжала виски тугим обручем, - тебе нужна была любовница. А когда тебе захотелось жены...

- Так ты... – Андрей был оглушен ее поздним признанием.

- Да, Андрюша, - вынуждена была подтвердить Нина, - я возненавидела тебя с той минуты. Прости, если сможешь. Я виновата перед тобой. Только не обижай Польку, пожалуйста. Ей кажется, что все в жизни можно рассчитать. Она еще глупая. Она еще верит в счастье.

- А ты?

- Я взрослая женщина и, как ты помнишь, сильно битая. И давно перестала читать сказки. А ты скоро под них будешь загонять спать своих детей. Тебе надо верить. Иначе - погибель. Без веры семьи не построить.

- Обещаю тебе, - его лицо стало печальным и серьезным, - я буду верить. Я верю. Мы с Полиной будем счастливы. Нет, не могу. Ты пять лет меня терпела. Пожалуйста, прости меня, дурака. Я тебя упустил. Каким же я был идиотом. Жизнь какая-то нелепая. Бежал-бежал по дорожке. Куда? Зачем? А теперь все сначала. Мне бы еще лет 20 - детей успеть поднять. Жалко, что у нас с тобой не было ребеночка.

- Нет, не жалко, - она скрипнула зубами, но он это не услышал.

- Тебе легко рассуждать, у тебя есть дочь.

- Теперь нет, - Нина почувствовала, что ей нестерпимо хочется вымыть руки, которые мгновенно стали липкими. - И рассуждать мне не легко. И хватит. Встречи были без любви, расставание пройдет без слез. Свадьба - это ваше дело. Будет трудно с внуками - зовите. Помогу. А теперь - уходи.

- Я не хочу тебя так терять, - Андрей беспомощно переминался с ноги на ногу.

- А чего же ты хочешь?

- Не знаю, но так я не хочу.

- Иди, мальчик, иди, я же тебя не бью, - к месту вспомнился ей Гоголь...

- Можно мне тебя поцеловать? – попросил Андрей.

- Решил отвыкать постепенно? – усмехнулась она.

- Я никак сам не могу поверить в происходящее. Я боюсь за тебя. У тебя была такая трудная неделя. Да, кстати, у тебя ведь сегодня юбилей?

- Действительно, кстати, - Нина рассмеялась бы, если бы ей не хотелось плакать. - Спасибо за подарки. Я оценила. Не переживай, хорошо, что все до кучи. Знаешь, ужасно удобно, когда проблемы сваливаются все разом. Пока начнешь разбираться, какая-та сама по себе обязательно разрешится.

- Я не могу так просто уйти.

- Уйди сложно, - посоветовала ему она.

- Ты еще можешь шутить?

- Скоро и ты научишься. Забирай свое новое приобретение. Я очень устала. Желаю счастья.

- Спасибо тебе за все и прости меня за все, - Андрей подошел, опустился на колени и поцеловал ей руки. - Прими уверения, что... что...

Их мучения прервала бодрая «Хабанера». Андрей тяжело поднялся и порывисто прижал к себе Нину, но она оттолкнула его.

- Хватит, так до утра будем прощаться. Не на луну отлетаешь. Свидимся еще. Поди, открой, это ко мне. И... держись! Как это… У нас все хорошо?

Андрей, не оглядываясь, вышел из спальни. Через некоторое время заглянула Лидия и тихонечко постучала по дубовой двери.

- Проходи подруга, - Нина удивилась ее мертвенной бледности. - Да на тебе лица нет. Полина? – догадалась она. - Слушай, а давай махнем в круиз со следующей недели. У меня теперь куча денег освободилась.

- Как же это? – Лида прижала к своей груди голову Нины. - У меня в голове не укладывается.

- Я тоже еще не очень уложила. Хотя все правильно. Ты же меня предупреждала.

- Я – ворона, - Лида ударила себя по щеке. - Мне все говорят, лучше молчи, а то напророчишь.

- Хорошая ты моя. Как же тебя все запугали. Лидка, ты же классным экономистом была. Давай ко мне на работу!

- Мой класс, - засмеялась подруга, -  давно только полы мыть способен!

- А ничего. Мы поднатужимся, запряжем мозги. Они еще не заржавели. Что такое сорок с небольшим? Это же капитал!

- Нинка, это обуза.

- Нет, подруженька дорогая, мы с тобой еще повиляем хвостами.

- А пошли в твой салон? – предложила Лида, и тотчас же испуганно замолчала.

- Обязательно, - пообещала Нина. - Сначала мы с тобой в салон сходим, утомим мальчишечек. Я сегодня - баба голодная.

- А я - всегда.

Они долго смеялись вместе. Смеялись до тех пор, пока не почувствовали, что сейчас разрыдаются.

- Потом мы поменяет тур, - привычно стала планировать Нина...

- А куда этот твой круиз? – поинтересовалась Лида, хотя ей было все равно.

- Главное - подальше отсюда, - уточнила Нина.

- Это верно. А он меня отпускает. Я только про тебя сказала, он тут же разрешил.

- Баба у него завелась, - предположила Нина.

- Я тоже так думаю, - согласилась с ней Лида. - Ну, и ладно. А ты про меня серьезно, или как?

- Нет, товарищ верный. Я тебя в круизе натаскаю, а потом к себе заберу. Золотые горы не обещаю, но квартиру через год ты себе купишь. А пока, можно, и у меня пожить. Пошли они все...

- Это точно, - сказало бодро Лида. - Ты не спросила, они уже переспали? Ой, прости, я дура.

- Ничего, подруженька, ничего, - Нина прижала к себе худенькое тело Лиды. - Дело житейское. Не спросила, да и зачем мне знать это?

Точно так же, как минуту назад они вместе смеялись, теперь - дружно заплакали. Каждая плакала о своем, но в этом плаче было и то, что объединяло подруг, - молодость ушла. Ушла безвозвратно. Впереди маячила горькая старость – безрадостная и одинокая. 

В темной гостиной на ощупь пробирались в детскую Полина и Андрей. Он на что-то наступил и вскрикнул.

- Тихо ты! – зашептала Полина.

- Ногу подвернул. Это нелепо. Давай уйдем.

- Я должна забрать свои документы и твои розы.

Полина включила свет и выдвинула ящик шкафа, в котором хранились семейные фотографии и документы.

- Мне кажется, что в квартире кто-то есть, - прислушалась Лидия...

- Я думаю, что они вернулись.

- Хочешь, - отважно предложила подруга, - я их выгоню?

- Нет, зачем, - Нина удержала Лиду. - Она же не может уйти без своих побрякушек. Ты лучше намочи мне полотенце.

Лида вышла в ванную комнату, выбрала маленькое розовое полотенце для лица и включила холодную воду.

- Я чувствую себя здесь и вором, и преступником одновременно, - Андрей озирался по сторонам, словно впервые попал в квартиру.

- А это одно и тоже, - не стала разбираться в деталях Полина. - Помоги мне. Посмотри вот в этом пакете. Паспорт я уже нашла. Еще свидетельство о рождении надо забрать и школьные дневники.

Они вместе стали перебирать бумаги.

Лида вышла из ванной с полотенцем в руках.

- Забыла спросить, а, сколько длится круиз?

- Поедем недели на три, - ответила Нина. - Чтобы море из ушей  выливалось. А потом я продам эту квартиру и половину денег переведу на счет Полины. Мне теперь наследники без надобности. Они сами по себе, я - сама по себе. Куплю домик комнат на десять. Тебя туда заберу и отдам на откуп - будешь перестраивать до посинения. Собак заведем с кошками. Настоящих. И твоего плюшевого пса с ухом тоже заберем.

- Гулю.

- Гулю, – согласилась Нина. - Выпьем, подруга, - она наполнила бокалы.

- Как ты думаешь, у них это давно? – Лида кивнула в сторону гостиной.

- Я думаю, что у Полины это давно.

- Неужели ты не видела? – не поверила Лида.

- Видела я, видела! – закричала Нина. - Только не знала, что вижу!

Андрей поднял голову, - ему показалось, что в спальне у Нины, что-то происходит.

- Слышишь? – наклонился он Полине. - Мне это не нравится.

- Это уже чужая жизнь, - она развернула его голову. - Вот, нашла. Пойдем. Я все взяла. Да… еще твой букет, - она вынула цветы из вазы.

- Неужели, мы сюда больше никогда не придем?

- Плохое слово – никогда. Я счастлива. Я  - сегодня. Я - счастлива. Я - люблю. Я - любима. И мне все равно! Пусть хоть весь мир перевернется. – Полина вышла на середину комнаты и поклонилась на четыре стороны. - Спасибо этому дому. А теперь пойдем к тебе. Я так долго об этом мечтала. Теперь это настоящая правда! И не будем оглядываться. – Андрей чуть не упал от ее резвого объятия. - Сейчас подожди меня, я соберу вещи.

Он присел на диван. Полина выключила свет в гостиной и ушла в свою комнату. Андрей задумался и не заметил, как в темном проеме появился незнакомый силуэт.

- Не понимаю, - Лида никак не могла успокоиться, - как же она могла?

- А я понимаю, - высморкалась Нина. - Она не за меня мстит. Она мне мстит. Только сама себя не осознает.

- Так легче?

- Нет. Просто плата за это будет дороже.

- Она еще не знает, что платить приходится за все.

- Я помолюсь, чтобы она узнала это попозже.

- Поля? – неуверенно позвал Сеня. -  Я тебя не вижу. Ты его уже?

- Она меня уже, - включил свет Андрей.

- Добрый вечер, - смутился Сеня.

- Добрый, если не шутите, молодой человек, - Андрей злобно впился взглядом в близорукое лицо. 

- Я имел в виду... – оробел Сеня, - я хотел... вы здесь...

- Вы хотите сказать,  - нарочито медленно выговаривал Андрей, - что все знаете?

- Что, что я знаю? – смешался Сеня.

Полина застыла за дверью, услышав голоса мужчин. Ей было неудобно держать в одной руке – чемодан, в другой – кактус.

- Только мне что-то подсказывает, что платить ей придется очень скоро, - твердо отчеканила в своей спальне Нина.

- Вы сговорились с Полиной? – Андрей угрожающе приблизился к молодому человеку. - Отвечайте, только правду.

- Я не понимаю, о чем идет речь? - попробовал увильнуть Сеня.

- А я, кажется, - шею Андрея залила краска, - начинаю понимать. – Перед его глазами мелькнула сестра: «заарканит тебя какая-нибудь свистушка, сам не рад будешь, а петля уже затянется».

- Ты все-таки решила побороться? – удивилась Лидия.

- Побороться теперь придется Полине, - выпалила Нина.

- Я очень рад за вас, - Сеня резко отступил. - Мне сразу не понравилась эта затея. Нам не нужны ваши деньги. Я остаюсь, или сделаю все, чтобы забрать ее с собой в Америку. А то она, пожалуй, еще родит вам, а мне потом...

- Э, нет, - Андрей стиснул мощной хваткой узкую ладонь и с удовольствием заметил гримасу боли на нервном лице. - Она родит мне. В этом вы можете не сомневаться. И я все дня нее сделаю. А вы поезжайте себе с богом.

- Она меня любит, - вырвал свою руку Сеня, - и я моложе вас!

- Вы мне не соперник, - рассмеялся Андрей.

- Это почему же? – запальчиво взвизгнул Сеня.

- Тебе кажется, - Лида сняла потеплевшее полотенце и направилась к ванной, - что Андрей ее раскусит?

- Он станет вести свою игру, - уверенно ответила ей Нина. - Но уже без правил.

- Над нами дураки, под нами - варвары? – повторила присказку подруги Лида.

- Примерно так.

- Я уже был таким, как вы, - Андрей брезгливо разглядывал Сеню. -  Вам нечего предложить Полине, кроме молодости и туманных обещаний. А женщины - существа очень конкретные. Они могут пойти на меньшее, но немедленно.

- Полина не такая, - крикнул Сеня.

- Да, Полине нужно все и сейчас, - уверенно заявил Андрей. - Поэтому вы поедете в свою Америку и будете там терпеливо ждать.

- Чего? – изумился молодой человек.

- Вы будете ждать Полину. Вернее, вы будете ждать, пока она мне не надоест, - отрезал он жестко.

- Вы - чудовище! – испугался Сеня.

- Я очень деловой человек. Вы, надеюсь, тоже.

- Я останусь у тебя? – предложила Лидия. - Полина не вернется?

- Ей некуда возвращаться, - проронила Нина устало.

- Где Полина? – Сеня отчаянно приблизился к Андрею.

- Вы сейчас же уйдете, оставив свой телефон. За границей у вас будет хороший кредит. А после я сделаю вас представителем нашего холдинга в Америке или устрою на работу в "Вank of America". Выбирайте!

- Это нечестно, - попытка сопротивления была так слаба, что в нее не поверил и сам Сеня.

- Нет, это – честно, - бросил Андрей. - Если вам этого мало, я готов обсудить ваши предложения, но в другом месте.

- А, если Сеня ничего не знает? - предположила Лида. - Может он еще...

- Мне кажется, что этот мальчик, - печально выговорила Нина, - несмотря на его многолетнее чувство, может и купить, и продать. 

- Я могу подумать? - поинтересовался Сеня.

Перед его мысленным взором мгновенно возникла новая манящая картина. Сочный пейзаж из жирных масляных мазков явил большую виллу, голубой бассейн, высокие пальмы под знойным солнцем…

- Да, вы можете обдумать любые частности.

- А если я решу остаться в Америке?

- Я гарантирую 50 тысяч в год. Срок нашего с вами контракта - 5 лет.

- Я хочу быть уверен, - Сеня замялся, - что вы не обидите Полину...

- У нее будет все, чего она хотела. По рукам?

- Он же молодой, - Лиде очень хотелось, чтобы ситуация в семье подруги каким-то волшебным образом вернулась в прошлую пятницу, когда все еще можно было изменить. - Он может, в конце концов, и подраться за любимую?

- Я не думаю, что они встретятся с Андреем, - Нина села на кровати и нащупала ногами мягкие тапочки, - но, если это произойдет, то уверена, Андрей сможет предложить такого отступного, что никакая молодость не устоит. Да, вот тебе и пятница – тяжелый день. Сплошные пятницы настали, подруга. И ни одного Робинзона на горизонте.

- Давай, споем что-нибудь. Жалостливое, - снова прослезилась Лидия...

- Я согласен, - Сеня протер вспотевшие очки и пожал протянутую руку Андрея. - Над нами дураки, под нами - варвары. 

Полина бессильно опустилась на чемодан и не почувствовала, что прижала к груди колючий кактус. Из спальни послышались нестройные голоса…

“Пускай любовь сто раз обманет,

Пускай не стоит ею дорожить,

Пускай она печалью станет,

Но как на свете без любви прожить?»

 

Использован тест  «Песни о любви» Н. Доризо из кинофильма «Простая история».

  

Июль 2002 года